Сын Китиары

Маргарет Уэйс и Трейси Хикмен

Сын Китиары

Часть 1. Второе поколение 

Глава 1. Странная просьба всадника синего дракона

Осень царила в Ансалоне, осень царила в Утехе. Карамон уже в третий раз за вечер повторил, что никогда прежде не видел деревьев долины в уборах столь пышных и ярких, как нынче. Красным огнем полыхают клены, а листья берез осыпаются на землю червонным золотом, каким сияют новенькие монетки, которыми расплачиваются редкие приезжие из Палантаса. И Тика, жена Карамона, в третий раз кивнула, соглашаясь: и вправду никогда еще не был праздник осени так ярок в Утехе.

Но когда он вышел из трактира – выкатить из погреба новую бочку темно–золотого эля, – Тика рассмеялась и покачала головой:

– Слово в слово то же самое говорил он и в прошлом году, и в позапрошлом. С каждой осенью у него листья все ярче и ярче, скоро они станут всех цветов радуги!

Посетители встретили ее слова дружным хохотом. Самые неугомонные принялись подшучивать над гигантом, когда он вернулся в трактир с огромной бочкой на плече.

– В этом году все листья какие–то тускло–коричневые, – сказал один скучающим тоном.

– И вдобавок сморщенные, – подхватил другой.

– Ну да, и осыпаются слишком рано, даже не пожелтев–то как следует, – заявил третий.

Карамон был глубоко уязвлен. С жаром принялся доказывать он маловерам, что все совсем не так, и даже потащил двоих вон из трактира к ближайшему клену. Пригнув книзу толстую ветку, он тыкал их в листья чуть ли не носами, приговаривая: «Ну, кто из нас прав?»

Шутники – старинные завсегдатаи трактира – нехотя соглашались, что прав Карамон. Листья и в самом деле никогда еще не были так прекрасны, как в эту осень. После этого Карамон, надувшись от гордости, словно он собственноручно красил каждый листок, сопровождал посетителей обратно в трактир и ставил проспорившим бесплатную выпивку. Это тоже повторялось из года в год.

Но нынешняя осень действительно была необычной для трактира под вывеской «Последний Приют». Никогда еще не случалось в этих краях такого наплыва постояльцев, и Карамон был склонен приписывать это оживление на дороге все тем же листьям. Действительно, многие приходили в долину в том числе и полюбоваться на удивительные деревья, что росли только здесь и нигде больше во всем Кринне. Не так давно установившийся мир побуждал к созерцанию прекрасного.

Но основной целью путешественников были все же не деревья, тут не брался спорить даже романтик Карамон. Близившийся Совет Магов привлекал людей гораздо больше, чем разноцветные листья – как бы хороши они ни были.

Ибо Совет Магов Кринна собирался крайне редко – только тогда, когда главы трех орденов – Белого, Черного и Алого – решали, что пора обсудить текущие дела. Но если уж виделась такая необходимость, созывались все–от недоучек–неофитов до седых стариков, о которых еще при жизни слагались невероятные легенды.

Маги всего Ансалона съезжались этой осенью к Башне Вайрет, чтобы принять участие в Совете. Было приглашено и несколько умельцев из народа Серой Драгоценности, они не пользовались магией и не творили заклинаний, но были известны как искуснейшие мастера магических предметов и драгоценностей. Не менее почетными гостями были пятеро или шестеро гномов. Пытались прорваться на Совет и кендеры – но были вежливо повернуты назад еще у границ.

«Последний Приют» назывался так недаром: он был и в самом деле последним трактиром на этой дороге, и в нем останавливались все, кто направлялся в колдовской Лес Вайрет, где высилась среди столетних деревьев один из четырех оплотов магии на всем материке – Башня Высшего Волшебства. А посему комнаты трактира долго не пустовали.

– И все же они идут сюда любоваться листьями, – упорствовал Карамон в ежевечерних спорах с женой, – потому как любой маг мог бы просто перенестись к Башне, не утруждая себя дорогой и остановками в трактирах.

На это Тика могла только улыбаться, пожимать плечами и кивать: да, должно быть, дело действительно в листьях. И тогда Карамон чувствовал себя невероятно польщенным до нового вечера – и нового спора.

И никто не обращал внимания на то, что каждый из останавливавшихся в трактире магов – или волшебниц – так или иначе упоминал имя брата–близнеца Карамона, Рейстлина, причем упоминал с неизменным почтением. Рейстлин был известен как маг величайшей мощи – и еще большей гордыни. Своим поприщем он избрал темную сторону и едва не уничтожил мир, пытаясь в нем воцариться. Но под конец он одумался и успел спастись из когтей Тьмы – хотя для этого ему пришлось пожертвовать жизнью. Все это случилось около двенадцати лет назад, и с тех пор в «Последнем Приюте» комната Рейстлина всегда пустовала – как бы ни был велик наплыв постояльцев. В ней имелось множество всяческих безделушек (многие из них – наверняка волшебные), и некоторым особо почетным гостям изредка разрешалось взглянуть на бывшую обитель великого мага. Разумеется, ни один кендер никогда и близко не подпускался к лестнице на второй этаж.

До начала Совета оставалось всего три дня, и в этот вечер – впервые за всю неделю – трактир был пуст. Последние постояльцы покинули его еще на рассвете, ибо путь к Лесу Вайрет был не столько долог, сколько извилист, – не путешественники вступали в него, а он впускал их. Или не впускал, и тогда можно было весь день пробродить у его границ, описывая круг за кругом.

Итак, маги ушли, а обычные завсегдатаи еще не появлялись. Обитатели Утехи и соседних городов, обычно сходившиеся вечерами в трактире за кружкой зля или миской тушеного картофеля, предпочитали держаться подальше, пока не схлынет поток мимоезжих волшебников. В Ансалоне недолюбливали колдунов, даже тех, чей цвет одежд был незапятнанно бел.

Когда Карамон впервые открыл двери трактира опасным постояльцам – в тот год Совет созывался первый раз после Войны Копья, – не обошлось без происшествий. Большинство трактиров отказалось принимать съезжающихся на Совет Магов, а окрестные жители сердито ворчали, что вот, мол, понаехало тут всяких. Один из завсегдатаев «Последнего Приюта» осерчал до такой степени, что напился и чуть не подрался с каким–то молодым магом из Алых.

О том вечере толковали и по сей день, ибо это был один из немногих случаев, когда обычно благодушный Карамон вышел из себя. Пьянчужка был выволочен из трактира за шиворот, и его друзьям пришлось потрудиться, чтобы высвободить его, защемленного в развилке дерева, росшего перед трактиром.

После этого случая, едва по Утехе прокатывалась весть о новом Совете, местные любители выпить и посудачить собирались в других заведениях, а Карамон принимал проезжих магов. Потом Совет завершался, маги разъезжались, завсегдатаи как ни в чем не бывало возвращались в «Последний Приют», и жизнь входила в обычное русло.

– Сегодня, заявил Карамон, отрываясь от чистки ножей и многозначительно глядя на жену, – мы ляжем спать пораньше.

Они были женаты уже двадцать второй год, и двадцать второй год Карамон утверждал, что он женился на самой прекрасной женщине Кринна. У них было пятеро детей – три мальчика, старшему из которых, Танину, исполнилось уже двадцать дет, Стурму было девятнадцать, шестнадцать–Палину; и две девочки – Лаура и Дезра, пяти и четырех лет от роду. Двое старших мечтали когда–нибудь удостоиться чести посвящения в рыцари и скитались по свету в поисках приключений. Младший, Палин, часами просиживал за книгами, пытаясь учиться магии. «Это ненадолго, – говорил, улыбаясь, Карамон. – Вот вырастет парень, и пройдет дурь». Что же до девочек… впрочем, эта история – не о них.

– Было бы очень славно, – повторил Карамон, – лечь сегодня пораньше – ради разнообразия.

Тика, намывавшая пол в общей зале, нагнула голову, чтобы спрятать улыбку, и притворно тяжело вздохнула.

– Да, – сказала она, – это было бы и в самом деле славно. Я так устала за последние дни, что сегодня, наверное, усну, едва донесу голову до подушки.