Страница 74 из 119
Чтобы не попасть ненароком в пессимисты или в маловеры, Лозовский в заключительной части статьи божится изо всех сил, что китайская революция победит, непременно победит, ибо «никакие в мире силы не смогут теперь увековечить старые отношения, никакие силы в мире не смогут приостановить или отодвинуть новый подъем...» и т. д. и т. п. В оптимистической водице и на сей раз недостатка нет.
Но каковы все-таки перспективы восстания Е Тина и Хэ Луна? Должны ли китайские рабочие и крестьяне поддерживать это движение? Как? Под каким лозунгом? На этот счет Лозовский молчит. Каковы задачи китайской компартии в связи с новым этапом китайской революции? Как ставится для китайской компартии вопрос о власти? И на этот счет не слышим ни слова.
Нужно ли строить рабочие и крестьянские Советы? Нужно ли ставить себе задачей низвержение власти правого и левого Гоминьдана? Нужно ли выдвинуть лозунг «вся власть Советам»? Обо всем этом Лозовский молчит. Эти вопросы для него не существуют. Он, слава богу, не пессимист, он верит в китайскую революцию и поэтому не обязан размышлять об условиях ее действительной победы.
9. Правда, в связи с движением Хэ Луна и Е Тина к Кантону Лозовский пишет: «Если возникнет новое государственное об разование уже другого типа, чем раньше, если в Кантоне возникнет рабоче-крестьянское правительство, то это, конечно, явится угрозой бытию уханьско-нанкинской контрреволюции». Однако эти слова не столько выясняют вопрос, сколько затемняют его. Что это за «государственное образование другого типа»? Не власть ли Советов? Почему же такое преднамеренное косноязычие? Неужели формула советской власти в Китае как оппозиционная изъята из обращения? И каким образом возникнет «новое государственное образование», если мы не поставим себе задачей его создать? Что скрывается под этим выжидательным объективизмом? Ничего, кроме «исторической потребности» запутавшихся людей схоронить концы в воду. Если «возникнет» — усыновим; а если «не возникнет» — пройдем мимо. При такой политике могут, однако, «возникнуть» только новые поражения.
10. В кинематографической смене событий Лозовский заметил, к счастью, две устойчивые точки опоры: вдову Сунь Ят-сена и «левого» гоминьдановца Тан Енкая[294]. Их «заявления» преисполняют Лозовского новой бодрости. Он так и пишет: «Заявления вдовы Сунь Ятсена и Тан Енкая отмечают не только личные переживания (!) этих двух видных членов левого Гоминьдана, но и историческую потребность (!!) для китайской революции в якобинской мелкобуржуазной партии».
Почему-то здесь обойден Евгений Чен[295], который прибыл с дочерьми в Москву и критикует в наших газетах руководство правого и левого Гоминьдана. Его «заявления» тоже, очевидно, отражают «историческую потребность» известной части китайской буржуазии — попытаться снова встать во главе рабочих и крестьян для того, чтобы снова разгромить их. Наши газеты печатают откровения Евгения Чена без слова критики. А Лозовский на вдове Сунь Ятсена строит целую историческую философию. «Своеобразие» китайской революции — неразменный рубль наших горе-теоретиков — требует, видите ли, якобинской мелкобуржуазной партии. Почему такое? От Ленина мы когда-то слышали, что якобинец, связавший себя с рабочим движением, и есть социал-демократ, или по-нынешнему, коммунист. Эта передвижечка обусловлена падением исторической роли мелкой буржуазии и гигантским ростом исторического значения пролетариата. Роль якобинцев в нашей партии, как может быть слышал Лозовский, выполняли и выполняют большевики. Не думает ли Лозовский, что слова о якобинцах следовало бы применить к китайской компартии, а не к почтенной вдове Сунь Ятсена и к левому Тан Енкаю?
11. Первый манифест нашей партии (1898 г.)[296] говорит о том, что чем дальше на Восток, тем подлее становится буржуазия. Опроверг ли Китай это положение? Нет, не опроверг. Китайская буржуазия эксплуатирует угнетенное положение Китая для наиболее изощренного, наиболее подлого закабаления рабочих и крестьян. Китайская буржуазия обворовывает внешнюю механику большевизма (ЦК, ЦКК, Политбюро и пр.), для того чтобы — одновременно — тем циничнее пользоваться деньгами, опытом и оружием иностранного империализма против своих рабочих и крестьян. По той же самой причине китайская керенщина (ванцзинвеевщина) оказалась еще более растленной, чем наша.
Но отсюда же вытекает, что на плечи китайской компартии ложатся задачи еше более гигантские, чем те, разрешить которые оказалась призвана наша партия. Китайская компартия должна понять стоящие перед нею задачи в духе большевистского якобинизма. Она должна понять, что революционному движению в Китае нет другого пути, кроме перехода власти к Советам рабочих и крестьян. Руководить же этим переходом, а, следовательно, и взять власть в свои руки может только китайская компартия. Обо всем этом ни слова в статье Лозовского.
12. Мы слышали от него, что восстановление единства Гоминьдана означает создание единого фронта всей буржуазии против рабоче-крестьянского движения. Это правда, это бесспорно. Теперь это видно и слепцу. Никакого рабоче-крестьянского Гоминьдана нет. Всякое подлинно революционное движение заранее объявляется теперь в Китае большевизмом или коммунизмом — и друзьями и врагами. В этих условиях Лозовский не испытывает никакой другой «исторической потребности» как превращать вдову Сунь Ятсена в родоначальницу якобинской партии. В этом — ей-же-ей — нет никакого своеобразия. Когда-то Мартынов — пуще всего боявшийся завоевания власти (к уже завоеванной власти Мартынов получил вкус) — ловил за ноги народных учителей, земский третий элемент и пр., чтобы превратить их в якобинскую партию, за которой могла бы тянуться социал-демократия. Ничего у Мартынова не вышло. Ничего не выйдет и у Лозовского.
13. Лозовский и сам признает, что никакого революционного Гоминьдана нет. «Значит ли это, — возражает он, однако, — что мы должны были бы высказаться против оформления (?) революционного Гоминьдана и на основании опыта последнего времени отказаться от всякой поддержки этого (?) нового Гоминьдана. Ни в коем случае». Здесь ключ к позиции. Лозовский за то, чтобы вдова Сунь Ятсена, левый Тан Енкай и оказавшийся в левых Евгений Чен «оформили» революционный Гоминьдан с благословения Москвы и Коминтерна и при их поддержке. Лозовский обещает не отказываться от поддержки «этого» революционного Гоминьдана. Во всем этом гениальном историческом построении реально только одно — неукротимая «историческая потребность» самого Лозовского держаться за хвост буржуазной тетеньки.
14. На этом пути тов. Лозовский, чего доброго, доберется до демократической диктатуры пролетариата и крестьянства. Коммунистическая партия получит указание войти в новый Гоминьдан, возглавляемый вдовой Сунь Ятсена и другими «видными» деятелями, которые именно для этого понадобились Лозовскому до зареза. Компартии будет приказано не пугать вдову Сунь Ятсена чрезмерной «левизной». Сделано это будет в достаточно двусмысленных выражениях, чтобы Бухарин мог от собственной директивы в любой момент отречься. Словом, будет снова сделано все, чтобы спутать китайских коммунистов окончательно.
15. После произведенной Лозовским рекогносцировки лозунг демократической диктатуры пролетариата и крестьянства выдвинет — надо полагать — и Сталин. Он не склонен, как известно, перепрыгивать через ступени, что свойственно оппозиции. Сталин — реалист. А реализм, как известно, состоит в том, чтобы не видеть дальше своего носа. Вот когда Чан Кайши прибрал, при нашей помощи, к рукам своим всю власть и разгромил рабочих, тогда и для Сталина стало ясно: Чан Кайши — контрреволюционер. А кто об этом говорил раньше, за месяцы или хотя бы только за пять дней до переворота, тот перепрыгивал через ступени. То же и с Фен Юйсяном. То же и с Уханью. То же, в частности, с Ван Цзинвеем. Теперь Сталин может еще раз повторить старый опыт — под обновленным лозунгом «демократической диктатуры пролетариата и крестьянства», строго, однако, наказав китайской компартии не перепрыгивать через новую ступень в виде вдовы Сунь Ятсена. И все это будет делаться именем большевизма — при содействии Лозовского в качестве теоретического советника по вопросам революции.