Страница 44 из 54
Ещё одно дорогое сердцу Толкиена убеждение состояло в том, что современная жизнь и технический прогресс пагубны для человечества. Убеждение это не имело ничего общего с политикой и диктовалось глубоким личным отвращением к опасным соблазнам современной жизни. «Он не любил современность, — вспоминал сын Толкиена Кристофер. — Сущностью современного мира для него был механизм. Этот механизм — один из скрытых смыслов, заключённых во ‘Властелине колец’»[155]. В других описаниях он предстаёт ещё более непримиримым противником современности. «Толкиен всегда говорил, … что только глупцы и безумцы способны размышлять о двадцатом веке без отвращения», — вспоминал критик Роджер Сейл[156]. А писатель Пол Коучер утверждал, что «Толкиен стал экологом, защитником необъяснимого, врагом ‘прогресса’, поклонником ручных ремёсел и пацифистом задолго до того, как все эти умонастроения вошли в моду»[157].
Неприязнь Толкиена к двадцатому веку нашла во «Властелине колец» яркое отражение: достаточно вспомнить об обречённых на вымирание энтах — символе минувшей эпохи. И можно себе представить, какое удовольствие должна была принести автору работа над главой «Очищение Шира»!
Совершенно очевидно, что одним из назначений «Властелина колец» явилась для Толкиена атака на самых ненавистных ему противников в реальном мире — поборников технического прогресса, виновников загрязнения окружающей среды и равнодушных потребителей. Ему удалось создать всецело убедительный альтернативный мир без технологии, или, по выражению Джона Клюта, «полноценный контр-миф истории двадцатого века… описание такого мира, с которым ‘всё в порядке’, — иную реальность, которой так жаждет душа в нашем бесплодном столетии»[158]. Толкиен не просто предавался приятным мечтам — он проповедовал свои глубочайшие убеждения, что тщательно подчёркивает в своём замечании на эту тему Колин Уилсон:
«‘Властелин колец’ — это критика современного мира и ценностей технологической цивилизации. Эта книга отстаивает свои собственные ценности и стремится убедить читателя, что они предпочтительней ценностей современных… это и атака на мир современности и, в то же время, своего рода кредо или манифест»[159].
С точки зрения эколога, Саруман (имя которого можно перевести как «Искусник»[160]) не менее порочен, чем Саурон или Моргот. Последних можно интерпретировать как мистические образы зла, как демонов — губителей духа, Саруман же — это само воплощение порочного двадцатого века. Он — лицемерный политик, он — губитель природы, он — беспринципный учёный. Орки выведенной им породы не боятся дневного света, и каждый из них обладает силой двух сауроновых воинов. Саруман ставит опыты с механизмами. Пока герои ведут Войну Кольца и спасают Средиземье от Саурона, Саруман «модернизирует» Шир. Но «добрые старые времена» торжествуют победу: Саруман бессилен перед «природной» магией Гэндальфа и перед добродетелями тех, кто действует на благо природе. Но здесь Толкиен, похоже, зашёл слишком далеко. Свои идеи он представил так убедительно, что многие читатели заподозрили, будто весь «Властелин колец» — не что иное, как чистая аллегория.
Первым это подозрение высказал Рейнер Анвин, в 1947 году прочитавший часть книги в первоначальном варианте. В письме к отцу он заметил, что борьба добра и зла несколько отдаёт аллегорией. Толкиена это замечание огорчило, и с тех пор он неизменно настаивал на том, что в книге его никаких аллегорий нет. Но, справедливости ради, не следует забывать, что вторая мировая война тогда только что завершилась, и Рейнер имел все основания увидеть в основной теме «Властелина колец» — борьбе «хороших парней с Запада» против «плохих парней с Востока» — обычную аллегорию.
Кто же из них был прав? И действительно ли Война Кольца в каком-то смысле явилась образом второй мировой войны?
На первый взгляд, такое предположение кажется вполне правдоподобным. Толкиен писал свою эпопею в военные годы, и даже если принять во внимание, что замысел её оформился ещё в 1938-м, всё равно останется фактом, что в те времена фашизм уже набрал силу и Европа стояла на грани войны. Кроме того, Толкиен постоянно возвращался к написанным ранее эпизодам и вносил в них множество изменений, так что если бы он захотел написать аллегорию, то без труда мог бы пересыпать текст подобающими аллюзиями на реальные события.
Найти подобные аллюзии не составляет труда. Вот лишь несколько самых ярких примеров: белый цвет символизирует добро, а чёрный — зло; гортанную речь орков можно интерпретировать как усиленный до предела немецкий акцент; наконец, можно ещё раз вспомнить «говорящее» соотнесение двух противоборствующих лагерей со сторонами света.
Несколько более тонкую примету аллегории можно обнаружить во 2-й главе книги II («Совет у Элронда») — в непростой и затяжной дискуссии о том, как следует поступить с Кольцом. Из речей персонажей явствует, что поборники добра оказались совершенно не готовы к войне, и даже такие могучие герои, как Гэндальф или Элронд, осознали угрозу, исходящую от Саурона, лишь недавно. Некоторые критики усмотрели в этом аналогию с тем, что Великобритания и другие члены антифашистской коалиции вступили в войну плохо подготовленными, несмотря на то, что нацисты наращивали военную мощь ещё с начала тридцатых. Главу «Совет у Элронда» Толкиен писал как раз в первые дни войны.
И, наконец, всевозможные аллегорические толкования породил предмет, вокруг которого вращается действие книги, — само Кольцо Власти. Рейнер Анвин первым выдвинул идею о сходстве его с кольцом Нибелунга из опер Вагнера. Толкиен в ответ язвительно заметил, что между ними, конечно же, очень много общего: оба они круглые.
При ближайшем рассмотрении все эти трактовки не выдерживают критики. Чёрный цвет ассоциировался со злом испокон веков — тот же Гитлер в выборе символического цвета для своего режима опирался именно на эту архаическую ассоциацию. Кроме того, от Германии до Балкан, на которых Толкиен помещал Мордор, довольно далеко. Оркский язык похож не только на немецкий, но и на множество других языков, а самих орков, смуглых и узкоглазых, принять за штурмовиков SS было бы трудновато. Одним словом, в своей аллегорической интерпретации «Властелина колец» Рейнер Анвин оказался даже дальше от истины, чем в гипотезе о связи толкиеновского Кольца с вагнеровским: Вагнер, по крайней мере, опирался на древний тевтонский миф.
Выдвигалось и предположение о том, что Мордор — это не Германия, а Россия. Точно известно, что с молодых лет и вплоть до самой смерти Толкиен относился к Советскому Союзу и коммунистам с большим подозрением. Он был далёк от политики, но Сталин вызывал у него глубокое недоверие даже в те годы, когда русские солдаты сражались с британцами и американцами бок о бок на фронтах второй мировой. И когда сразу же по окончании войны Советский Союз замкнулся в изоляции, Толкиен ничуть не удивился. Однако Россия сгодилась бы на роль Мордора лишь при условии, что Толкиен решил бы описать некую войну будущего, — а в сороковые годы такая перспектива казалась совершенно невероятной.
Толкиен заявлял, что вообще терпеть не может аллегории, и категорически отрицал присутствие каких бы то ни было аллегорий в своих книгах[161]. Близким друзьям он признавался, что черпал вдохновение в религии, но признать, что в сюжете «Властелина колец» отражено что-то помимо воспоминаний о его личном военном опыте, он отказывался наотрез. К примеру, он соглашался с предположением о том, что Сэм Гэмджи — это образ доброго, надёжного, верного и трудолюбивого солдата из рабочих. Но в проработке этого образа Толкиен опирался именно на воспоминания о первой мировой войне, и не следует забывать, что в основе «Властелина колец» лежал «Сильмариллион», большая часть которого была написана как раз после первой мировой.
155
Ibid. — Прим. автора.
156
Цит. по: Алида Беккер (ред.). «Альбом Толкиена» (Alida Becker (ed.). The Tolkien Scrapbook. Ru
157
Цит. по: Пол Коучер. «Властелин Средиземья: творчество Дж.Р.Р. Толкиена» (Paul H. Kocher. Master of Middle Earth: The Fiction of J.R.R. Tolkien. Houghton Mifflin, Boston, 1972, p. 26). — Прим. автора.
158
Цит. по: Алида Беккер (ред.). «Альбом Толкиена» (Alida Becker (ed.). The Tolkien Scrapbook. Ru
159
Цит. по: Independent. London, 20 January 1997. — Прим. автора.
160
См.: Том Шиппи. «Дж.Р.Р. Толкиен: писатель века» (Tom Shippey. J.R.R. Tolkien: Author of the Century. HarperCollins, London, 2000, p. 170). — Прим. автора.
161
Позиция довольно странная, учитывая тот факт, что Толкиен опубликовал по крайней мере одно откровенно аллегорическое произведение — «Лист работы Ниггля». — Прим. автора.