Мистер Себастиан и черный маг

Она вошла в комнату и встала рядом с Марианной. Потом, поколебавшись, перешла и встала между Марианной и мной. Я чувствовала, как ее плечико касается моего бедра. Ханна, дорогая моя девочка, немножко нервничала. Теребила пальчиками платье, глядела то в пол, то на Марианну, то на мистера Себастиана, словно не очень понимала, зачем она здесь. Потом она взглянула на Генри и заулыбалась. Едва увидев его, заулыбалась, и какой это был для него подарок, видеть ее.

— Вы убили ее, — сказал Генри мистеру Себастиану, знающий, что это так, но не окончательно уверенный. — Она мертва.

— Разумеется, она мертва, — подтвердил мистер Себастиан. — Во всяком случае, эта маленькая девочка. Как ты мог усомниться хотя бы на мгновение?

Генри что-то почувствовал в этих словах, лукавых словах дьявола.

— Что это значит? — спросил Генри. — Эта маленькая девочка мертва?

Мистер Себастиан улыбнулся и сказал почти шепотом:

— Не собираюсь отвечать на этот вопрос. Видишь ли, я окружаю свои действия атмосферой таинственности. Как маг. Ты ведь тоже не выдаешь свои секреты.

Генри посмотрел на Ханну, Ханна посмотрела на него.

— Привет, Генри, — сказала Ханна.

— Привет.

Она покраснела:

— Ты такой взрослый.

— Знаю. Это случается.

Ханна кивнула, но все же для нее это было неожиданностью, и она даже охнула.

Мистер Себастиан достал из жилетного кармашка часы и вздохнул.

— К сожалению, у нас в распоряжении не так много времени. Приступим!

Генри посмотрел на Ханну, на Марианну и на меня, а потом на мистера Себастиана.

— Что мне надо делать? — спросил Генри. — Я не знаю.

— Для того я и здесь, — ответил мистер Себастиан. — Чтобы подсказать тебе. — Он тяжело вздохнул, провел ладонью, разглаживая складки на брюках. — Уговор такой. Ты забираешь с собой одну из них.

— Одну из них, — повторил за ним Генри.

— Совершенно верно, одну.

— Но я хочу взять их всех, — возразил Генри. — Всех.

— Знаю. В том-то и штука, Генри, — сказал мистер Себастиан и игриво подмигнул.

Марианна, Ханна и я стояли перед Генри, а он то смотрел на нас, то отводил глаза. Мы слышали, как бьется его сердце. Оно стучало на всю комнату.

— Только одну, — тихо проговорил Генри.

— Только одну.

Генри медлил, не решаясь принять важнейшее решение в своей жизни. Он вспоминал Ханну у окна моей комнаты, когда он поднял ее, чтобы она лучше видела, как я умирала. Тогда я последний раз увидела своих детей, прекрасных даже сквозь мутное стекло. Но я по крайней мере пожила на свете, и Марианна тоже. Хорошо ли? Не вполне. А смерти не позавидуешь.

Но Ханна… Ханна только начинала жить, когда она была потеряна для Генри. Она почти и не жила совсем. А главное, и это любой подтвердит, что он любил ее больше всех.

— Тогда Ханну, — тихо сказал он. — Если могу взять только одну, тогда Ханна.

Я обрадовалась его выбору. Мое сердце было разбито — да и у кого бы на моем месте оно не было разбито? — но в самой глубине существа я была счастлива.

Не то Марианна. Она закрыла глаза, чтобы не показать боли, потому что, как бы близко ни была она к смерти, она всегда хотела жить. Она помотала головой и с такой печалью посмотрела на Генри.

И мы обе, Марианна и я, отступили назад.

Ханна же осталась на месте. Повернулась к мистеру Себастиану, потом к брату. Попыталась улыбнуться, но не смогла. Трудный был момент.

— Я не знаю, — сказала она.

Генри не ожидал этого.

— Ты не знаешь? — спросил он. — Чего ты не знаешь?

Не поднимая глаз на Генри, она проговорила едва слышно:

— Не знаю, хочу ли я идти с тобой.

Глаза мистера Себастиана расширились в притворном удивлении:

— Какой непредсказуемый поворот событий!

Он посмотрел на Генри:

— Для меня это тоже неожиданность. Клянусь.

— Ханна, я могу вернуть тебя к жизни, — сказал Генри. — Ты сможешь жить. Снова жить.

— Знаю. Просто я пробыла здесь так долго, дольше, чем где-то еще. Мне кажется… я думаю, что просто уже привыкла. — Она улыбнулась слабым подобием улыбки. — Я не несчастна.

— Но ты мертва, Ханна. Мертва.

Она пожала плечами.

— Множество людей мертвы. Но, Генри, — воспрянула она, — как же Марианна? Она здесь не так давно. Она еще не привыкла. Возьми ее, Генри. По-моему, это будет лучший выбор.

Генри не мог поверить, что такое случилось. Он предлагал ей жизнь — и она отказалась!

Мистер Себастиан постучал пальцем по карманным часам.

— Не вечно же нам тут сидеть, — сказал он и посмотрел на Генри. — По крайней мере тебе.

— Конечно, — согласился Генри. — Конечно. Тогда выбираю Марианну.

И Марианна взглянула на него своими темными глазами. Но сейчас в них было больше жизни, чем когда-либо прежде.

— Быть второй, Генри? Заменой? Нет, Генри. Не думаю.

— Но Марианна!..

Он осекся под ее пронзительным взглядом.

— Я лучше останусь мертвой, чем пойду с тобой.

Тогда он посмотрел на меня, последнюю в шеренге.

— Мама! Пожалуйста!

Но я была уже сыта жизнью. И сейчас мне было бы слишком тяжело возвращаться. Хотя я и не сказала этого вслух, Генри понял. А главное, что он и не хотел забирать меня. Я ему была не нужна, больше не нужна.

Мистер Себастиан вздохнул и покачал головой:

— Мне жаль, Генри. Но, может, это и к лучшему. Для всего есть свое основание. Забудем прошлое. Возможно, в этом состоит урок произошедшего здесь. Забудем о прошлом. Забвение всегда лучше памяти, особенно когда единственное, о чем есть вспомнить, сплошь печально.

И Генри повернулся и ушел, оставив нас здесь, спустился по ступенькам, забрался в машину и поехал по бездорожному холму, мимо осыпающихся роз и всех призраков, провожавших его взглядом, прочь от отеля «Фримонт», навсегда, один. Мне уже не хватало его, но я не могла ни мгновения дольше смотреть ему вслед. Я закрыла глаза и больше уже никогда не открывала.

Расплата

Мое имя Карсон Малвени, и я частный детектив, владею небольшим агентством в деловой части Мемфиса, штат Теннесси. Я взялся за эту историю с запозданием, но таков характер моего бизнеса. Я за всякую историю берусь с запозданием; больше того, обычно я появляюсь последним. Я последний, к кому у людей возникает желание обратиться, последний, кого просят: «Можете мне помочь?» И хотя почти всегда я отвечаю «да», на деле обычно получается, что нет. Не могу.

Отвратительные и часто трагические события, заставляющие обратиться ко мне, сказать по правде, не способствуют благополучной развязке. Вследствие этого я, по моему мнению, не столько помогаю, сколько высвечиваю пристрастным светом мрачные тайны чьей-то жизни. И то сказать, моя работа, больше чем какая-то другая, связана с любовью. Большинство людей не понимают этого. Тут или кто-то ошибся, полюбив не того человека, или связал надежды и мечты не с тем человеком, или страсть, в которой как таковой нет ничего дурного. Но любая из этих причин способна привести к катастрофе.

Это прискорбный факт в моей работе и, должен сказать, жизни, но только любовь заводит нас в безысходный мрак.

Бывают случаи, подобные этому, когда меня просят найти кого-то, кто пропал, или ушел, или каким-то образом затерялся в стремительно меняющихся времени и пространстве, которые разделяют всех нас. Я люблю подобные дела. А это дело, более других моих дел, связано с любовью. Что может быть лучше, чем знать, что кто-то хочет тебя найти? Что может быть лучше, чем быть найденным?

Ничто, скажу я вам.

Я уже второй раз ехал в «Китайский цирк Иеремии Мосгроува». Корейская война сходила на нет, в невадской пустыне испытывали атомные бомбы, а я занимался какими-то пустяками. Меня наняли отыскать Генри Уокера, и я его нашел месяц спустя. Как правило, на этом вся история заканчивалась — обычно одного подхода хватало, — но в данном случае обнаружились свои особые сложности, и вот я здесь, чтобы отыскать его вторично. Я кое-что предпринял, чтобы в конце концов найти его.