Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 64 из 117

— Как минимум 18 метров, Кагер, — предупредил Крендл. — А может, и все 19.

Ему не следовало этого говорить, но он, как водится, не мог удержаться.

— Черт возьми, ты что? Правда туда собрался? Ну и ну!

Лихтель подал мне снайперскую винтовку К-98 и несколько магазинов с патронами — там наверху от моего автомата МП-40 будет мало толку, поскольку с такой высоты никакой прицельный огонь из автомата невозможен. Повесив винтовку на плечо я схватился за холодный металл лестницы. Я спешил, поэтому подошвы сапог то и дело соскальзывали с металла. Надо было торопиться — в любую секунду можно было ожидать русскую пулю в спину.

Одолев метров 10, я совершил ошибку — посмотрел вниз. И дело было не в том, что я боялся высоты, нет, высоты я как раз не боялся. Я понял, что я лишь на полпути. И почему только русские меня до сих пор не сняли? Сосредоточив внимание на конце лестницы, я продолжил путь наверх. С каждой ступенькой подъем становился все тяжелее — руки ныли от холода, а спину оттягивал «Петрике».

Когда я успел забраться метров на 12, в металлические поручни чуть выше меня ударила первая пуля русских. Меня после этого словно сам Господь Бог взял за шиворот и подтащил на самый верх. Я не помню, как оказался наверху, но внезапно понял, что очутился на железном балконе, окружавшем резервуар с водой, и что вот-вот сорвусь вниз.

Сапоги скользили по металлу, и я никак не мог удержать равновесие. Я так быстро взобрался, что даже не обратил внимание на покрывавший металл лед. Тонкие перила, через которые я попытался перегнуться, сгибались под тяжестью тела, и я резко отпрянул назад, рассчитывая, чщмой «Петрике» на спине поможет мне. Помог. После этого я с трудом обрел равновесие и даже смог выпрямиться. Пули врага с визгом рикошетировали от металла впереди и позади.

Лежать навзничь на железной платформе, опоясывавшей резервуар, да еще в холод — не самое лучшее занятие. Хотя сначала мне думалось наоборот. Под ногами была металлическая решетка — снизу я был как на ладони. Я попытался посмотреть через оптический прицел винтовки, но так ничего не увидел. Я не мог определить, откуда летели русские пули. Я специально держал винтовку так, что враг, если он видит меня, мог бы подумать, что я тоже в кого-то целюсь. Другой рукой я поднес к глазам бинокль. И увидел много интересного. Например, русских, засевших на втором этаже одного из зданий внизу, направлявшиеся на восток русские танки и броневики, а с юга — их внушительную пехотную колонну. Оставив в покое винтовку, я включил рацию в режим передачи и передал для батареи 8,8-см орудий точные координаты противника. Мне было приказано выявить в первую очередь наличие и местонахождение тяжелой техники, но пока я мешкал, танки успели скрыться за домами. Я сообщил координаты пехотной колонны, а потом и дома, на втором этаже которого засел неприятель.

Теперь русский снайпер уже вовсю вел огонь по мне, более того, оповестил своих товарищей о моем местонахождении. Так что молниеносно выяснилось, что, дескать, я артиллерийский рекогносцировщик, и по металлической поверхности водонапорной башни весело защелкали пули. Я сразу же понял: если они залпами повредят резервуар, я не успею опомниться, как хлынувшая из него вода перельется через край и смоет меня вниз. Но, невзирая на это, как сумасшедший продолжал сообщать по рации данные обо всех целях.

— Немедленно убирайся оттуда, чертов идиот! Глянув вниз, я разглядел отчаянно махавшего мне шарфюрера.

— Я тебе сказал — сию минуту спускайся! Ты что, оглох?

Это уже походило на приказ. Но я предпочел его не расслышать. Но в конце концов все же спустился с башни, наверняка установив мировой рекорд по спуску с такого рода сооружений.

— Мы вместе с пехотным взводом идем сейчас на восток, — оповестил меня Лихтель, забирая у меня снайперскую винтовку и возвращая мне мой МР-40.

— Ну, как оттуда видок? — поинтересовался Крендл.

— Пошел в задницу.

Шарфюрер сообщил нашему и пехотному взводу о готовящейся атаке. Сам он решил отправиться не с нами, а с другим взводом. И решил пополнить мой взвод, передав под мое командование четверых бойцов. Они должны были заменить выбывших, включая Штотца, который, оказывается, скончался от потери крови, пока я лазил на водонапорную башню. Таким образом, оба взвода сравнялись по численности.





Я принял в состав 2-го взвода Рудольфа Дальке, Эдмунда Пфингстага, Ганса Райгера и Йозефа Фендта. Откровенно говоря, я не горел желанием брать этих новичков к себе, но изо всех сил старался изобразить радушие. Я предпочел бы вместо них Брюкнера, Бизеля и Штотца.

Мы стали продвигаться на восток, и гул канонады становился все отчетливее. Мы снова оказались на той самой площади, где мы устроили кровавую баню, расстреляв русских раненых. Судя по количеству тел погибших солдат вермахта, после нашего отбытия там вновь было жарко. Шарфюрер вместе с другим взводом повернул на север, а мы продолжили путь на восток.

Русская артиллерия обрушилась на нас, когда мы миновали городскую площадь с разрушенным фонтаном в центре. Дальке тут же крикнул:

— 10—12 человек лечь на землю! Трое в окно слева! Райгер и Фендт тут же разрядили автоматы в окно,

остальные, разбившись на две группы, укрылись за фонтаном, открыли огонь по русским, засевшим за кучами битого кирпича и штукатурки. Пфингстаг как угорелый промчался мимо к другой куче обломков, паля на ходу во все стороны. Дальке тоже метнулся за обломки, и в этот момент у них двоих опустели автоматные рожки.

— Все чисто! — чуть ли не в один голос крикнули они нам.

К ним подбежали Райгер и Фендт. Молча все четверо уставились на убитых русских, так и оставшихся лежать в устроенном ими на скорую руку из обломков стен бункере.

Старые бойцы 2-го взвода, включая меня, недоуменно и не без зависти переглянулись.

— Как ловко они все обстряпали! — воскликнул Крендл. Я не мог понять, как. За все девять месяцев пребывания

в России мне ни разу не приходилось видеть, чтобы четверо пехотинцев молниеносно и без потерь разделались с превосходящей по численностью группой врага, вдобавок действовавшей из укрытия. Лихтель украдкой многозначительно постучал пальцами по петлицам. Ах, вот оно что! А я — то и не заметил! Оказывается, Райгер, Фендт, Дальке и Пфингстаг прибыли к нам из «Мёртвой головы».

Прежде чем новички опомнились, я приказал продвигаться дальше. Не хотелось мне выслушивать их, и, чтобы заткнуть им рот, я тут же озадачил их.

Стало темнеть, и почти одновременно пошел снег. Мы соединились с 5-м пехотным полком СС, успевшим овладеть несколькими временными укрытиями русских и превращенными в руины зданиями. На выдвинутом вперед командном пункте было относительно спокойно. Среди 150 бойцов мы с радостью обнаружили оберштурмфюрера Дитца. Он сообщил, что русские засели в нескольких таких же временных укрытиях и развалинах зданий примерно в 20 метрах от нас. Ни они, ни мы пока что огня не открывали, потому пополняли иссякший боекомплект. Подкрепившись мороженым хлебом, который запивали чаем из растопленного прямо во фляжках на разведенных тут же кострах снега. Мне вместо моей простреленной на башне фляжки вручили другую, изъятую у кого-то из погибших.

Дитц горевал по поводу гибели наших товарищей и заверил меня, что четверо новичков так и останутся в составе моего взвода. Я тут же про себя решил отбросить прежнюю неприязнь к вновь прибывшим. Мужество, проявленное бесстрашной четверкой в бою, давало все основания гордиться Райгером, Фендтом, Дальке и Пфингстагом.

Рудольф Дальке до войны изучал биологию в университете Ландсберга, потом вступил в ваффен-СС. Этот солдат был мастером по части всевозможных фокусов с картами и мелкими предметами, заставляя их то незаметно исчезать, то так же незаметно появляться. Ему было 22 года, и он казался нам, 18—19-летним, чуть ли не стариком.

Эдмунд Пфингстаг был родом из Клоппенбурга, где он несколько лет проработал на овцеводческой ферме, принадлежащей его отцу. Эдмунд был человеком сообразительным и образованным, ничуть не менее Дальке. Эдмунд черпал познания из книг. Он был активным членом НСДАП еще в годы ее становления и самым старшим во взводе — ему исполнилось 26 лет. Пфингстаг был женат, имел троих детей. Из-за его возраста за ним закрепилась кличка «Папаша».