Идолопоклонница

— Глупая, — проворковал Городинский. — Какая же ты у меня глупая! И за что только я тебя люблю? Нет, миленькая, не надо по морде. И руки крутить не надо — не поможет, я его знаю. Большая, должен тебе доложить, сволочь этот Зимин! Я бы даже сказал — редкая. Редчайшая. Большой пакостник. А если еще речь идет обо мне… Если б ты только знала, как он меня ненавидит! Еще бы — сам ведь питал надежды взобраться на сцену. Голоса, правда, никакого, о внешности вообще промолчу — а туда же. Кааа-зззёл!!!! Для того ведь и на Алине женился, как только понял, что от нее что-то зависит. Да только Алина дока в профессии, она сразу чувствует фальшь. С первого взгляда определяет, у кого есть будущее, а у кого фига с маслом. Знаешь, мне Алину просто жалко. Несчастная баба, ей Богу. На нее ведь мужики-то только из выгоды и бросаются. Ну я-то как раз ее пожалел — ты же знаешь, я не такой, я ж не Зимин какой-нибудь, чтобы жениться ради выгоды. Понимаешь, она на меня такими глазами умоляющими глядела. Она как раз тогда, наконец, и поняла, что Зимину от нее нужно одно. Может, потому и кинулась на меня. Может, сразу влюбилась, а может, просто хотела отомстить этому гаду, а уже потом без памяти в меня влюбилась. Нет, Женечка, нет, родная моя. С ним говорить бесполезно — поверь моему опыту. Тут разговоры не помогут, не понимает эта сволочь человеческого языка. Тут другое нужно…

Он пытливо заглянул в ее глаза.

— Женька, милая, ты же знаешь, как я тебя люблю? Знаешь, правда?

Ах, за эти слова Женя для него горы готова была свернуть! Любит, он ее любит! Она, конечно, надеялась на это, но ведь Димочка никогда этих слов не говорил, всегда держал чувства глубоко в себе. Вернее, сам не говорил, разве что на ее вопрос 'Димуля, ты ведь меня любишь?' отвечал: 'Да, детка, конечно люблю', но ведь это совершенно разные вещи! А потому она только терялась в догадках: кто она ему? Просто любовница, каких много? Или же… Или любимая женщина? Пусть не жена, но просто любимая женщина. Теперь же его слова осчастливили, окрылили Женю. Любит! Он ее любит! Вот только как же быть с Зиминым?..

От несказанного счастья и в то же время смертной тоски в Женькиных глазах сверкнули слезы. Городинский нежно поцеловал ее в губы, потом осыпал поцелуями щеки, следа не оставляя от соленой влаги:

— Родная моя, любимая моя! Выручай! Только на тебя могу положиться, тебе одной доверяю! Ты одна можешь меня спасти!

В эту минуту Женя готова была умереть ради него. Все, что угодно готова была сделать за одни эти слова: 'родная, любимая, только ты'! Но Зимин…

— Мне больно, малыш. Если бы ты только знала, как мне больно! Я ведь так люблю тебя! Мне непереносима сама мысль, что он будет касаться твоего тела… Но это единственный выход, поверь мне, и мы с тобой бессильны что-либо изменить. Произошло то, что произошло, и теперь у нас нет другого выхода. Ты должна это сделать. Ради меня. Ради нас с тобой. Потому что иначе от меня не останется даже мокрого места. Ты должна. Если ты меня любишь, ты поможешь мне…

— Но, Дима, — слабо возразила Женя.

Слишком слабо… Городинский тут же почувствовал эту слабинку. Сгреб Женьку в охапку, поцеловал так сладко, как, пожалуй, за весь прошедший год ни разу не целовал.

— Не надо 'Но', родная моя, не надо. Не думай об этом, просто сделай, не думая. Женечка, любимая моя, родная моя! Наши с тобой жизни, наши судьбы сейчас в твоих руках. Только от тебя зависит, сможем ли мы остаться вместе. Сможем ли и дальше встречаться так же, как сегодня? Сможем ли снова любить друг друга, дарить друг другу наслаждение? Только тебе решать, родная моя! О, если бы ты знала, как я хочу быть с тобой! Но если Зимин расскажет о нас с тобой Алине… Мы пропали. Понимаешь? Если она узнает — больше ничего не будет. Потому что или она приставит ко мне охрану — с нее станется, я ее знаю. Или закроет мне доступ к сцене. А я без сцены — не я. Я умру. Я не смогу прожить без славы. Решай, детка. Если ты меня любишь — ты сделаешь это. И мы снова будем счастливы.

Городинский вновь принялся осыпать Женю поцелуями, на сей раз не ограничившись лицом. Хорошо, что окна в машине были затемнены, и снаружи невозможно было увидеть, чем занимается парочка внутри. Дима ласкал ее так неистово, так жадно, словно прощался с нею. Словно это и в самом деле была их последняя встреча, как будто через несколько часов, а быть может и минут, они оба, или хотя бы один из них могли умереть… Его руки безапелляционно стянули с Женьки плащ и блузку, едва не оторвав все пуговицы одним махом. Женька осталась лишь в узкой юбке — бюстгальтер не одела, ведь думала лишь проводить Диму до машины. Городинский с жадностью припал к ее груди, ухватил сосок губами, ласкал языком, одновременно рукой теребя второй. У Женьки аж дух захватило — никогда еще он не делал ничего подобного, обычно всего лишь предоставлял ей возможность ласкать себя, любимого, а тут словно на самом деле решил продемонстрировать ей всю свою любовь. Вторая рука его скользнула вниз, под юбку. И Женя пожалела — зачем она надела именно эту, чрезвычайно узкую юбку?! Да, конечно, она ее необыкновенно стройнит, но насколько удобнее сейчас было бы в свободной, расклешенной юбке. А еще лучше — вообще без нее… И без ничего… Хорошо хоть колготки не успела надеть… Вот уже его жадные пальцы отодвинули чуть в сторону стрейчевую ткань трусиков, коснулись горячего Женькиного тела. Она охнула, выгнулась, подалась навстречу его пальцам, но тут Дима, едва прикоснувшись, словно бы лишь заглянув пальчиком в тайные ее глубины, вдруг резко вытянул руку обратно и воззрился на часы. Часы, часы, проклятые часы, — чертыхнулась про себя Женя. Вечно они мешают!

— Ну вот и все, — трагическим голосом констатировал Городинский. — Срок ультиматума истек. Через две минуты или я стану узником Алины, или мир забудет Дмитрия Городинского. В любом случае вместе нам уже не быть. Прощай, любимая. Я очень рад, что ты была в моей жизни. Спасибо за всё.

И вновь уставился в окно, словно не желая видеть, как Женька смущенно приводит себя в порядок.

И от этого 'прощай', от этого 'спасибо за всё' в Женькиной душе все оборвалось. Нет же, нет, почему 'прощай'? Не надо, миленький, зачем 'прощай'?!

— Димочка… Не надо… Почему?.. Это судьба. Понимаешь, это судьба. Просто пришло время. Ты должен с ней расстаться. Да, будет нелегко, но мы переживем, мы же будем вместе, правда? Мы же всегда будем вместе! И мы справимся, мы вдвоем справимся с любыми проблемами! И без сцены можно жить, миленький! Только не надо отчаиваться! Ничего, мы и без нее справимся. В конце концов, кто такая Алина Петракова? И кто такой Дмитрий Городинский? Есть разница?! Даже две больших, как говорят в славном городе Одессе. Народ тебя любит, Димочка, и с этим никакая Алина ничего не сможет поделать! Ей тебя не одолеть! Все будет хорошо, Димочка, я тебе обещаю! Ведь это судьба!

— Да, — решительно согласился с нею Городинский. — Это и правда судьба. Сама судьба дала нам шанс проверить нашу любовь. Я готов. Я готов пожертвовать одним-единственным разочком, если после этого мы сможем спокойно встречаться, как раньше. Если понадобится — пожертвую снова. И буду жертвовать столько, сколько нужно. Потому что я тебя люблю. Только из любви к тебе я готов тобою жертвовать, из любви, понимаешь? Не к Алине — к тебе! Я никогда не упрекну тебя в этом, клянусь! Ни словом, ни взглядом не упрекну. Потому что буду знать, что ты сделала это сугубо ради нас, ради нашей любви. Ради меня, наконец. Сама судьба хочет испытать нашу любовь. И я готов к этому испытанию. А готова ли к нему ты? А что, если ты меня не любишь? Может, ты точно такая же поклонница Дмитрия Городинского, как и миллионы других? И тогда я в тебе ошибся? Я должен точно знать, что ты меня любишь. Потому что только тогда я смогу предпринимать какие-то шаги для того, чтобы мы с тобой всегда были вместе. Всегда, понимаешь? Не время от времени, не украдкой, не в дурацкой кепке в крошечной квартирке. А всегда. В открытую. В шикарном загородном особняке, который я выстрою для нас с тобой, для наших детей. Но сначала я должен убедиться в твоей любви. Потому что извини — менять шило на мыло я не намерен, у меня уже есть Алина. Та мне по крайней мере беспроблемный доступ на все каналы обеспечивает. А ты? Знаешь, милая, просто так покувыркаться со мной в постели может любая — каждой хочется прикоснуться к звездному телу. Но я ведь не могу ради каждой создавать себе сумасшедшие проблемы из-за развода с Алиной?! Нет, не ради каждой я готов рисковать. Только ради той, которая любит меня больше себя, больше собственной жизни, больше дурацких своих принципов. Только убедившись в такой любви, не на словах убедившись, на деле — только тогда я всерьез могу думать о разводе с Алиной. Потому что один раз я уже ошибся, уже обжегся. И менять шило на мыло не собираюсь. Мне нужна та, которая ради меня не задумываясь пойдет на что угодно, не задавая себе дурацких вопросов: а как это будет выглядеть со стороны? Какая разница, как это будет выглядеть, если это делается ради блага любимого человека?! И видит Бог — я был готов к этому испытанию. Ты думаешь, мне легко думать, что этот мерзавец будет лапать тебя, самую любимую, самую нежную? Но я готов пойти на эту жертву ради нашего будущего. Я на все готов, но ты, видимо, не готова. Прости, что я предложил тебе это. Я очень сильно ошибся. Просто я думал, что ты меня любишь…