Голубой огонь

Она вспомнила, что наблюдала за ним, несколько обиженная, ожидая, когда он закончит говорить и вновь обратит на нее внимание. Но этого не случилось. Его лицо побледнело, голос стал холодным, когда он отвечал человеку на том конце провода. Она вспомнила те слова, которые он говорил, но кто это был, она никогда не узнала. Друг? Деловой знакомый? Полицейский?

— То, о чем вы говорите, не может быть. У меня никогда не было неограненных алмазов. Ни здесь, ни в Йоханнесбурге.

Человек на том конце провода продолжал говорить, и Сюзанна видела, как лицо отца мрачнело все больше по мере того, как он слушал. Положив трубку, он прикоснулся к звонку и послал горничную разыскать Клару. Он был так рассержен, что Сюзанна задвинула скамеечку в угол и сидела очень смирно, чтобы он не заметил ее и не вылил на нее весь свой гнев.

Она отчетливо помнила, как мать в веселом настроении вошла в комнату. На ней было зеленое платье в цветочках цвета папоротника, в волосах — белая роза. Но когда она увидела разгневанного мужа, улыбка исчезла с ее лица и уступила место страху.

Никлас холодно сообщил ей, что по чьей-то инициативе в его доме в Йоханнесбурге был произведен обыск, в результате чего был обнаружен тайник с неограненными алмазами. Он потребовал от нее объяснений по этому поводу. Клара начала плакать и все отрицать, но Никлас продолжал обвинять ее, Не получив признания, он встал из-за стола и, взяв ее за плечи, начал трясти, пока она не ослабела в его руках. Обмякнув, она готова была во всем сознаться. Да, ей удавалось уносить камни, когда она работала в компании. Она хотела их сохранить. Они были такие прелестные, такие очаровательные.

Никто из них не замечал в углу ребенка, испуганного их громкими голосами. Телефон снова зазвонил, но Никлас не обращал на него внимания. Он грубо отшвырнул от себя Клару, так, что та упала на письменный стол и ушибла руку. Позднее она показывала Сюзанне синяк, как свидетельство его жестокости. Он заметил Сюзанну только тогда, когда чуть не наступил на нее в углу. Затем он закричал, чтобы она убиралась вон из комнаты. Ей нечего здесь делать, и она должна немедленно уйти!

Испуганная Сюзанна убежала из комнаты наверх, все еще сжимая в руках фотоаппарат. Весь ее маленький мир, так заботливо охраняемый родителями, разлетелся вдребезги под действием их гневных голосов, доносившихся снизу. Эти осколки ранили ее душу и чуть не задели тело. Было ясно, что отец ее ненавидел. Он смотрел на нее ненавидящими глазами, а мать ничего не сделала, чтобы защитить ее. Ее мать, которая громко рыдала, вообще, казалось, забыла о ее существовании.

Ее комната наверху выглядела сиротливо, и фотоаппарат в ее руках служил ей немым укором. В ее детской голове росла убежденность, что все эти страшные вещи случились с ней из-за того, что она сломала подаренный отцом фотоаппарат. Некоторое время она сидела в своей комнате на кровати, поворачивая его маленький корпус так и этак, ища способ восстановить разбитые линзы. Если только она сможет починить его и он вновь будет работать, то отец наверняка перестанет ненавидеть ее и перестанет ненавидеть мать. Ее мама перестанет плакать, и между ними больше не будет сказано ни одного сердитого слова.

Она очень хотела этого, и ответ к ней пришел простой и ясный. Для того чтобы сделать линзу, нужен был особый сорт стекла, и она знала, где взять этот кусочек стекла. Двигаясь бесшумно на цыпочках, она прибежала в комнату матери и залезла в пудреницу. Камень все еще был там.

Сейчас, много лет спустя, взрослая Сюзанна скрючившись сидела на низенькой скамеечке, как она делала это ребенком, и трясущимися руками раскрывала фотоаппарат. Как и Мара перед этим, она посмотрела внутрь корпуса. Там было черно и пусто. Там ничего не было. Держатель пленки был давно потерян, и фотоаппарат не работал. Она сильно потрясла его как и Мара, и что-то блестящее упало к ней на колени. Она подняла это и положила на ладонь. Но это был только кусок сломанной линзы.

Затем она запустила пальцы глубоко в корпус и пошарила за затвором. Ее нервы были напряжены до предела. В спешке неловко двигая пальцами, она ухитрилась нащупать кончик липкого материала, который легко оторвался, когда она потянула за него. У нее в руке оказалась полоска черной склеивающей ленты, которая крест-накрест была приклеена позади затвора. Снова ее пальцы принялись искать и нашли вторую крест-накрест склеенную ленту. Когда она ее вытаскивала, вместе с нею вылезло еще что-то, прилипшее к материалу. Прикрытый черной лентой, он пролежал спрятанным все эти годы. Сюзанна с восхищением разглядывала камень, лежавший на ее ладони.

Он был прозрачный и бесцветный, возможно, дюйм или побольше в длину, немного меньше в толщину; с помощью огранки ему была придана продолговатая форма. В затененной комнате он выглядел тускло и был лишен присущего алмазам блеска. Алмазы, вышедшие из темноты чрева земли, рожденные в огне, могли ожить только на свету.

Она подошла к французским дверям и шагнула за порог. Дневной свет струился по террасе. Когда она вытянула руку, Король Кимберли словно по волшебству ожил. В глубине камня свет расщепился на цвета радуги, голубой огонь хлынул из самой его сердцевины. Однако огонь не был теплым, и камень холодил ей руку. Ей казалось, что камень несет дурное предзнаменование. У нее по коже поползли мурашки, и она не могла унять дрожь.

Возвратившись в тень, она села в кресло отца, положив на стол перед собой фотоаппарат. Теперь она могла вспомнить все. Человек в униформе появился в их доме, и отец ушел вместе с ним. Она не успела показать ему исправленный фотоаппарат, стало быть, зло, совершенное ею, не потеряло силу и злой рок продолжал преследовать их. Ее мать непрерывно плакала, в то время как она, ребенок, сидела в комнате и пристально смотрела на гору, пока ей не стало казаться, что гора угрожающе наклонилась к ней. Возможно, если бы она смотрела на нее достаточно долго, гора обрушилась бы и задавила ее, чего она, без сомнения, заслуживала.

Как много она вспомнила!

Каким тяжелым казался сейчас алмаз в ее руках, холоднее всех камней на свете и холодящим кровь.

Следующим ударом для ее матери было исчезновение камня из пудреницы. Но она не знала, кого проклинать или к кому обращаться без того, чтобы не выдать себя. Она со слезами спрашивала у дочери, но Сюзанна в то время была слишком напугана, чтобы признаться в. содеянном. Кроме того, она все еще надеялась показать отцу исправленный фотоаппарат.

Теперь она знала, почему ее мать убежала из Африки. Клара боялась, что ей придется сесть в тюрьму, этого она бы не перенесла. Но Никлас взял ее вину на себя, и его «признание» позволило ей поступить так, как она хотела. Факт исчезновения Кимберли не был обнародован, пока не прошло достаточно лет и интерес к этому не пропал. А тем временем Клара требовала от своей дочери все забыть. «Забудь, забудь, — твердила ее мать. — Не пытайся вспомнить то, что случилось здесь». И Сюзанна, смущенная, испуганная, охваченная жалостью, готовая заболеть, отгородилась от всего спасительным щитом забвения. Только сейчас, через многие годы, занавес затрепетал и откинулся, обнажая страх, который она скрывала. Всякий раз, когда Сюзанна роняла что-нибудь или ломала какой-нибудь даже самый пустячный предмет, легкий занавес колыхался, вызывая в ней необъяснимый страх.

Боль и тошнота, усилившись, вернулись к ней снова, Это была боль за отца и испытание ее любви к нему. Она понимала, что виновата ее мать, а отец не виноват. Только тот взбудораживший ее случай на цветочном рынке оставался никак не объясненным, и, учитывая прошлое, она должна дать отцу возможность самому все объяснить.

В отдаленной части дома зазвучали голоса, и ей захотелось знать, не он ли это приехал. Она будет ждать его здесь и, когда он войдет, вручит ему камень. Он заплатил за него слишком дорогую цену. Теперь он принадлежит ему. Но, кроме того, она расскажет ему о своих последних воспоминаниях и о том, что она видела на цветочном рынке.