Страница 20 из 87
Она много рассказывала про себя, про своих родителей. Отец у нее постоянно в каких-то командировках, он геолог. Мама тоже работает, часто во вторую смену, приходя уже за полночь. Наташа — единственная дочь, родители души в ней не чают, немного балуют, но она хорошая, скромная девочка. Правда, на людях ведет себя иногда экспансивно, даже вызывающе, вставляет в свою речь надо и не надо французские словечки, запанибрата со всеми. Но я думаю, что это у нее какой-то комплекс, хотя, чего бы вроде — и симпатичная, и умная, да и любят ее все…
Однажды, гуляючи, мы встретили на улице Катерину. У меня аж сердце захолонуло… Какая-то тупая боль пронзила меня, но я не подал вида. Она с независимым видом, но дружелюбно кивнула нам головой и прошла мимо… Больше я ее с тех пор не видел.
С Наташей мы видимся едва ли не каждый день. А вот что было сегодня, об этом мне даже страшно подумать… Встретились мы с Наташей, как всегда, около половины восьмого. Погуляли немного, а потом она и говорит: "Давай зайдём ко мне, чайку попьем…"
Я с радостью согласился: у них дома я уже бывал, мама Наташина, Зинаида Сергеевна, меня всегда радостно встречала. Вообще, мне с родителями моих друзей всегда интереснее общаться, чем с самими друзьями: и темы серьезнее, да и ума-разума от них набираешься. А Наташина мама одна из самых интересных женщин, которых я встречал. В молодости она, видимо, была очень красива. И сейчас в свои сорок пять она выглядит прекрасно: у нее живые, с искринкой глаза, приятная улыбка, приятный низкий грудной голос. Иногда, когда я прихожу к ним и не застаю Наташу, то мы с Зинаидой Сергеевной беседуем на самые разные темы. Она знает, что я пишу стихи, Наташа ей читала некоторые из них. Иногда просит прочитать и ей, при этом спокойно и, как мне кажется, искренне, хвалит. Она много интересного рассказывала мне о своей жизни, о том, как они познакомились с мужем.
Мне нравится бывать у Наташи дома: две уютные комнаты — родительская спальня и общая комната, где стоит диван, на котором спит Наташа. Хорошая, хотя и не новая, мебель, на стенах репродукции в рамочках, на столе, начиная с весны, постоянно стоит небольшой букетик простеньких полевых цветов. Иногда это те цветы, которые мы с Наташей собираем на прибрежных откосах.
И вот подошли мы с Наташей к двери их квартиры, но она не звонит в дверь, как это она всегда делает, а достает ключ и отпирает, объясняя:
— Моя мама уехала на два дня к папе, его экспедиция сейчас здесь недалеко, за Разгуляем. Они уже давно не виделись, вот она и решила съездить к нему: сам понимаешь, они еще совсем не старые, кровь кипит… — Хихикнула она.
Прошли мы в дом, Наташа быстро накрыла на стол и сварганила чай, сидим пьем, говорим про стихи. Наташа много читает, очень любит стихи и знает много их наизусть. И мои стихи ей нравятся, она говорит, что у меня способности к стихосложению, а некоторые мои стихи, она говорит, получше тех, что печатают. Некоторые мои стихи она сама читает по памяти, а ведь слышала их от меня отсилу раза по два. Вот способность!
Наташа решила показать мне альбом семейных фотографий. Мы пересели на диван, Наташа, погасив верхний свет, зажгла бра над диваном, положила альбом мне на колени и стала рассказывать про семейные фотографии. Мы сидели вплотную друг к дружке, бёдра наши соприкасались, отчего нога моя прямо запылала жарким пламенем…
Когда Наташа переворачивал страницы альбома, то невольно касалась меня своим локтем, что начало сводить меня с ума. Наташа раскраснелась, глаза у нее светились каким-то восторгом. Вся она будто излучала удивительное радостное тепло…
Вдруг от чьего-то неловкого движения альбом упал на пол… Мы одновременно нагнулись, чтобы его поднять. Наши плечи столкнулись… Я не помню, как я оказался лежащим на диване… Я почувствовал на себе дурманящую тяжесть разгоряченного Наташиного тела. Она прильнула ко мне и безотрывно целовала, целовала, целовала меня… Потом она на ощупь нашла выключатель сбоку от дивана, и мы погрузились в ласковый полумрак уже догорающего за окном заката.
Она шептала мне ласковые слова и продолжала целовать меня… Я был не в силах пошевелиться, блаженство растекалось по всему моему телу… Потом мы понеслись, понеслись куда-то далеко-далеко, пока, наконец, оба не сорвались с глубокого обрыва…
Я был ошеломлен этим бурным натиском ее легкого и, казалось, очень хрупкого тела. Мы лежали бок о бок, я чувствовал ее трепет. У меня было двойственное чувство: благодарности за то, что она подарила мне, и какого-то странного неудобства, ощущения, что не должен был я этот дар от нее принимать.
Но вот Наташа склонилась надо мной и стала с жаром и почти безостановочно говорить мне тихим голосом, почти шепча:
— Миша, Мишунечка, мой любимый, мой хороший! Если б ты знал, как я тебя люблю… Как я тебя все время ждала, желала… Как я хочу, чтобы ты был моим и только моим! Я буду тебя любить так, как никто — никто и никогда! -
больше тебя не полюбит… Забудь про Катерину — она неверная, она плохая, она тебя совсем не любит… Ты же видишь, она то с одним, то с другим крутит… Ей всё равно с кем… Вон у нее уже новый парень… Да и кто? Этот придурок Васька, у которого, кроме мускулов, больше ничего нет… Не нужен ты ей совсем! От нее у всех только несчастье… Будь со мной! Тебе ведь хорошо со мной было, правда? И так будет всегда-всегда!.. Мишенька… Ведь ты у меня первый… И будешь единственный, на всю жизнь…
Я, действительно, сразу понял, что был у нее первым мужчиной, хотя про нее говорили такое, что нельзя и повторить. A ее умение в любви мне было понятно: она не раз мне рассказывала про французские эротические романы, которые она читала. Она и раньше говорила со мной об этом, но очень осторожно, Эзоповым языком. Я понял теперь, что oна отлично освоила эти "самоучители" интимных отношений. Ну, что же, это наверное и не плохо, в конце концов. А то ведь сколько семей, говорят, распадается только из-за того, что муж и жена не умеют проводить вместе ночь.
В тебе и Грига пение, И магия шаманская… В тебе игриво пенится
Искристое шампанское… И светят откровением Очей бездонных омуты… Вся жизнь твоя — горение,
Не можешь по-другому ты!
И все же что-то было не так… Отчего это чувство неудобства и даже почти вины? Ведь правда же, было так хорошо. И это был первый раз у меня и первый раз у нее. Мне так хочется, чтобы у нас все стало хорошо по- настоящему хорошо! Наташа такая славная!
Катерина. 1930, 23 июня
Наконец-то, наконец-то! Сегодня был выпускной
вечер-бал! Ура!.. Кончилась эта обрыдлевшая уже школа, в печенках аж сидит.
Аттестат получила я нормальный. Даже алгебру с геометрией вытянула-таки на пятерку на радость нашей Шуре-Дуре. По-моему, она была за меня рада больше даже, чем я сама. Ну, в общем-то, хорошая она тетка, добрая да и меня очень любит.
Но самое главное было позже, уже после выпускного бала, хотя — все по порядку… А было такое, что прямо сразу об этом и сказать страшно!
Меня, "бесхозную", давно уже присмотрел Вася из параллельного десятого класса. Он, конечно, не ахти что, но зато здоровенный бугай, самый сильный наверное изо всех наших, даже поздоровее Анатолия, широкоплечий, с отличной фигурой. Как пара, мы с ним смотримся ничего, опять все девчонки слюнки глотают!
Мы с ним гуляем недолго, месяца два всего. Он, как все сильные парни, добродушный и незлобивый. Над ним часто девочки подтрунивают, но он отвечает только доброй улыбкой, да иногда изловит какую-нибудь из насмешниц и на локтях поднимает аж под самый потолок, а потом когда резко спускает, то юбка у нее, как парашют раздувается. Эти его шуточки все знают, поэтому, если кто не так под платьем одет, с ним не шуткуют. Со мной, правда, он никогда ничего подобного не позволял, да я и не подавала повода. А уж как стали мы с ним гулять, он и девочек трогать перестал.