Нуманция

Ацилия часто просыпалась по ночам и долго лежала, глядя в полумрак, всё представляла себе, что же ей делать, как сложится её дальнейшая жизнь, а, может, и правда смириться ей? Пойти на поводу у судьбы? Всё равно, даже если она вернётся в Рим, что это изменит? Там она попадёт под власть брата, которого не видела почти пять лет. Может, там тоже самодур не лучше этого Марка, тоже будет требовать что-то, вмешиваться, и на своё усмотрение распоряжаться её судьбой и жизнью её ребёнка…

Хотя, он всегда присылал Ацилии подарки из Рима, приезжал, когда она была маленькой, любил с нежностью родного брата, навряд ли его отношение поменялось бы после всего, что пережила Ацилия. Всё, что было с ней, было не по её вине.

В ту ночь она опять лежала без сна, думала. Ладонь сама собой легла на живот. Здесь… Здесь он, его ребёнок… Ещё маленький, ещё света не видевший, а уже его… Весь в него… Весь, как он… Аж содрогнулась, напрягая пальцы ладони.

Нет! Пока он только её, и находится у неё под сердцем, слышит его удары, и больше похож на неё, на неё, свою маму…

Маму?

Боги святые!

Она станет матерью! Матерью ребёнку! И он будет любить её, называть её "мамой", будет искать у неё защиты и любви, и ему будет всё равно, какая Ацилия по характеру, внешности, происхождению, он будет любить её только потому, что она его мама…

Как это всё интересно…

Он будет искать у неё защиты, как и сам Марций искал её у своей матери, убитой отчимом… Как он рассказывал тогда…

Ацилия нахмурилась невольно.

Что за мысли в голову лезут? Нельзя! Нельзя об этом… Нельзя о смерти…

Она любит его, она хочет, чтобы он родился.

А отец его?.. А что отец?.. Ацилия вздохнула. А отец, как бесплатное неизбежное приложение, от которого никуда не денешься, как бы ни хотелось.

Ацилия повернулась на бок, подтянув ноги к животу, стала проваливаться в сон, и в этот миг громкий крик огласил всю палатку, заставил Ацилию буквально подпрыгнуть, а сердце — чуть не выскочить из груди.

— Нет! Нет! Боги святые, только не это…

Ацилия вскочила, дрожа всем телом, это кричал Марций во сне, переполошив в своём углу и самого себя и Гая у входа. Она прибежала, резко отдёрнула штору, зажав левой ладонью горло, словно пыталась унять дрожащее сердце.

— Что?.. Что происходит?

Марций сидел в своей постели на полу, растерянно смотрел на Ацилию, смущённо потирал ладонью мокрое от кошмара лицо, огромные переполошенные глаза, наполненные слезами.

— Вы… Вы с ума сошли… — прошептала Ацилия, — Что вы делаете, я чуть от страха не умерла вместе с вашим ребёнком, честное слово…

— Извини… — буркнул он виновато, и Ацилия опешила, ничего себе, он может и прощение просить, оказывается?

Отпустила штору, зайдя в угол Марция, присела на трипод, не сводя глаз с лица декануса, спросила растерянно:

— Вы чего это?.. Что произошло?

— Да-а… — отмахнулся, дёрнул ладонью вверх по лбу и на волосы, — Кошмар… Хуже, чем всегда…

— Кошмар? — Ацилия удивилась, нахмурилась недоверчиво, отстраняясь, — И часто… часто это у вас так?

Отрицательно закачал головой, кусая губы, всеми мыслями ещё будучи там, в страшном сне.

— Нет, но иногда бывают.

Заглянул Гай, но, удостоверившись, что всё в порядке, исчез.

— Воды вам принести? — спросила участливо. Марций медленно перевёл на неё глаза, словно не слышал, качнул головой:

— Пожалуй…

Ацилия вышла, только сейчас обратила внимание, что на ней лишь короткая выше колен туника, нижняя, которую не следует показывать кому бы то ни было, и уж тем более ему, хотя до этого ли ему сейчас. Зашла к себе, захватила плащ, а только потом пошла за водой.

Марк пил, стуча зубами по краю бронзового ковша, поверх него смотрел в лицо Ацилии.

— Сильно я тебя напугал? — протянул ковш ей.

Ацилия приподнялась с трипода, забирая его.

— Да. Я думала, что-то случилось в лагере. Я испугалась. Так неожиданно… Вам надо лечить себя…

— В смысле? — удивился. Так и сидел на постели, одеяло у пояса, а выше — голые живот, грудь, плечи, руки… Ацилия старалась не смотреть на них, заставляя себя глядеть ему только в лицо, в глаза, хотелось уйти, но участливо говорила:

— У меня в детстве тоже были кошмары, отец говорил, что кошмары бывают у тех, кто сильно переживает за то, что делает днём, что пережил за жизнь… Я не знаю, так ли это?.. Я избавилась от них, ещё тогда избавилась… — Марк дрогнул бровями, словно спрашивая: "Как?", — Отец говорил, надо ложиться спать, засыпать, а перед тем, как заснуть, вот-вот как, надо пересилить себя и подняться, перевернуть подушку на другую сторону… — Марк улыбнулся, — Я понимаю, это, быть может, глупо звучит, но мне помогло… Попробуйте… — пожала плечами.

— Интересный человек, твой отец… — Марк улыбался.

— Был! — резко ответила Ацилия.

Марций согласно покачал головой, отводя взгляд в сторону. Они помолчали. Ацилия оглядывалась, рассматривая угол Марка: она была здесь впервые.

— Ладно. — Ацилия поднялась, сжимая в руке пустой ковш, — Я пойду…

Марций окинул её взглядом с головы до ног, особенно долго смотрел на её открытые колени, о которых забыла Ацилия, не запахнув полы плаща. Произнесла негромко:

— Вы только посмеётесь… Я тогда девчонкой была, может, что и напутала… — пошла к себе.

— Подожди!.. Ацилия!

Марций сорвался за ней, на ходу оборачивая вокруг пояса покрывало с постели, догнал в атриуме, когда Ацилия убирала ковш. Развернулась и упёрлась взглядом деканусу в голую грудину между рёбер, где проходил тонкий шрам. Подняла глаза:

— Что?

Но он ничего не говорил, просто стоял и смотрел сверху, в лицо, в самые глаза. Ацилия смутилась:

— Вы чего это?

Развернулась, обходя его стороной, но Марций шагнул вбок, перекрывая дорогу, обхватил вдруг за спину, притискивая к себе, встречая недоумевающий удивлённый взгляд огромных глаз, прижал к обнажённой груди, касался губами горячего виска, где билась испуганная вена.

— Вы… — зашептала Ацилия, — Что вы хотите?.. Отпустите…

— Если захочешь… Если попросишь — отпущу… — шёпотом ответил, только губы щекотали кожу виска, отстранил вдруг на вытянутые руки, — Веришь?

Она растерянно хлопала ресницами, ничего не понимая, только губы дрожали:

— Я… Я… Я не знаю…

Марций снова вернул её к себе на грудь, шептал в ухо горячим дыханием:

— Я разговаривал с Цестом… Можно… Если осторожно, можно… Я буду осторожно… — сделал паузу и попросил вдруг — именно попросил, как никогда до этого, — По-ожалуйста… Ацилия?

Она растерялась ещё больше. Неужели это всё в нём только от ребёнка, неужели этот ещё неродившийся, этот ещё неоформившийся живот имеет над ним такую власть? Разве может быть такое? Ацилия растерянно думала, забыв обо всём, а Марций уже коротко целовал её лицо, шею, виски… И Ацилия сдалась, как все эти последние дни сдавалась ему, сама не зная, почему, тем более в этом, тем более сейчас. Может быть, подействовала ночь, сонная расслабленность, доверительный последний разговор. Ацилия даже не могла больше сдерживать себя, просто сдалась на его милость, размякла и душой и телом, хотя прекрасно понимала, что потом будет жалеть, что не отказала, хотя он сам и давал ей возможность.

Марций подхватил её под мышки, оторвал от пола, крепко держал, обхватив обручем рук за спину, и через ткань своей туники и плаща Ацилия ощущала громкий стук его сердца. Что это с ним?

Благо угол Ацилии был совсем рядом. Хриплое дыхание ожгло губы, когда Марций положил её на постель, сгребая покрывало в сторону. Ацилия прикрыла глаза, следя за всем через полусомкнутые ресницы, с еле заметной улыбкой на губах.

Пусть! Пусть сегодня и сейчас всё будет так, как будет… Пусть…

О, она даже ждала его, в чём удивилась сама себе и не могла поверить… Только выдохнула с хрипом.

На этот раз Марций был как никогда аккуратен и нежен до неузнаваемости, словно два совершенно разных человека уживались в нём, и на этот раз он показал себя абсолютно другим, незнакомым. Он угадывал все страхи Ацилии, снимал с губ улыбку растерянности мягким поцелуем, подавив в себе все агрессивные, эгоистичные черты, с которыми Ацилия уже была знакома.