Благословенное дитя

За год до этого он написал пьесу об атомной энергии и ее опасности. Называлась она «П! П! П! Плутоний», а напечатанная в местной газете рецензия была довольно прохладной. Первые буквы в названии — «П! П! П!» — вызвали особо злобную критику. Может, это какое-то зашифрованное послание, которое зрителям так и не удалось разгадать? Или может, «П! П! П!» — просто-напросто первая буква в слове «плутоний»? Тогда это уж явный перебор и свидетельствует лишь о желании автора заинтриговать зрителя — так говорилось в рецензии, написанной двадцатидвухлетним журналистом из Эребру, которому было плевать на замысел, сюжет, актерскую игру, композицию или особенности постановки. Палле Квист расстроился: он надеялся, что «П! П! П! Плутоний» вызовет интерес у молодежи. В конце семидесятых Палле Квист решил, что если уж жители Хаммарсё так плохо реагируют на острые политические вопросы, то подобных тем вообще следует избегать, поэтому отныне он будет черпать вдохновение из старинных песен, классических пьес, водевилей и народных сказок.

Режиссерское кресло Палле Квист делил с Исаком. Эти двое на пару руководили постановкой, устраивая раз в неделю общие собрания для всех, кто хоть как-то участвовал в пьесе, чтобы выслушать их мнение и новые предложения относительно текста, режиссуры или декораций. Палле Квист утверждал, что обмен мнениями — основной принцип такого сотрудничества, хотя на самом деле ему это ужасно не нравилось! Общие собрания он тоже терпеть не мог: когда его рукопись или режиссуру меняли, ему казалось, будто авторский замысел искажается и становится примитивным.

Актеров набирали из всех желающих, какие могли найтись среди приезжих и местных жителей, отгуливающих свой законный трехнедельный июльский отпуск. В 1979 году, как обычно, желающим следовало записаться заранее, то есть в начале мая, до 10-го числа. Им надо было послать письмо Палле Квисту или связаться с ним по телефону.

Самая сложная работа над пьесой начиналась еще в июне. Актеры обязаны были посещать репетиции, которые проводились в гараже Линды и Карла-Уве Блум, и не пропускать общих собраний. Если кому-то приходило в голову отправиться вместо репетиции, например, на пляж, его запросто могли исключить из списка актеров без всякого предупреждения.

Летом 1979 года Исак попросил избавить его от тяжелых обязанностей режиссера и вместо этого решил выйти на сцену. «Хочу попробовать себя в какой-нибудь роли» — так он сказал. Палле Квист тотчас же согласился, уселся за пишущую машинку и специально ввел в пьесу новый персонаж — Мудрого Старца, вроде всеведущего рассказчика или пророка. Роль Исаку понравилась, хотя Розе он признался, что длинное стихотворение в конце — о тоскующих по жизни мертвецах — немного пугает его. В том году в представлении на Хаммарсё воспевались люди, история и природа острова. Эта пьеса была самым амбициозным из всех произведений Палле Квиста.

Палле легко уступил Исаку в его желании оставить режиссуру и стать актером, потому как, будучи режиссером, Исак показал себя самым настоящим тираном. За год до этого он довольно резко высказался о главном пассаже в новой пьесе Палле Квиста. Сам же Палле необыкновенно гордился им. Исак сказал, что пассаж отличается излишней сентиментальностью и совершенно не оригинален, поэтому он принять такое не может. Вечером того же дня он выгнал из труппы постоянную участницу представлений на Хаммарсё Анну-Марию Крук (бабушку Марион) за то, что она забыла несколько реплик, да еще и усомнился в том, что Анна-Мария вообще подходит на роль Королевы эльфов.

Как правило, состав актеров из года в год оставался неизменным, и мало-помалу представление на Хаммарсё превратилось в традицию наряду с теннисным турниром «Хаммарсё Оупен» и ежегодными торжественными песнопениями в доме Каролине и Боссе Алтхоф (тети и дяди Пэра). В 1978 году местная газета наконец-то опубликовала доброжелательную рецензию, и поэтому теперь Палле Квисту было мучительно сложно вновь взяться за перо: страх провала почти парализовал его.

Летом 1979 года репетиции продолжались обычные две недели, и, как всегда, для зрителей планировалось три спектакля: генеральная репетиция, премьера и закрытие сезона.

Рагнар бежит по лесу. Рагнар бегает быстрее всех. Он спрячется, и они не отыщут его. Они ничего не знают об этом острове. Они приезжают каждое лето вместе с родителями, приезжают, чтобы ненавидеть его, Рагнара, и ничего не знают. НИЧЕГО! Марион — самая мерзкая из них. Марион — дрянь. «Псих!» — так она кричит, едва завидев его, но на самом-то деле это она психованная. Марион и ее дружки — компашка психов. Он слышит их топот далеко позади. Он слышит, как они что-то кричат ему. Он слышит свое дыхание и свой топот, а потом уже не слышит топота. Остается только дыхание. Он мчится так быстро, словно летит над землей. Он запыхался, но ему еще надо бежать. Он еще не у цели. Он быстрее их. Этим летом Марион собрала большую компанию, там и мальчишки есть. Прежде Рагнар дружил с теми мальчишками, которые сейчас бегут следом за ним. Он показывал им остров и рассказывал, чем тут можно заняться (вот только хижину не показал!), тайком от матери забирался в бар, отливал понемногу виски и водку в бутылочки из-под лекарства и по-братски делился выпивкой с ними. Теперь же всем этим мальчишкам хотелось трахнуть Марион, а если уж не Марион, тогда Фриду или Эмили. Он всегда бегал быстрее их. Фабиан, Олле и Пэр бегут за ним. Бегут, бегут, бегут, а вместе с ними Марион, Фрида и Эмили. Эрика ненавидит Марион. Когда Рагнар с Эрикой были маленькими, они представляли, как однажды ночью прокрадутся к Марион в комнату и, пока она спит, обрежут ее длинные темные волосы. С прошлого лета Пэр здорово вырос, и у него на теле появились волосы. Он стал огромным, волосатым и мускулистым. Я БЕГАЮ БЫСТРЕЕ ВАС! ПОШЛИ ВЫ ВСЕ НА ХРЕН! Рагнар оборачивается. На мгновение остановившись, он переводит дух и кричит: «ПОШЛИ НА ХРЕН! ПОШЛИ НА ХРЕН! ОТВЯЖИТЕСЬ ОТ МЕНЯ!» Кричит он громко. Они не посмеют его тронуть. Марион — сейчас они с Пэром встречаются — говорит, что она сорвет с него одежду и заставит Мелкого Йокке трахнуть Рагнара в задницу или возьмет у бабушки вязальную спицу и засунет ее ему в пипиську. Или может, кто-нибудь из девочек сядет ему на лоб, прямо на бородавку между его бровями, и будет тереться о нее своей писькой. РАГНАР, ТЫ ПОЛНЫЙ УРОД, ТЫ В КУРСЕ?!

В покосившейся лесной хижине, которую он ремонтировал каждый год, висит зеркало. Между бровей у Рагнара бородавка, однако Эрика наклоняется к нему и целует, сначала в губы, а потом в глаза. Не то чтобы он совсем урод. Когда свет падает по-другому, или он изменит выражение лица, или оденется как-то иначе — например, наденет полосатую панаму из Лондона или футболку размера XXL, то он вполне ничего себе. Тогда бородавки не видно. Тем не менее если он посмотрит на себя со стороны, глазами Марион, то все равно увидит уродца, отщепенца, выродка, а если посмотреть глазами Эрики, получится совсем иначе.

Если как следует приглядеться, лицо Рагнара можно назвать довольно приятным. В Лондоне на него никто не обращал внимания. И в Нью-Йорке тоже. А здесь он явно не на своем месте. Он ненавидит Швецию. Ненавидит поганых социал-демократов и специалистов по социальным проблемам. Он смотрит на свое отражение. You talking to me? You talking to me? You talking to me? [4] В этой хижине им его не найти, а каникулы на Хаммарсё скоро кончатся. Еще немного — и они с матерью вернутся в Стокгольм, а там есть где спрятаться. В парках, в кинотеатрах, и еще на скамейке возле фонаря, на которой никто больше ни сидит и которую он поэтому считает своей. Когда-нибудь они сядут на эту скамейку вместе с Эрикой. Эрика живет в Осло. Однажды он поедет в Осло. Только вот в Норвегии ничем не лучше, там все так же погано, как и здесь. Может, они уедут в Лос-Анджелес или даже еще дальше — в Сидней или Гонконг.

4

Ты со мной говоришь? (англ)