Адепт

— Ну да, в том числе, — кивнул Дэвид. — Хотя меня больше волнуют авиаперелеты. Такое впечатление, что воздушный транспорт становится все ненадежней, а самолеты летают все реже.

— Еще бы, из-за этих чертовых военных действий!

Банджо повысил голос, и Элен взглянула в его сторону.

— На самом деле все не так уж плохо, — пожал плечами Дэвид. — В конце концов, мне не обязательно лететь на Ближний Восток. Я еще не решил.

— Знаешь, что я об этом думаю? — спросил Банджо, наклонившись к Дэвиду и взглянув ему в глаза. — Тебе так надоела твоя никчемная работа, что ты с радостью дашь себя убить, лишь бы немного встряхнуться. И так всегда было с этой чертовой войной. — Он добавил: — В колледже это еще имело смысл. Девочкам нравились крутые ребята, а пацаны завидовали тем, кто понюхал пороху. Но тебе и сейчас неймется. Уверен, для тебя проломить кому-нибудь башку — или дать проломить себе башку, что на самом деле одно и то же, — это единственная возможность выпустить пар, а заодно почувствовать себя чуть-чуть живее.

Дэвид ничего не ответил, и Банджо продолжил:

— Есть куча вещей, которые можно делать вместо этого. — Он задумчиво постучал пальцем по губам. — Скажем, отправиться путешествовать, но только ради развлечения. Заняться серфингом, обойти пешком Таиланд, пересечь на колесах всю Австралию. Я бы тоже с тобой поехал. Но что может быть глупей, чем сложить свои кости в каком-нибудь глухом местечке, название которого ты даже не сможешь выговорить? Я уже насмотрелся подобной дряни в вечерних «Новостях». Вполне достаточно, чтобы держаться от нее подальше.

Наступило молчание.

Потом Дэвид сказал:

— Послушай, Банджо…

Но Банджо перебил:

— Ладно-ладно. Извини. Наверно, я преувеличиваю. Просто захотелось выговориться. — Он спокойно отпил из кружки и тихо добавил: — Мне кажется, люди делают уйму глупостей в жизни, чтобы как-то отыграться за то, что с ними происходит на работе. Никто из нас не создан для того, чтобы торчать целый день в конторе…

Голос Банджо снова начал набирать силу. Дэвид успел вставить:

— Я работаю не в конторе.

— …и составлять квартальные отчеты для какого-нибудь жирного болвана по фамилии Прендергаст, — закончил Банджо.

— Кстати, я действительно знаю одного парня…

Дэвид замолчал, увидев, что его приятель не намерен останавливаться.

— Человеческая душа скорей пластична, чем эластична, — с пафосом объявил он, отхлебнув большой глоток пива. Его взгляд устремился куда-то вдаль. — Если ее сжать и отпустить, она вернется в прежнюю форму, но уже с отпечатком чьей-то грязной лапы. И каждый раз, когда ты пытаешься изменить себя и приспособиться к обстоятельствам, в душе появляется новая вмятина. Работа, школа, начальство — все оставляет след. Получая место в фирме, ты притворяешься перспективным новичком с большим потенциалом. Тебе приходится изо всех сил делать вид, что ты без ума от какого-нибудь производимого ими дерьма. И если удается их одурачить, они приглашают тебя к себе — раз уж ты достаточно съежился, чтобы пролезть в игольное ушко. — В глазах Банджо появился нездоровый блеск. — И вот ты в деле. Но расслабляться нельзя, потому что стоит вернуться в прежнюю форму, как тебя тут же вышвырнут обратно. На тебя надет корсет, ты не можешь вдохнуть полной грудью, иначе сразу попадешь под подозрение. Мигом станешь чужаком, не таким, как все. И тогда тебе скажут, что ситуация развивается не совсем так, как они рассчитывали. Поэтому надо подстраиваться под окружающих, держать себя в рамках, обманывать их всех — и ты получишь свое место у кормушки.

— Успокойся, — сказал Дэвид, но Банджо разошелся не на шутку.

— Конечно, все это время ты тешишь себя мыслью, что в любой момент можешь снять ярмо и обрести прежнюю свободу. Мол, настоящий «я» сижу где-то внутри, дергаю за все рычажки — хитрый черт, великий фокусник, — а все пляшут под мою дудку. На самом деле ничего подобного. — Банджо с грустью покачал головой. — Никто не может притворяться много лет подряд. Если заниматься этим слишком долго, маска прирастает к телу. Это уже не твоя личина, это ты сам.

Дэвид понял, что Банджо уже порядочно набрался и его, как обычно, понесло, но все равно внимательно слушал приятеля, слова которого почти попадали в цель.

— Самое скверное, Дэвид, что тебе всегда приходится нагибаться, чтобы куда-нибудь войти. Все могло быть по-другому, если бы ты просто расправил плечи. Но ты сжимаешься и гнешь спину, чтобы не отличаться от серой массы и походить на окружающих тебя пигмеев. Хотя достаточно одного движения, чтобы расшвырять их в стороны. — Он перевел дух. — А может быть, и недостаточно. Может, уже слишком поздно. И следующие сорок лет ты проведешь, согнувшись пополам и радуясь втихомолку, что так здорово всех надул.

Банджо опустил глаза к кружке. Его энтузиазм иссяк, и он погрузился в меланхолию.

— Господи, как мы унижаемся, как уродуем себя каждый день! Нас даже просить не надо. Мы рады стараться. А если в награду нам предложат какое-нибудь роскошное авто с CD-плеером, каждый готов запродать себя с потрохами. И мы из последних сил выдавливаем улыбку, надеясь, что на исходе дня, когда все будет кончено, кто-нибудь вручит нам меч и с улыбкой скажет: «Ты хорошо справился, сынок».

Банджо окончательно выдохся и допил пиво.

— Господи Иисусе, Банджо! Я теперь всю ночь не усну, — почти со страхом проговорил Дэвид.

Наступила длинная пауза. Банджо понемногу оттаял, и его лицо смягчилось.

Через минуту он уже снова улыбался.

— Знаешь что? — спросил он. — Лучшее средство от бессонницы — хорошая выпивка. Ступай к стойке и возьми себе что-нибудь покрепче. А я на минутку отлучусь.

Банджо с трудом поднялся на ноги и направился в сторону уборной. По пути он что-то бормотал себе под нос, но Дэвид разобрал только два слова: «для страховки».

Дэвид заказал своему другу пинту бочкового сидра, которым славился этот бар. Посмотрев на свою кружку, он обнаружил, что она пуста только на треть. Элен уловила его

взгляд.

— Давай дополню ее доверху. Так будет гораздо аппетитней, верно, красавчик?

— Идет, — кивнул Дэвид и добавил: — Ты правда назвала меня красавчиком?

Элен подмигнула.

— Я сегодня в настроении, — усмехнулась она.

Когда Дэвид вернулся к столику с выпивкой, Банджо уже сидел на месте.

— Элен классная девушка, правда? — сказал Дэвид.

— Чистейший бриллиант. До смерти мужа она работала школьной учительницей. — Банджо покосился в сторону стойки. — Но ты на нее губы не раскатывай.

Дэвид отхлебнул из кружки.

— Насчет того, что ты говорил, — произнес он и поднял руку, останавливая возражения Банджо. — Скажу честно: я вовсе не хочу, чтобы меня убили, но в главном ты прав — мне скучно. Наверно, иначе я не стал бы заниматься тем, чем занимаюсь. — Он прочистил горло. — Пойми одно — я хорошо умею делать вещи, за которые мне отлично платят. И по большей части получаю от этого удовольствие. Я знаю, что это не настоящий «я». Но если бы я знал, кто я такой по-настоящему, меня бы здесь уже не было.

Банджо попытался возразить, но Дэвид снова вскинул руку.

— Нет, дай мне договорить. Я тебя внимательно выслушал и согласен почти со всем, что ты сказал. Спасибо, что пытаешься обо мне заботиться, хотя, видит Бог, это неблагодарное занятие. — Банджо серьезно кивнул. — Короче, мне пришла в голову одна идея: я даю тебе слово, что, начиная с сегодняшнего дня, целый год буду заниматься чем-то другим. Не важно, понравится мне это или нет, но я попробую себя на новом поприще.

Он откинулся на стул и взглянул на Банджо, который созерцал его с задумчивым видом.

Дэвид добавил:

— И раз уж ты хочешь отговорить меня от моей прибыльной работы, должен напомнить: за все карри, что мы съели с тысяча девятьсот девяносто пятого года, платил я.

Банджо, пропустив мимо ушей замечание о карри, понимающе кивнул и похлопал Дэвида по плечу.

— Вот и отлично, дружище. Прекрасно. И прости, если я тебя чем-нибудь задел.