Колумбелла

— Когда-то я хотел здесь жить. Для того и построил дом примерно год назад. Хотел перебраться сюда, когда Эдит приехала ухаживать за матерью. Думал, Кэтрин пойдет на пользу смена обстановки. Но самое главное, я хотел, чтобы Лейла почувствовала себя здесь хозяйкой. У меня не получилось, и, может, я сам в этом виноват. Пока я планировал и строил, Лейла интересовалась тем, что я делал. Я надеялся, что дом выполнит свою задачу. Разумеется, всегда ошибочно ожидать, что обстановка может изменить человека. Человеческие проблемы гораздо глубже.

— Кэтрин не захотела переезжать? — поинтересовалась я.

Его руки крепко сжали ограду из красного дерева.

— Она играла в какую-то непонятную игру в поддавки. Одно время, казалось, подбадривала, интересовалась. А когда в результате моих усилий дом был наконец построен, рассмеялась мне в лицо и заявила, что я идиот, если думаю, что она переедет сюда из своего родного гнезда.

— Лейле это причинило боль? Она была разочарована, что переезд не состоялся? — спросила я, чувствуя его боль как свою.

— Да нет! Кэтрин позаботилась о том, чтобы охладить ее возбуждение и испортить ей удовольствие от переезда в собственный дом. Мод права: Кэтрин хотела лишь одного — погубить меня! Мне ничего не оставалось, как согласиться.

— Если ее отношение к вам было столь враждебным, как вы могли любить ее?

Он спокойно посмотрел на меня:

— Вероятно, я позволял Кэтрин делать то, что она делала. Дело в том, что мне легче было поступать по-своему, нежели бороться. Вероятно, так нам и удалось погубить друг друга!

— Нет! — почти крикнула я. — Вы не погублены! Этого не может быть!

Он, как эхо, повторил мои слова:

— Этого не может быть? Интересно! Разумеется, я не собирался перебрасывать ее через эту ограду. Не думаю, что я могу быть убийцей. Но, как бы то ни было, я поддался гневу и разочарованию, как это уже со мной случалось, и оттолкнул ее так, что она упала на эту гнилую ограду. Пора посмотреть фактам в лицо! Я не знаю, что еще могло случиться. Лейла видела именно это?

Я помотала головой:

— Она увидела, как вы трясли ее мать за плечи, после чего убежала. Но есть еще бурнус! Если бы Кэтрин упала через ограду, когда вы ее оттолкнули, она летела бы по камням в этом халате. Однако ни вы, ни Алекс, ни кто другой не приносили его в дом после того, как ее нашли, по той простой причине, что его там, не было! Как я вам уже говорила, я видела, что он висел на вешалке возле двери, причем тогда, когда Кэтрин уже была мертва. А это означает, что настоящее нападение было совершено после того, как, она осталась без халата. Затем нападавший, скорее всего, отнес его в дом и украдкой повесил на вешалку, где я его и обнаружила.

— Всего за три-четыре минуты и не встретившись с вами? — Он слушал меня серьезно, но недоверчиво. — Вы можете мне объяснить, при чем тут халат?

— Кого-то, должно быть, очень беспокоит этот бурнус! Иначе почему он оказался спрятанным в кладовке мастерской Эдит? За этим что-то кроется! Я это чувствую!

— Что вы хотите сказать? Как это спрятан в мастерской Эдит? О чем вы?

Тогда я рассказала ему, что произошло со мной утром, когда кто-то в халате Кэтрин, с опущенным на лицо капюшоном вылетел из кладовки, сбил меня с ног и, не узнанный, удалился.

Кинг выслушал меня так же серьезно, затем сказал:

— Вот еще одно доказательство того, что я должен это сделать. Я хотел распутать ситуацию, как только Лейла немного оправится. Но теперь, оправилась она или нет, должен действовать. Коли стали известны новые факты, надо снова призвать на помощь полицию. Мы с Мод только что обнаружили, что Кэтрин открыла счета на свое имя в различных банках, даже отдаленных от дома, и переводила на них гигантские суммы. Вот почему она могла говорить о реставрации «Каприза»! И конечно, тратила деньги совершенно необузданно. Более года назад мы с Мод сказали ей, что больше не будем оплачивать ее долги, но, по-видимому, ей удалось найти новый источник доходов. Мы слишком долго об этом молчали.

Кинг снова повернулся, зашагал по комнате, и тут его взгляд привлекло что-то, лежащее на полу. Он наклонился, поднял это, а когда протянул руку, я увидела на его ладони два сигаретных окурка. На светлом полу из твердой древесины от них осталось два коричневых следа.

— Один окурок Кэтрин! — сказал он. — Чей второй, не знаю. Она иногда приезжала сюда и не скрывала этого. Кэтрин не хотела здесь жить, но и оставлять дом только мне тоже не желала! Удержать ее я не мог, а я не люблю, когда в окнах бьют стекла, так что предпочел отдать ей комплект ключей.

За этими окурками и следами от них на прекрасном полу ясно угадывалась жестокая оскорбительная усмешка — желание нарочно испортить то, что было построено с заботой и любовью.

— Это сюда, вы приходили той ночью, когда она умерла? — спросила я.

Кинг выбросил окурки в дверь:

— Да. Я был так близок к тому, чтобы убить ее, что хотел куда-нибудь убежать, где можно было поостыть и все обдумать. Я любил приезжать сюда с тех пор, как дом был построен. В стенном шкафу держу складной стол и стулья, чтобы иногда днем здесь работать. Не ночью, конечно, потому что тут еще нет электричества. Кэтрин обычно наносила ночные визиты — я не раз находил Огарки свечей.

Он говорил все с тем же самым странным спокойствием, и меня это начало беспокоить. Кинг всегда казался мне человеком, обладающим недюжинной жизненной силой, человеком, умеющим бороться с превратностями судьбы. Бороться с Кэтрин, иногда с Мод и очень часто с Лейлой., А теперь он словно нашел успокоение.

— Я хочу с вами поговорить, — тихо произнес Кинг. — Сейчас мы одни, но может сложиться так, что другого шанса у меня не будет. Погодите немного. Я должен найти, на что сесть!

Он раздвинул скользящие дверцы стенного шкафа и вытащил два шезлонга. Посадив на один меня, расставил второй и сел напротив. Я чувствовала, что сейчас произойдет что-то мрачное и разрушительное, мне захотелось его удержать, помешать ему говорить. Но отсрочки больше быть не могло.

Кинг потянулся ко мне, заключил мою руку в свои широкие ладони и устремил на меня взгляд, полный теплоты.

— Вы даже не понимаете, Джессика, какие жизненные уроки преподносите мне! Пока что я еще не полностью их усвоил, но пытаюсь!

— Как я могу вас чему-то учить? — в замешательстве посмотрела я на него. — Вы же сказали, что я убегаю от реальной жизни. Вы сказали.

— Я наговорил много глупостей! Критиковал вас за то, что вы не боролись за свое счастье! А недавно взглянул на себя со стороны. Может, имеет смысл только та борьба, которая сметает все на своем пути? Что толку выступать против невыносимой ситуации и сходить с ума оттого, что не находишь решения? А мне кажется, я делаю и то и другое.

Мне нечего было ответить. Я очень любила его и просто слушала.

— Я начинаю понимать, — продолжил он, — что ситуация, в которую вы попали в юности, была не менее печальна и невыносима, чем моя. Вы не сами создали ее, но она была, и вы нашли способ жить в ней, как могли, да еще вполне плодотворно! Я тоже пытался так жить, но большей частью разочаровывался, борясь с тем, с чем нельзя было бороться моими методами.

Мне пришлось встать на его защиту.

— Вы никогда не были свободны в своих действиях…

— А кто вообще полностью свободен? — с вызовом произнес он. — Нас всех что-то ограничивает! Вы отважно приняли границы, возведенные вокруг вас, но в меру своих сил старались их немного отодвинуть. Так что я больше не буду смеяться над вами и дразнить вас, дорогая! Неприятности, которые у вас были, прошли, когда вы справились с ситуацией, связывавшей вас так долго. Вы сумели устранить огромный вред, нанесенный вашей уверенности в способности выходить за старые барьеры.

— Это вы помогли мне, — с благодарностью произнесла я. — Вы заставили меня увидеть жизнь с иной стороны!

— Все равно в конечном счете вы помогли бы себе. Это мне больше всего в вас нравится. Как бы вы ни были напуганы, если вы за что-то беретесь, вам не страшны никакие препятствия. Теперь моя очередь. Я не намерен оставаться в том положении, в которое меня хочет поставить Мод. Боюсь, она привязана к собственным разочарованиям. Жизнь так давно схватила ее мертвой хваткой, что, вероятно, ей уже поздно освобождаться. Так что сейчас я вынужден причинить ей боль. Есть одна вещь, которая зачастую связывает нам руки, — боязнь причинить боль другим людям. Это же заставляет идти на компромиссы. Но теперь я должен выбрать свой путь и действовать не так, как хотите вы. Вам хотелось бы верить, что я не убивал Кэтрин. Я думаю иначе.