Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 15 из 119

— Насколько я могу предположить, — сказал Дитрих, — он не был привязан к своему отцу.

Манфред фыркнул:

— Или же привязь была необычайно длинной. Когда французская кавалерия пошла в атаку на английские длинные луки, Карл Люксембургский поскакал в другую сторону.

— Тогда он либо умный человек, либо трус.

— Умные люди часто ими бывают. — Губы властителя Хохвальда дрогнули. — Это все чтение, Дитрих. Оно уводит человека из этого мира и заточает в его собственной голове, а там нет ничего, кроме фантомов. Я слышал, Карл ученый человек — грех, которому Людвиг никогда не был подвержен.

Дитрих не ответил. Кайзеры, как и папы, один на другого не походили. Он задался мыслью, что станет ныне с теми францисканцами, которые бежали в Мюнхен.

Манфред поднялся, подошел к стрельчатому окну и выглянул наружу. Дитрих смотрел, как он лениво проводит рукой по неровностям подоконника. Вечернее солнце омывало лицо хозяина замка, придавая его коже рыжеватый оттенок. После долгого молчания Манфред сказал:

— Ты не спрашиваешь, что два года удерживало меня от возвращения домой.

— Я предполагал, что у вас были затруднения, — сказал осторожно Дитрих.

— Ты предполагал, что я мертв. — Манфред отвернулся от окна. — Законное предположение, если подумать, как густо устлан мертвецами путь сюда из Пикардии. Близится ночь, — добавил он, кивая на небо в окне. — Тебе потребуется факел, чтобы благополучно вернуться.

Дитрих ничего не ответил, и после еще одной паузы Манфред продолжил:

— Французское королевство в хаосе. Король ранен, его брат убит. Граф Фландрский, герцог Лотарингский, король Мальорки… и глупый король Богемии, как я уже сказал… Все мертвы. Генеральные Штаты собрались и изрядно выбранили Филиппа за оставленное поле битвы — и четыре тысячи рыцарей на нем. Они, конечно, вотировали ему новые суммы, но на пятнадцать денье ныне не купишь то, для чего когда-то было достаточно трех. Наше возвращение было нелегким делом. Рыцари продавали свои меч всякому, кто был готов нанять их. Это было… искушением — отбросить всю ответственность и захватить столько, сколько можно взять по праву сильного. Когда принцы бегут с поля битвы, рыцари превращаются в ландскнехтов, а бароны грабят паломников, — какую цену имеет честь?

— Все большую, учитывая то, какой редкостью она стала. Манфред горько засмеялся, затем вернулся к наблюдению за закатом.

— В июне до Парижа добралась чума, — сказал он тихо. Дитрих вскочил:

— Чума!

— Да. — Манфред скрестил руки на груди и, казалось, стал меньше ростом. — Говорят, полгорода лежало мертвых, и я полагаю, что так оно и было. Мы видели… вещи, которые не должно видеть никому. Тела, брошенные гнить на улице. Путники, которым отказывали в приюте. Бегство епископов и властителей, предоставивших Парижу самому заботиться о себе. И колокола церквей, звонящие по покойнику за покойником, пока городской совет не повелел им замолчать. Худшее, я думаю, дети — брошенные родителями, умирающие в одиночестве и ничего не понимающие.

Дитрих трижды перекрестился:

— Бог милостивый сжалится над ними. Выходит, все так же, как в Италии? Замуровывали ли они семьи в домах, как Висконти в Милане? Нет? Тогда какая-то толика милосердия сохранилась.

— Да. Мне рассказывали о сестрах в госпитале, остававшихся на своем посту. Едва они умирали, как их место занимали другие.

— Чудо!

Манфред хмыкнул:

— У тебя своеобразный вкус к чудесам, мой друг. Англичанам в Бордо пришлось не легче. А в мае чума достигла Авиньона, хотя худшее уже было позади, когда мы проезжали мимо. Не беспокойся, Дитрих. Твой папа римский уцелел. Лекари-евреи купали его между двух костров, и у него не было даже насморка. — Манфред помедлил. — Я встретил там храброго человека. Возможно, самого храброго из тех, кого я знал. Ги де Шолиак.[64] Ты знаком с ним?

— Только со слов других. Говорят, он величайший врач в христианском мире.

— Это возможно. Он огромный человек с руками крестьянина и неторопливой, взвешенной манерой изъясняться. Я не признал бы в нем доктора, встреть я его среди полей. После того как Климент оставил город, чтобы переехать в свой загородный дом, де Шолиак остался — «чтобы избежать позора», как он мне сказал, хотя в бегстве перед таким врагом нет ничего постыдного. Он сам заразился чумой. И все время, что он пролежал в постели, мучимый горячкой и болью, он описывал симптомы своей болезни и лечил себя сам различными методами. Он все записал, чтобы всякий, кто придет ему на смену, знал о течении болезни. Он вскрывал свои гнойники и записывал последствия. Он был… Он был подобен рыцарю, который остается на ногах перед противником, какие бы раны ни получил. Хотел бы я, чтобы со мной в бою было хотя бы полдюжины людей с такой отвагой.

— Значит, де Шолиак умер?

— Нет, он выжил, хвала Господу, хотя и сложно сказать, какое лекарство спасло его, — если вообще что-нибудь иное, чем прихоть Божья.



Дитрих не мог понять, как болезнь способна покрывать такие расстояния. Чума случалась и прежде — за стенами городов или замков, среди осаждающих армий, — но никогда со времен Евсевия Памфила[65] она не поглощала целые нации. Казалось, чье-то невидимое, зловещее творение бродило по земле. Но дело было в дурном воздухе, в чем соглашались все доктора. Mat odeur, или ядовитые испарения, с французского.

Парад планет спровоцировал толчки глубоко под землей в Италии, и из бездны вырвалось большое количество смертоносного, ядовитого воздуха, который ветры затем переносили с места на место. Народ в городах пытался разогнать его громким шумом, колокольным звоном церквей и тому подобным, но безуспешно. Путешественники отмечали его распространение по итальянскому полуострову и по побережью до Марселя. Теперь он достиг Авиньона, а также Парижа и Бордо.

— Она обошла нас стороной! Чума ушла на запад и на север. — Дитрих осознал постыдную радость. Он радовался не тому, что пострадал Париж, а тому, что уберегся Оберхохвальд.

Манфред бросил на него суровый взгляд:

— Значит, она не проявилась среди швейцарцев? Макс сказал, что нет, но из Италии туда ведет не одна дорога, с той поры, как они навели мост через Сен-Готард. В пути нас терзала мысль, что мы найдем всех вас мертвыми. Мы видели такое на пути к Авиньону.

— Возможно, мы слишком высоко, чтобы ядовитые испарения достигни нас, — предположил Дитрих.

Манфред уничижительно махнул рукой:

— Я всего лишь простой рыцарь и оставляю такие понятия, как ядовитые испарения, ученым. Но во Франции я разговаривал с рыцарем св. Иоанна, недавно прибывшим с Родоса, и он сказал мне, что чума пришла из Катая, и говорят, что мертвые там лежат без счета. Она поразила Александрию, сказал он мне, и его братство поначалу сочло это божественным приговором сарацинам.

— У Господа нет такой ничтожной цели, — сказал Дитрих, — опустошить христианский мир, покарав одновременно и неверных.

— Они сжигают евреев за это повсюду от самого северного побережья Средиземного моря, за исключением Авиньона, где твой папа защищает их.

— Евреев? Это нелепо. Евреи тоже умирают от чумы.

— Так сказал и Климент. У меня есть копия его буллы, которую я получил в Авиньоне. И все же евреи путешествуют по всей Европе, так же, как и чума. Говорят, что каббалисты среди них отравляют колодцы, так что, возможно, добрым евреям самим ничего об этом не известно.

Дитрих отрицательно покачал головой:

— Это дурной воздух, а не вода. Манфред пожал плечами:

— Де Шолиак сказал то же самое; он писал, что чуму разносят крысы.

— Крысы! — Дитрих замотал головой. — Нет, этого не может быть. Крысы были всегда, а эта чума — вещь новая на земле.

— Возможно, — сказал Манфред. — Но в минувшем мае король Педро[66] подавил погром в Барселоне. Я имел известия от самого дона Педро, который прибыл на север искать славы во Франции. Каталонцы сорвались с цепи, однако городская милиция защитила еврейский квартал. Королева Джованна[67] пыталась сделать то же самое в Провансе, но народ восстал и изгнал неаполитанцев. И в прошлом месяце граф Генрих повелел заключить всех евреев под арест в Дофине. Чтобы защитить их от толпы, я полагаю; но Генрих трус, и чернь может прогнать и его. — Манфред сжал правую руку в кулак. — Как видишь, не такая простая вещь, как война, удерживала меня в далеких краях эти два года.

64

Ги де Шолиак (ок. 1300–1368) — французский врач, один из крупнейших хирургов Средневековья. С 1342 г. придворный врач римских пап в Авиньоне — Климента VI, Иннокентия VI и Урбана V. Создал компилятивный труд «Большая хирургия» (1363), многочисленные переводы и издания которого на протяжении трех столетий служили учебным пособием для европейских хирургов. Ввел в практику ряд хирургических инструментов. В трактате о чуме Дал классическое описание этой болезни (эпидемия Черной смерти в 1348 г.).

65

Евсевий Кесарийский, Памфил (ок. 265 — ок. 340) — епископ, греческий писатель, первый историк Церкви, сочинения которого сохранились до нашего времени.

66

Педро /V Церемонный (Жестокий), король Арагона, правивший в 1336–1387 гг.

67

Джованна / (1328 — 12 мая 1382), рожденная Иоанна Анжуйская — королева Неаполя, графиня Прованская и номинальная королева Иерусалима и Сицилии в 1343–1382 гг.