Семейная сага

Но вот пройдена Красная площадь… Женщины с детьми, которые упросили взять их посмотреть Сталина, возвращаются домой. Ближайшие станции метро закрыты, да и у дальних толчея, регулируемая милиционерами… Мужчины, почти поголовно, растекаются по близлежащим пивным да закусочным. У многих с собой четвертинки московской, а кому не повезло, тот ходит

"стреляет", к кому бы примкнуть "третьим" на поллитровку.

Потом и эти возвращаются по домам, а там начинается обычный праздничный "гудёж". Обычно собираются с соседями, в складчину. И опять тосты за любимого вождя, за сам праздник. Когда народ уже слегка подвыпьет, начинаются песни. Обычно это песни из кинофильмов, слова песен многие знают, потому что день-деньской только и слышны из настенной "тарелки" эти песни да имитация народных песен в исполнении хора Пятницкого. И пошло-поехало: "Широка страна моя родная…", "… Москва моя, Москва моя, ты самая любимая…", "Эй, вратарь, готовься к бою…"…

А назавтра — опять работа. Подъем по будильнику: у кого станок, у кого служба, у кого школа…

Хорошо живется! Весело! Все чувствуют локоть друг друга, все полны энтузиазма: "Эх хорошо в стране советской жить!"

Катерина. 1938, 2 июня

Михаила пригласил его старинный друг еще по

Заволжску на работу под Москву, в Мытищи, в какой-то исследовательский военный институт. Военным трудно менять работу, но Мишин друг оказался большой шишкой, чуть ли не заместителем наркома, и помог ему перевестись.

Мне не очень-то хотелось переезжать: жилье нам дали в военгородке, а это значит, жизнь, как в большой деревне: все на людях. А у меня с Павлом расцвел бурный роман. В Ленинграде мы как-то приспособились, находили время, когда можно было остаться одним дома или раствориться где- нибудь в пригороде с Сережей вместе. Михаил это даже поощрял, поскольку предполагалось, что Павлик будет помогать мне возиться с Сережей. Вообще-то, Михаил и впрямь святой… Как жаль, что не люблю я его! Но что поделаешь…

Павел стал мне просто необходим. Я должна его видеть, чувствовать его рядом, обладать им. Я понимаю, что путь мой и нечестный, и чреватый неприятностями, но я его сознательно выбрала. Павел тоже не идеал, он не очень-то интересен, как человек, но он влюблен в меня, а я в него. Любовь слепа… Или как сейчас говорят, любовь зла, полюбишь и козла. А тут такой хорошенький козлик попался!

Павлик, по-моему, уже привык к своей роли. Он уже освоился настолько, что с Михаилом ведет себя естественно, без ощущения греха или даже предательства. Ну, это моя заслуга: я и ему внушила, что жизнь нельзя превращать в сплошную жертву.

Михаил же ко мне не то чтобы охладел, но ходит какой-то подавленный, живет, как по принуждению. Может, догадался до чего? Но я стараюсь все делать шито-крыто, и даже стала к нему теплее и ласковее, чем раньше. Может, Павел, лопух, как-то себя выдал или, не дай Бог, покаялся перед братцем в своих грехах? С этими мужиками глаз да глаз нужен!..

Елена Степановна. 1938, 4 июня

Вот мы и в Москве! Ну, не совсем в Москве — до

Москвы на электричке минут двадцать. Мытищи, военгородок. Перевели Мишу на новую службу. Жаль было Ленинградом расставаться. Свыклась я уже, приятный город, если бы не противная погода, особенно поздней осенью да зимой.

В четырехкомнатной квартире живем три семьи. Соседи — славные такие люди: муж с женой, молодые еще, хотя и постарше моих, да еще пожилой уже мужчина — тихий такой, задумчивый.

Комнаты наши смежные. В дальней комнате разместились Катя с Мишей и Сережей. В большой, проходной комнате — я, Ксеничка и Павлик. Павлу отгородили шкафом угол около двери, чтобы он не мешал своим присутствием женской половине. Одним словом, разместились очень удобно.

По вечерам, когда Сережу отправляют спать, все мы сидим за большим круглым обеденным столом и каждый делает свое дело — кто занимается, кто просто что-нибудь читает, а е сижу с ручным шитьем — нашла себе работенку надомную в местной пошивочной мастерской.

Миша все сделал так, чтобы я себя чувствовала себя хозяйкой: деньги с получки все отдает мне, даже сам, когда нужно вдруг, просит их у меня. Я как-то сказала, что мне неловко даже как-то, а он говорит: "Так лучше, Елена Степановна, ведь вы корень нашей семьи. Пусть все это понимают". Я ему в ответ, что не гадала, не чаяла, а получилось вот, что даровал мне Господь на старости лет сыночка. А он в ответ мне, что, мол, совсем вы не старая — вы такая красивая и сильная, а что правда — так это то, что я вас за мать почитаю.

Рада я за него: зарабатывать он стал побольше, нет необходимости при нашей-то скромной жизни прирабатывать. Да и негде здесь, слава Богу — военный городок!

Михаил. 1938, 5 июня

Сегодня к нам в отдел приняли новую сотрудницу. Это

очень молодая красивая женщина, видимо умная и интеллигентная. Мне она сразу понравилась: длинноногая, с широко распахнутыми глазами, светящимися какой-то радостью. Я поймал себя на том, что оценивающе рассматриваю ее с головы до ног: ее светло каштановые волосы, спадающие на плечи, грудь, которая натягивала

пуговки на ее блузке, изящный изгиб спины, красивые бедра

и стройные длинные ноги… Такого со мной еще не случалось.

И я задумался, что во мне переменилось?

Моя семейная жизнь вошла, вроде бы, в обычную колею… Катерина отличная хозяйка, все в ее руках спорится, Сережку она любит… Но вот наши с ней отношения совершенно изменились… Она холодна и бесстрастна. Я не могу сказать ничего плохого: она так же внимательна ко мне, как и раньше, даже ласкова иногда, но вот ночью она либо избегает близости, либо делает все так, будто исполняет обязанности…

Грешным делом, я невольно часто вспоминаю Наташу Семиглазову. Я помню этот ошеломляющий ее натиск, постоянное желание обладать мной, несмотря на то, что я был всегда поначалу скованным и даже пассивным. Но ей удавалось растопить меня. Она и меня доводила буквально до исступления.

Наташа, наверное, понимала, что мысли о Кате мешают мне быть с ней самим собой. Но она умела сделать все, как надо. Я же как ни стараюсь, мне не удается сделать то же самое с Катериной… Может, я что-то делаю не так?

Неужели так у всех? Неужели и Наташа охладела бы ко мне после нескольких лет супружеской жизни? Я понимаю,

что бурная страсть может затихнуть, но ведь естественные отношения между мужчиной и женщиной должны продолжаться?.. Пусть это будет не пожар, а костер, но ведь должен же быть хоть какой-то огонь!

Катя ставит меня в такое положения, будто я ее домогаюсь. Я начинаю чувствовать себя каким-то безудержным самцом… Да, я ее желаю почти постоянно, я ведь нормальный мужик, мне нужна женщина с теми

естественными эмоциями, которых я от нее жду. Но ответа от нее я не получаю…

Да и сам хорош! И Наташа в голове мелькает, а теперь вот эта новенькая появилась — Оля, или Оленёнок, как ее все называют. Она, и правда, напоминает грациозную газель…

Ну, что-то я не в ту степь попёр… Где же моя вечная любовь к

Катерине?

А может, дело в том, что Катя все еще любит этого своего Илью? В это слабо верится. Я уверен, что она с ним больше никогда не встречалась. И я уверен, что у нее никого нет: она все время дома, с Сережкой. Может, пройдет еще время и наши отношения войдут в нормальное русло?

Я очень этого хочу. Ведь я так ее люблю! Или любил?..