Адепт

— Правда? — Адам старательно поддерживал бесстрастный тон.

— Да! — с ожесточением выкрикнул Перегрин. — О, я очень неплохо начал — в первые годы после окончания. Благодаря помощи леди Лоры и других мне удалось выдвинуться… Я даже приобрел некоторую репутацию, но только тут все снова обернулась к худшему.

— Каким образом?

— Мое видение… Оно изменилось, — вздохнул Перегрин и сделал еще глоток из стакана. — Я снова начал видеть всякие вещи. Я старался контролировать себя, но мне это не всегда удавалось. Все чаше и чаще, начиная работу над новым портретом, я начинал видеть то, чего мне видеть не положено. Иногда, глядя в лицо позирующего мне человека, я ловил себя на том, что вижу его будущее…

— Видите его смерть, вы хотите сказать? — предположил Адам.

Перегрин стиснул губы.

— Ну, не каждый раз. Но достаточно часто, чтобы убедиться в том, что писать кого-либо старше среднего возраста — это напрашиваться на помрачение рассудка.

— Вот почему последние годы вы пишете в основном детей, — договорил за него Адам и кивнул. — А что заставило вас написать леди Лору?

— Вы когда-нибудь пытались сказать “нет” леди Лоре? — Перегрин немного недоверчиво покосился на Адама. — И потом, поначалу мы договаривались только о портрете ее внуков. Только когда я уже начал работу, она попросила, чтобы ее тоже включили в композицию. Едва ли я мог отказать ей: из всех моих покровителей она была самой доброй и щедрой — почти как родная мать, если вам это интересно. Вот почему, когда я понял, что я пишу…

Он глубоко вздохнул и попробовал продолжить рассказ:

— Я пытался убедить себя, что все это неправда, — прошептал он. — Собственно, это все, что я мог сделать, чтобы продолжать работу. Я пытался отделаться от этого знания, но не мог. А потом еще вы появились — и продолжать отрицать это было уже просто невозможно. Теперь она умерла, как я и предвидел. А я… У меня и слез-то больше не осталось оплакать ее.

Он закрыл лицо руками, и все тело его содрогнулось от всхлипа. Адам протянул руку и осторожно положил на его худое плечо.

— Перегрин, — негромко произнес он. — У леди Лоры Кинтул диагностировали рак примерно полгода назад. Это было задолго до того, как вы начали работу над ее портретом. Предвидеть чью-то смерть и вызывать ее — разные вещи.

Перегрин не откликнулся, поэтому Адам зашел с другой стороны.

— Вы видите что-нибудь, кроме смерти?

Перегрин слабо мотнул головой.

— Что еще вы видите? — настаивал Адам. Перегрин оторвал лицо от рук, отчаянно пытаясь совладать с эмоциями.

— Ну… это трудно описать, — неохотно сказал он. — Я вижу… Ну, что-то вроде того, что видел, когда был совсем маленьким. Иногда только фон меняется, словно я заглядываю в другое время или в другое место. Иногда меняется само лицо — когда я смотрю на него под другим углом или в другом освещении. Это тот же самый человек — но в чем-то немного другой.

Адам кивнул:

— Можете привести пример?

Перегрин прикусил губу.

— Взять, например, хоть вас. Даже сейчас я не знаю наверняка, как вы выглядите. Что-то в вас продолжает меняться. Я вижу вас не таким, каким видел минуту назад.

Адам продолжал внимательно слушать.

— Вы хотите сказать, вы видите мою смерть?

От этого вопроса Перегрин вздрогнул, но быстро взял себя в руки.

— Нет. Не смерть… — Он прищурился, наклонив голову сначала в одну сторону, потом в другую, словно пытаясь найти верную точку зрения.

— Нет, не помогает, — сказал он наконец. — Я не могу сказать вам, что я вижу.

С минуту Адам сидел молча, очень осторожно взвешивая слова.

— Мне кажется, нам стоило бы посмотреть, есть ли какое-то средство от этого, — сказал он наконец, отставив в сторону так и не тронутый стакан. — Существуют способы выделить и выявить скрытые особенности восприятия. Я предлагаю провести один несложный эксперимент.

— Эксперимент? — Перегрин бросил на него дикий, почти затравленный взгляд, но тут же сделал большой глоток из стопки.

— Почему бы и нет? — заявил он неожиданно беззаботно. — Продолжать в том же духе я не могу. Если этот ваш эксперимент даст хоть какую-то надежду, по-моему, стоит попробовать.

Глава 4

— Умница, — одобрительно улыбнулся Адам. — Все, что нам теперь нужно, — это несколько нехитрых инструментов.

Он встал со своего места, отодвинул небольшой столик розового дерева от дивана и поставил его прямо перед креслом Перегрина. Потом вернулся к бару и порылся в нижнем отделении. Когда Адам вернулся к Перегрину, в его руках был круглый поплавок от рыбацких сетей, сделанный из прозрачного, чуть зеленоватого стекла. Он вручил поплавок Перегрину, которому пришлось поставить на стол свой стакан.

— Хрустальный шар? — спросил художник не без скепсиса.

— Можно сказать и так, — с улыбкой ответил Адам. — Я вам сейчас все объясню, а вы сами решите, хотите ли это продолжать.

Он снял с каминной полки один из двух серебряных подсвечников, стоявших по сторонам от небольшой картины со сценой охоты, наклонившись, зажег от огня длинную каминную спичку и уже от нее зажег свечу. Потом поставил подсвечник точно в центре столика перед Перегрином. Тот наблюдал за всеми этими действиями со смешанным чувством завороженного восторга и легкой неуверенности. Казалось, в мерцающем огне свечи замысловатая инкрустация на столешнице излучала внутреннее сияние.

— Ну вот, — произнес Адам, вернувшись на свое место, — как вам, возможно, известно, ключи к большинству психических отклонений лежат глубоко в подсознании человека. Для того чтобы добраться туда, нам надо сначала отключить активную часть сознания. Разумеется, этого можно достичь химическими средствами, однако все они имеют побочные эффекты. И потом, вы же сами сказали, что от лекарств ваша проблема лишь обостряется. Поэтому я предлагаю вам — я вообще предпочитаю этот метод — использовать способ медитации, который с успехом применяли в прошлом. Один из способов, которыми подсознание охраняет свои секреты, — это проецирование страха в активную часть сознания. Я хочу заставить вас расслабиться и посмотреть, сумеем ли мы обойти этот страх и добраться до того, что вас беспокоит.

— Но я и так знаю, что меня беспокоит, — проговорил Перегрин. — Я вижу то, что не должен видеть!

— Почему бы вам, хотя бы из уважения ко мне, не сделать вид, будто я знаю, что делаю? — мягко сказал Адам. — Я понимаю, что вы сейчас — сплошной комок нервов, и я понимаю почему, но мы ничего не добьемся, если вы не позволите мне помочь вам.

Упрек возымел действие. Перегрин не без опаски покосился на Адама из-под очков и вздохнул.

— Простите меня, — пробормотал он. — Так что вы хотите делать?

— Во-первых, — так же спокойно продолжал Адам, — я хочу, чтобы вы взяли поплавок в руки так, чтобы видеть через него пламя свечи.

— Ладно. — Перегрин повертел шар в руках, глядя на него под разным углом. — Может, мне лучше снять очки? — спросил он.

— Можете, если так вам удобнее. Вы хорошо видите без них?

— Ну, на таком расстоянии достаточно. Это имеет какое-то значение для эксперимента?

— Не особенно.

— Тогда я лучше их оставлю. — Он вдруг подозрительно покосился на Адама. — Уж не гипнотизировать ли вы меня собрались?

— Вот видите, вы знаете все мои приемы, — улыбнулся Адам, откидываясь на спинку кресла. — Вам нечего бояться. Это совсем не то, что Свенгали или граф Дракула, лишавшие своих жертв воли к сопротивлению. Обещаю вам, что вы все время будете сохранять контроль за ситуацией.

Это обещание вызвало требуемую улыбку, пусть и слегка натянутую. Перегрин послушно устремил взгляд на поплавок, а через него — на огонь. Слегка искаженное кривизной стекла пламя, казалось, жило собственной жизнью, превращаясь в причудливые пляшущие фигуры.

Мало-помалу негромкий голос Адама заставил художника расслабиться. Вглядываясь в пляшущий огонь, Перегрин словно купался в его теплом, живом сиянии, заполнявшем все поле зрения. Нарастающий свет словно проникал во все поры его тела и делал его невесомым. Почему-то это казалось совсем не странным, а, напротив, неожиданно знакомым, даже приятным.