Страница 52 из 71
— Где ты так здорово загорел, Кряж?
— Во дворе. Помогал маме развешивать белье и вообще по хозяйству. Разумеется, в трусиках.
— В шортах?
— Называй как хочешь. Во всяком случае, барышня Лапицка сказала нашему дворнику, что она пожалуется на него куда следует, если он будет разрешать мужчинам разгуливать по двору в нижних штанах. После этого мама сразу купила мне настоящие шорты. Те, что я привез. Слушай, Дюла, а никак нельзя покататься сейчас на лодке?
— Грести ты умеешь?
— Разумеется. Когда мы катались на пруду в Городском парке, я всегда греб.
— О, это совсем другое дело, Кряж!
— Почему другое? Лодка остается лодкой. Знай себе работай веслом — и порядок!
— Ну ладно.
— Не бойся, Плотовщик, если я буду грести…
Они отвязали тяжелую лодку. Дюла оттолкнул ее от берега, и Кряж ударил веслом по воде. Кряж был очень сильным парнем и действительно хорошо греб. Лодка заскользила по воде; корма у нее низко осела, а нос задрался кверху, как бы желая сказать: «Ну и ну! Вот это был толчок!»
И лодка медленно начала поворачиваться, словно намереваясь оглянуться назад.
Тогда Кряж опустил весло в воду с другой стороны, и лодка преспокойно повернулась назад, к берегу.
— Что за чертовщина творится с этой лодкой?
— Давай поменяемся местами, Кряж. Тут нужен навык.
А лодка тем временем уже уткнулась носом в берег. Пришлось снова оттолкнуть ее. Теперь весло взял Дюла. Он чувствовал, что вот сейчас, сейчас он точно копирует Матулу. Весло работало почти беззвучно, и лодка, эта нескладная посудина, буквально побежала по воде, как водомерка. Кряж от восхищения облизнулся.
— Плотовщик! Но это же великолепно! Я расскажу об этом ребятам. Ты же настоящий плотовщик!
А Дюле казалось, будто послушная его веслу лодка плывет прямо навстречу пылающему диску восходящего солнца. И ведь все это было действительностью, которой предшествовала суровая школа, преподанная ему воспитателем и наставником Матулой, предшествовали стертые ладони, натруженные мышцы, преодоление бессознательного зазнайства и, наконец, ощущение стыда от сознания того, что ты не умеешь грести. И — вот удивительно! — ему вспомнился Кендел, математика, и он подумал, что после определенной практики и усилий, пожалуй, можно будет так же ровно и гладко плыть по морю цифр, купаясь в славе отличных отметок.
Кряж почувствовал торжественность момента и, преисполненный любовью и восхищением, недвижно сидел на скамье, на которой имела обыкновение нежиться на солнце лягушка.
— Сейчас повернем назад, — сказал Плотовщик, — не то дядя Герге нас хватится.
— Смотри, какие-то маленькие черные птицы, — проговорил Кряж, в то время как Дюла греб к берегу.
— Лысухи. Их было три, но одну из них сцапал коршун.
Птицы переплыли на другой берег, а там смело вышли из воды и стали что-то клевать в траве. «Пили-пили… пили-пили… Мы только здесь будем…»
— Мне мама сунула десять форинтов, и, честное слово, я не пожалел бы отдать их за то, чтобы погладить этих птах, — прошептал Кряж.
«Пили-пили… пили-пили… А мы не боимся! Совсем нет!» Дюла снова начал грести, и маленькие лысухи остались позади.
— Я не кровожадный, но этого коршуна тебе и впрямь следовало бы подстрелить. Это точно, что он сцапал птичку?
— Мы сами видели. — Плотовщик задумался, рассказать ли о своей ошибке. — И я один раз стрелял в него, но он был далеко.
И в тот же момент весло сильно черпнуло — какой-то внутренний голос сказал Дюле:
«Плотовщик, и чего ты врешь? Ведь коршун тебе только что на нос не сел, а ты растерялся, из-за того что заверещала катушка. Такова истина, и она куда интереснее твоих уверток… Ничего не приукрашивай, Плотовщик. А ведь ты солгал!»
— Я сказал неправду, — немного погодя произнес Плотовщик и проглотил слюну. — Дело не в том, что коршун был далеко, но когда я вскинул ружье, то увидел, что у меня клюет. Вот и опоздал: в результате по коршуну промазал и рыбы не поймал.
Лодка легко заскользила меж камышей и ткнулась в берег. Утро было уже в полном разгаре. Перед хижиной горел костер, и Матула поджаривал хлеб.
— Дядя Герге, — восторженно заговорил Кряж, — а мы видели маленьких лысух. Вот прелесть-то! Прямо съесть хочется.
— Многие не любят их, хотя мясо у них довольно вкусное… — кивнул старик.
— Я не то имел в виду, — смущенно возразил мальчик. — Просто они такие милые, симпатичные. Я готов лучше вообще не есть больше мяса. Они, эти птахи, такие славные.
— Конечно, славные. Но на противне они выглядят совсем по-другому. Да к тому же о них тогда совсем уже и не думаешь так.
— Возможно… — задумчиво ответил Кряж. — А вот грести я не умею.
— Вы катались на лодке?
— Да. Дюла гребет, как заправский моряк.
Матула перевернул подрумянившиеся ломти хлеба и улыбнулся в усы.
— Неделю назад я греб точно так же, как и ты, — проговорил Дюла. — Меня научил дядя Герге. Что у нас на завтрак, дядя Герге?
— Увидите.
Плотовщик с явным неудовольствием пошел за тарелками. Конечно, это опять был лишний вопрос. Но вскоре остатки жирной, застывшей, как заливное, ухи подняли у него настроение. Кряж тоже уписывал за обе щеки, только посапывал.
— Очень вкусная эта… э-ээ…
— Добрая пища, что верно, то верно. Не хочешь ли к ней, — спросил Матула, переходя на «ты», — немножко злого зеленого перца?
— Ну конечно, с удовольствием! — тотчас же ответил Кряж.
А Дюла улыбнулся про себя: «Пусть и Кряж узнает, что означает у Матулы «злой». Мне ведь тоже приходилось всему учиться».
— Сегодня у меня есть дела, Дюла, и я вернусь только после обеда. Можете покататься на лодке, поплескаться в озере. А то, пожалуй, и до шалаша добраться. Помнишь, Дюла, где мы были? На обед съедите жареную курицу тетушки Нанчи. Возьмите с собой бинокль.
— А ружье можно взять с собой?
Матула ответил не сразу — он взглянул на Кряжа, который в этот момент поднял руку, как дирижер, и замер с раскрытым ртом.
— А-ааа!.. К-кхххх!..
— Что, горит во рту?
— Дя-аа-дя… Гееер-гее-оо!!.. Это же я-аад! Дюла покатывался со смеху.
— Ну чего ж ты удивляешься, Кряж? Дядя Герге сказал ведь, что перец злой.
— Но эээ-то же… к-ххх… оо-гонь! Воо-оды!.. Матула, улыбаясь, протянул Кряжу кружку с водой.
— Слабоват парень. Но ничего, привыкнет!
— Еще-оо! — стонал Кряж. — По-ожалуйстааа… — добавил он тут же, поскольку даже в такую горячую минуту Кряж не забывал о вежливости.
— На здоровье! — И Матула снова наполнил кружку.
— Кряж выпил воду залпом, потом еще несколько раз судорожно глотнул воздух и, наконец, вытер рот.
— Ну и ну! — промолвил он. — Словно горящие угли проглотил!
— Настоящий перец! — кивнул Матула. — Дочка у меня собирала его семена.
«Чтобы они в огне сгорели, эти семена!» — подумал Бела, чей рот пылал, но вслух не сказал ничего, потому что, как мы уже заметили, он был вежливым мальчиком.
— Что ж, Дюла, я не против, — снова вернулся Матула к вопросу о ружье. — Возьмите с собой и ружье. Только помните: не направляйте его никогда в сторону человека даже и незаряженным. А если просто так идете с ним или в лодку садитесь, нужно вынуть патрон.
— Хорошо, дядя Герге!
— Пса, — и Матула кивнул в сторону Серки, — не привязывайте, но строго-настрого накажите ему оставаться у хижины. Если будете рыбачить в озере и поймаете что-нибудь, то садок с добычей не оставляйте в воде, потому как она в озере застойная и рыба начнет отдавать илом. Садок потом опустите в реку — проточная вода прополощет рыб.
— Понятно.
Мальчики еще немного посидели у костра. Матула ушел было, но, пройдя несколько шагов, остановился, повернулся и крикнул ребятам, чтобы они больше не подкладывали дров в костер, если не собираются долго оставаться у огня.
— Может подуть ветер, и, глядишь, сгорит наша хижина, а новой я уже не построю, и вам придется отправиться тогда под надзор тетушки Нанчи.
— Мы будем осторожны, дядя Матула. Но ветра сегодня не будет.