Игромания Bet

— В аду будешь гореть за неверие, — буркнул Бонифаций.

— Не пугай. Туда же попадешь за жадность. Хватит черепки да кости совать. Нет драгоценностей, так побольше земли отваливай, — требовал венецианец.

— Хорошо, ставлю владение всем храмом святого Димитрия Солунского с полным освобождением от пошлин и свободным правом на торговлю в нем реликвиями и прочим церковным хламом.

— Браво, Король! Ставка равноценна твоей военной доблести, — порадовался дож.

— От меня на кон алмазы из шкатулки императрицы Феодоры, — опустив глаза, шепотнул Балдуин.

— Протестую. Если на меня такое давление из-за того, что у меня нет под рукой золота и я вынужден отдавать свои земли и то, что построено на них, то почему же мы должны принимать в игру богатства, которых тут нет?

— Ты не веришь, что я отдам алмазы? Считаешь меня лгуном?

— Нет, предлагаю делать столь же щедрые ставки, что и я. Только и всего…

— Хорошо, ставлю не только алмазы, но и все остальные драгоценности из шкатулки императрицы. Их там без счета! Сами убедитесь. И совсем скоро.

— Что ж, раз мы так повышаем значимость каждого кона, то тогда я присовокупляю к уже известной диадеме корону патриарха Михаила Керулария. — Далее дож сотворил издевательскую паузу. — Мы продолжаем игру втроем? Или ты пожертвуешь своим роскошным перстнем, присовокупив к нему еще что-нибудь драгоценное?

— Попытаюсь вас соблазнить другой чудо-диковинкой. У меня есть часы «Омега». Как у Джеймса Бонда.

Я снял часы, передал их дожу и объяснил их возможности. Они произвели мощнейший эффект и безоговорочно попали в игру. От желания завладеть ими у братства крестоносцев, как мне казалось, тряслись руки и сбивалось дыхание. Они потеряли кураж и боялись ошибиться. А это в нашем деле самое страшное.

Я с ними сладил на отнюдь не безупречных 6, 3, 3. Через десять минут уже осваивал земли за Босфором. От дожа мне досталась небольшая кучка драгоценностей. Я заприметил в ней изящный перстенек с огромным изумрудом и тотчас напялил его на средний палец. Так с первой получки покупают какую-нибудь безделушку и надевают ее прямо в магазине, не имея сил скрывать ликование по поводу новых финансовых возможностей.

Через два часа Бонифаций начал готовиться к отплытию на историческую родину, потому что новой родины у него уже не было. Балдуин попробовал ставить сокровища храмовников, но Дандоло напомнил, что Иерусалим еще не завоеван. Сам Дандоло чем больше проигрывал, тем больше внимания уделял обнаженной барышне. Мы дошпиливали с дожем вдвоем. Его запас заканчивался.

Он сделал ставку. Потом обласкал пилотку своей дамы. Предчувствуя поражение и в этом туре, запихнул ей в промежность перстень из поставленной на кон горки — перстень таких размеров, что запросто налез бы на обе молитвенно сложенные руки печального херувима, парившего посреди свода.

Остальные сделали вид, что не заметили факт воровства, хотя за рукой дожа, конечно же, проследили со вниманием и на перстень смотрели, пока он не скрылся из виду. За два и девять — из ювелирного любопытства. Во всяком случае, я исключительно по этой причине. Хотя перстень был мой! Мой! А стал последним подарком дожа прелестной даме…

Фрагмент 26. Мощи на внос.

Победоносная кампания могла бы продолжаться до утра. Но не позднее… Потому что к утру все географические и ювелирные сокровища Византии, значительная часть земель Франции и Италии оказались бы в моих руках. Полностью! И не только сокровища. Думаю, удрученный и разбитый нефартом Бонифаций проиграл бы и титул.

Окончательную дискредитацию крестоносцев предотвратила банда шумных рыцарей, вломившаяся в церковь. Они тащили на плаще нечто тяжелое, смеялись, сквернословили и лязгали латами. Их главарь заглянул в пролом и причудливо поклонился.

— Это граф де Сен-Поль, — представил мне гостя дож, — светлая личность!

Светлая личность немедленно завалилась на бесхозные подушки, налила вина в помятую чашу и хвастливо сообщила об удачном грабеже:

— Давненько ничего приличного найти не удавалось. За месяц наши все подчистили, но у нас была верная наводка. Греки хоть и хитры, а мы тоже не мизинцем деланы. Представляете, в доме был лишний этаж. С улицы казалось, что три этажа, а на самом деле — четыре. И вот в этом скрытом этаже жил со всеми своими богатствами личный астролог, маг и чародей императора Исаака Ангела. И ни в какую не хотел отдавать добро. Жадничал! Душегубствовал! Представляете, сработали самострелы-арбалеты у двери. Потом этот ирод натравил здоровенных змей, они двоих наших укусили. Сам начал размахивать мечом. Короче, мы четверых потеряли. И его пришлось уложить. Вот подыхает теперь… Парни хотели повесить его на карнизе вниз головой, но я решил притащить к тебе — знаю, беседа с ним может доставить тебе удовольствие. Ты же любишь ученых. Внесите!

Его дружки, раскачав плащ, вбросили тело в нашу игровую залу. Кровь залила расшитую звездами тунику астролога, и не получалось разобрать, где же у него раны.

— Однако, если ты хотел, чтобы меня услаждали разговоры с этим достойным мужем, то мог бы оставить его живым, — возмутился дож.

— Извини, он первый начал — мои ребята не хотели его протыкать.

— А зачем тогда ты суешь мне эти мощи?

— Окати его водой, и он еще сможет рассказать что-нибудь забавное.

— Боюсь, забавляться у него не получится.

— Совесть моя чиста — сделал, что мог. Думал тебя поразвлечь, а ты на меня аспидом кусачим смотришь. Прощай, неблагодарный Дандоло, покойной тебе ночи!

— Э! Э-э-э! Я пошутил. Постой! Эй, де Сен-Поль. Дай взаймы три сотни серебряных марок. В воскресенье на мессе отдам. Стой! Правду говорю — ты мое слово знаешь…

Но светлая личность уже покинула церковь со своей бандой. Дандоло пострадал от собственной заносчивости. Дож в печали стянул морщины к носу.

Вода привела мудреца в более презентабельное состояние — он затрепыхался, закряхтел и приподнялся на локте.

— Здравствуй, философ!

— Вы кто? — одними губами спросил умирающий.

— Я Дандоло — дож Венеции. Это король Салоник Бонифаций и император Византиии Балдуин.

— Это все из-за вас… Вы погубили мой любимый город.

— Полно жаловаться — лучше изъясни-ка нам будущее.

— Тебе, старик, могу пообещать одно. — Умирающий напрягся и выплюнул вместе с кровью: — Сколько бы ты ни пытался сделать Святую Софию своей спальней, а все равно твои кости будут валяться в грязи.

— Ты отвечаешь неучтиво.

— Зато правдиво. Твой постыдный прах не обретет покоя.

— Могу напророчить, что будет с твоим. У этого игрального дома с иконами, по недоразумению именовавшегося церковью, мы оставили свору собак… (Врет — никаких собак я там у входа не видел!) Твое тело мы немножко обработаем мечами, а потом вынесем им на ужин, если ты не расскажешь нам о будущем. Только правду, а не мстительную хулу. Клянусь честью — тогда я велю похоронить тебя как христианина.

— Хорошо. Поверю… Придется поверить. Но у вас совсем мало времени. Моя душауже просится из тела в неизъяснимые миры. Правда, в отношении тебя, дож, все по-прежнему. Я ничего не придумывал. А остальные…

Все лицевые мускулы Дандоло задвигались по горизонтали в противоположных направлениях, демонстрируя несогласие с печальной судьбой. А мои мускулы на лбу, наоборот, устремились друг к другу, организовав морщины посреди лба. Для поддержки я направил в том же направлении указательный палец, который, коснувшись кожи, помог выработке гениальной мысли.

Выигранные богатства легально из Турции я все равно вывезти не смогу — таможня! Те земли Стамбула и Салоник, что теперь мои земли, я могу прихватить с собой лишь в виде буклета-гида с картой и видовыми фотографиями. Поэтому…

— Я возвращаю вам выигранное, но задаю вопросы первым!

Все промолчали — видимо, будущее узнать хотелось, а земли и золото с алмазами вернуть обратно хотелось еще больше.