Никогда не отступай

Тем временем Эмил снял повязки с ран Федора и, прищелкивая языком, осматривал его красные, распухшие руки.

— Если они действительно нападут с востока, — продолжил Эндрю, указывая на карту, — это даст нам большое преимущество. Местность тут почти сплошь лесистая, коннице пробираться по ней трудно. Мы же можем в крайнем случае отступить за Шенандоа. Она почти шестьсот ярдов в ширину и представляет собой прекрасный оборонительный рубеж.

— Но они могут растянуть фронт на несколько миль, а тогда и у нас возникнут проблемы, — возразил Ганс. — Не забывай, Гаарк совсем не то, что эти дикари. Военная техника на их планете обогнала нашу лет на пятьдесят, если не на все сто. И они умеют сражаться в пешем строю в отличие от мерков, которым на Нейпере пришлось продираться через лес с сотней тысяч конников. Пешком они прошли бы это расстояние гораздо быстрее и набросились бы на вас, пока вы еще не заняли оборону на Сангросе. Как-то в разговоре со мной Гаарк очень точно перечислил все ошибки, допущенные мерками.

Эндрю кивнул:

— Ну и что он, по-твоему, предпримет?

— Будет сражаться на два фронта, — ответил Ганс. — Сил у него для этого хватит. У нас есть только один опасный для него пункт — Порт-Линкольн. С этой базы мы за один день можем развернуть наступление вглубь его территории. Нам надо опередить его и захватить Сиань прежде, чем он нападет на нас. Кто первый совершит успешную атаку, тот и выиграет войну.

— То есть ты уверен, что отвод наиболее боеспособных подразделений из Сианя — это блеф?

Ганс кивнул и указал на пространство между восточным берегом Внутреннего моря и западным побережьем Великого:

— Нам известно, что он увеличил численность войск в этом месте, — десяти имевшихся у него уменов недостаточно, чтобы справиться с тремя нашими корпусами. Я думаю, Эндрю, он обойдет нас по морю и высадится милях в ста южнее Порт-Линкольна.

— Но даже если это обманный финт, то Буллфинч со своим флотом заблокировал выход в море перед Сианем.

— Гаарк полагает, что может разбить наш флот.

Эндрю вздохнул и снова принялся разглядывать карту — занятие, которому он предавался последние четыре месяца. Расклад сил был предельно прост. Исход сражения зависел от того, насколько успешно справится каждая из сторон с материальным обеспечением армии. Его собственные базы находились в пятистах милях к западу — ближайшая из них в Риме. Но у бантагов они располагались еще дальше — в тысяче миль восточнее, возле Сианя. Если бы орда захватила Порт-Линкольн, то не оставила бы Эндрю ни малейшего шанса. Бантаги без помех наращивали бы свои силы, пока не достигли бы подавляющего превосходства. В то же время у Эндрю практически не было возможности совершить бросок на восток и захватить Сиань. И даже если бы это им удалось, орда бросила бы на них все свои силы и Армия Республики болталась бы в сотнях миль от своих баз, связанная с внешним миром лишь тонкой ниточкой морских перевозок.

Достаточно ли Гаарк силен, чтобы нанести удар прямо сейчас? Ганс исходил в своих расчетах из двух предпосылок: первая заключалась в том, что отвод бантагских войск — это мистификация, а вторая — что их флот способен без труда разгромить Буллфинча. Однако Эндрю эти предположения представлялись недостаточно обоснованными.

— Теперь мы к тому же вынуждены действовать вслепую, — прошептал Эндрю, оглянувшись на Джека с Федором. Эмил достал медицинскую сумку и обрабатывал руки Федора составом, который он называл антисептиком. — Черт, слетать бы туда еще разик, всего один только раз!

Петраччи услышал его слова и поднял голову.

— Джек, я знаю, ты тут ни при чем. Это не твоя вина, что мы потеряли «Летящее облако».

— Но я не могу не чувствовать себя виноватым.

— Главное — насколько ты уверен в том, что видел.

— Не меньше дюжины составов, — подтвердил Федор. — Все двигались на восток и были загружены под самую завязку.

Эндрю посмотрел на Ганса:

— Пройдет не меньше месяца, прежде чем мы сможем построить новый дирижабль и посмотреть, что там творится.

— А как насчет намеченной встречи с президентом и Конгрессом в Суздале? — спросил Ганс.

Эндрю ответил не сразу. Встреча действительно была запланирована уже давно, но она почти на три дня отвлекла бы его от подготовки к войне. Тем не менее необходимо было увидеться с представителями гражданских властей и утрясти целый ряд вопросов.

— Поедем, как договаривались, — наконец сказал он. — А ты, Пэт, тем временем двигай на восток. Готорн останется здесь за начальника штаба, будет присматривать за южным фронтом. Марк пусть продолжает руководить возведением укреплений и строительством железной дороги на юге. — Эндрю направился к дверям, но задержался и похлопал Джека по плечу. — Чертовски рад, что ты вернулся, парень. Тебе надо съездить на несколько дней домой, отдохнуть. Можешь отправиться завтра утром вместе с нами.

— Сэр, я бы предпочел остаться здесь.

— Тебе тут все равно нечего делать, пока мы не построим новый дирижабль. Отдохни, поработай с Фергюсоном над его проектами; заодно научишь чему-нибудь начинающих пилотов.

Эндрю вышел на крыльцо своего штаба и вдохнул прохладный ночной воздух. Оглядел станцию, служившую главным пунктом обеспечения Порт-Линкольна и всего восточного фронта. На станции разгружались десятки составов — последний прибыл только что, доставив еще одну артиллерийскую батарею и 43-й Римский пехотный полк.

Люди с поезда цепочкой тянулись мимо него в сторону военного городка, построенного на крутом берегу над заливом, не подозревая, что их разглядывает главнокомандующий. Топот сапог, позвякивание оловянных кружек и котелков, приглушенные разговоры, обрывки песен — он столько раз слышал все эти звуки ночного перехода на дорогах под Антьетамом, Геттисбергом, Колд-Харбором, затем на Нейпере, в Риме и, наконец, под Испанией, что они стали лейтмотивом его существования. В сторону складов с грохотом проезжали повозки, до предела нагруженные бочонками с солониной, ящиками с галетами, боеприпасами, солдатской формой и уймой прочих вещей, составлявших неотъемлемую часть повседневной жизни армии.

Эндрю поднял голову и посмотрел на висевшее прямо над ним Большое Колесо. Вид звездного неба уже, наверное, в сотый раз пробудил у него вопрос: которая из мириадов светящихся точек его родина?

Он улыбнулся, вспомнив, как после войны с мерками они с Кэтлин устроили себе каникулы и провели неделю на заброшенной вилле, предоставленной в их распоряжение римским проконсулом Марком. Кроме них двоих, детей и нескольких слуг, на вилле никого не было. По вечерам они поднимались на большой луг, где трава выросла почти до пояса, ложились в нее и, глядя на звезды, пытались найти Солнце, вокруг которого вращалась Земля. Особенно запомнилась Эндрю одна ночь, когда на небе высыпало невероятно много звезд, а Кэтлин шепнула ему, что теперь их дом, их Земля здесь и никуда они отсюда не денутся.

И все же он не мог забыть родной Мэн. Море здесь было пресным, теплым, — совсем не таким, как дома; Эндрю тосковал по восхитительной прохладе осеннего бриза, по пронизывающему зимнему туману, кристальной голубизне летних дней, невыразимо прекрасных. Он, разумеется, не стал бы теперь ничего менять в своей жизни. У него была Кэтлин, были дети и была мечта, достижению которой он отдавал все свои силы, — освободить людей, живших в этом кошмарном мире. Но, глядя на звезды там, наверху, он поневоле думал о том, как было бы хорошо, если бы можно было вернуть прошлое — беззаботные летние ночи в Мэне, юношескую невинность, — и ему хотелось верить, что это осуществимо.

— Вспоминаешь Мэн?

Рядом с ним стоял Ганс, тоже глядевший на небо.

— Как ты угадал?

— Бог его знает. Интуиция. Я чувствую то же самое. Хочется мира, покоя для жены и сына. Помнишь тот луг на берегу пруда к северу от Огасты, на котором мы как-то сделали привал, когда ты был еще совсем зеленым лейтенантиком и впервые повел роту в поход?

Эндрю вздохнул: