Спроси у зеркала

И на сей раз Гена игнорировал Ларочкины губы, устремившись к ее тонкой шейке. Он нетерпеливо отодвинул длинные тяжелые волосы, затрудняющие его движение к цели, прикрывающие густой шелковой паутиной ее нежную кожу. К несказанному Генкиному удовольствию ворот у свитера оказался мягким и эластичным, и вот уже его губы ласкали оголенное Ларочкино плечо, чуть подрагивающее от его настойчивых поцелуев. Оба замирали от желания, Генкины руки жадно шарили, разыскивая нижний край ее свитера, чтобы бессовестно и вероломно проникнуть в запретную зону. И Ларочка уже застыла в ожидании, сама сомневаясь в собственной недоступности. Но вдруг за дверью, отделяющей площадку от квартир, раздались быстрые шаги. Лариса лишь успела оттолкнуть от себя горячего воздыхателя, оставшись к своему стыду стоять вот так, с оголенным плечом, весьма красноречиво, до полного неприличия, выглядывающим из натянутого на предплечье руки ворота свитера, как дверь открылась и на пороге возникла соседка, решившая среди ночи прогулять собаку псинной породы. Впрочем, о какой ночи можно говорить, ведь светать начало еще тогда, когда они только-только подъехали к дому, а ведь они уже битый час стоят здесь, обсуждают Сливку, периодически прерывая глупую болтовню страстными поцелуями!

Пес возмущенно тявкнул. Ларочка, словно опомнившись, стыдливо одернула свитер, вернув ворот на положенное ему место, смущенно пробормотала:

— Здрасьте, теть Люда, — и покраснела.

Соседка удивленно взглянула на парочку влюбленных, от неожиданности не сумев спрятать презрение к распутной молодежи, высокомерно кивнула в ответ и нажала кнопку лифта. Тот, заждавшийся уже пассажиров, тут же заурчал механическим зверем, гостеприимно открывая створки двери. Собака еще раз на всякий случай тявкнула из глубины кабины, дверца с тем же глухим урчанием закрылась, лифт отъехал от этажа, и Лариса с Геной вновь остались вдвоем. Так не хотелось расставаться, но дом уже просыпался, и в любой момент мог появиться еще кто-нибудь из соседей. Да и кто знает, как долго намерена тетя Люда гулять со своей псинной собакой?

— Наверное, мне пора, — первым нарушил неловкое молчание Горожанинов. — Но мы же увидимся завтра? То есть какой завтра, уже сегодня? Мы ведь увидимся? Во сколько мне подъехать к институту?

Ларочка, зардевшись, радостно ответила:

— К трем! Ой, а вообще-то я не знаю… Может, сегодня лучше прогулять? Мы ж целую ночь не спали. Не знаю, Ген, я теперь ничего не знаю!

И, счастливая, уткнулась макушкой в Генкину грудь. Тот обнял ее на прощание, чмокнул в ушко, прошептал:

— Я тебя найду. Дома или в институте — я тебя все равно найду. Теперь ты от меня не спрячешься…

Глава 9

Пока Лариса с Геной наслаждались неожиданным своим счастьем, Юлька Сметанникова буквально сходила с ума от ревности. Она целыми днями названивала то одному, то другой, но чаще всего натыкалась на автоответчик Горожаниновых, в Ларискиной же квартире, не обремененной наличием автоответчика, попросту не поднимали трубку. Юлька злилась, но от злости становилась лишь еще более упорной в достижении поставленной цели. День ото дня на автоответчике появлялись все новые записи:

— Гена, это я, Юля. Перезвони мне, пожалуйста, когда появится возможность.

— Гена, это Юля. Перезвони мне, пожалуйста, по возможности — я никак не могу застать тебя дома.

— Гена, это я. Неужели так сложно позвонить, ведь ты же знаешь, что я жду. Позвони, пожалуйста, мне очень нужно тебя увидеть.

— Гена, это Юля. Где ты все время ходишь?! Геночка, я тебя очень прошу — позвони мне, когда вернешься, в любое время. Мне срочно нужно с тобой встретиться! И я уверена, что это нужно не только мне. Гена, отзовись!

— Гена, это снова Юля. Если так тебе будет понятнее, то Юля-Сливка. Ты ведь меня еще помнишь? Ты не мог меня забыть, я никогда в это не поверю. Позвони мне, Гена, очень тебя прошу, позвони! Ты даже не представляешь, как мне это нужно! Это нужно нам обоим! Геночка, обещаю, тебе не придется об этом жалеть. Пожалуйста, позвони. Если ты вдруг случайно потерял мой номер, на всякий случай повторяю…

— Гена, ты заставляешь меня нервничать. Если ты поставил себе цель заставить меня мучиться — ты ее добился. Ты добился ее уже очень давно. Так что перестань, пожалуйста, упражняться в упрямстве — я все равно упрямее, я все равно своего добьюсь…

Две недели ежедневных звонков, ежедневных сообщений не дали ровным счетом никаких результатов. Сливка звонила по нескольку раз за вечер, звонила допоздна, пока пару раз не нарвалась на весьма неласковое возмущение Генкиной матери.

— Алло, Наталья Владимировна? Добрый вечер! А могу я поговорить с Геной? Это Юля Сметанникова. Гена дома?

— Какой вечер?! Ночь на дворе! Нету Гены, нету!!! А не кажется, ли тебе, Юля, что в полдвенадцатого ночи звонить можно только в самом пожарном случае? Не догадываешься, что люди могут уже спать в это время?! Между прочим, нам на работу вставать ни свет ни заря, людей лечить!

— Простите, тетя Наташа, я не хотела вас разбудить, просто мне очень нужно поговорить с Геной, срочно. Это, может быть, как раз тот пожарный случай.

Наталья Владимировна взорвалась:

— Какой пожарный случай?! Ты звонишь целыми днями, покоя от тебя нет, автоответчик забит твоими сообщениями! Какой пожар? Если он не хочет тебя видеть, значит, не хочет, никакие звонки, никакие сообщения не помогут. Неужели непонятно? Хотел бы — давным-давно уже сам бы тебя разыскал. Прекрати трезвонить!

Сливка ответила, нисколечко, казалось бы, не засмущавшись:

— Еще раз извините, Наталья Владимировна. Передайте Гене, что я звонила. Спокойной ночи.

Горожанинов категорически отказывался выходить на связь. Но Сливка была упорна и столь же категорически не желала ставить точку. Не сумев подобраться к Генке, решила поговорить начистоту с Ларисой. Вышла утром пораньше, дабы не пропустить момент, когда Лутовинина отправится в институт.

— Привет, подруга, — шагнула навстречу, лишь только Лариса вышла из парадного. — Ты на автобус? Нам по дороге, пошли.

Ларочка, не будь дурой, сразу догадалась о теме предстоящего разговора. Вся сжалась, как пантера перед прыжком. И неудобно было перед Сливкой по-прежнему, но и отдавать Генку, отказываться от счастья не собиралась. Шла себе молча, предоставив бывшей подруге право (или обязанность?) самой начать трудный разговор. И Юлька его начала:

— Лар, объясни мне, что происходит? Где ты целыми днями пропадаешь? Звоню тебе, звоню — а тебя вечно дома нет. С кем гуляешь, подружка дорогая, с кем развлекаешься? Поделись с подругой радостью, расскажи, с чем тебя поздравить?

Лариса, словно не понимая, что Сливка имеет в виду и вообще к чему весь этот разговор, спросила, как ни в чем не бывало:

— А чего звонила? Что-то надо было?

Юлька недобро усмехнулось:

— Ага, надо было. Надо было узнать, с кем это ты столько времени проводишь.

— С кем надо, с тем и провожу. Тебе-то какое дело? — довольно неласково ответила Лариска.

— Да вот, понимаешь, — ответила Сливка. — Терзают меня что-то последнее время смутные сомнения. Насчет нашей дружбы, насчет твоей порядочности. Потому и спрашиваю, с кем гуляешь, с кем столько времени вместе проводишь. Потому что подозрения мои растут и ширятся. Разум подсказывает, что верны мои подозрения, а сердце верить отказывается: да как же так, да быть того не может, чтобы Лариска Лутовинина, лучшая подруга, и на такую подлость бы пошла. Так с кем гуляешь, Лар? Кто тебя до ночи домой не отпускает?

Лариса задержалась с ответом на какую-то секунду, словно испугалась Юлькиного гнева, словно стыдно стало до безумия за украденное свое счастье:

— С кем, с кем… Сама знаешь. Или, как минимум, догадываешься. С ним, с Геной.

А сама побоялась открыто взглянуть в глаза собеседнице. И так знала, что в этот момент Сливка злобно усмехается, даже воочию представляла, как трепещут от гнева ее ноздри.