Идолопоклонница

И спустя год вполне удовлетворялась ролью нерегулярной любовницы. Конечно, было немножечко обидно, что за год они с Димой стали ненамного ближе, чем во вторую свою встречу. Однако Женю безмерно радовало то, как изменился Дима. Если при первых свиданиях он казался, да что там казался — был на самом деле! — заносчивым и чрезмерно гоноровым, то через некоторое время его спесивость несколько поубавилась. Конечно, и теперь еще в его речах проскакивало довольно неприятное 'Мы, звезды!', но все реже, и все мягче были акценты. Да и вообще вряд ли возможно, чтобы такая знаменитость при ближайшем рассмотрении оказалась совершенно рядовым человеком. Нет, как ни крути, а звездность, всенародная слава свой отпечаток на человека налагают непременно, это уж как дважды два. Никуда от этого не уйдешь, не денешься. Да и разве не это в Диме особенно нравилось Женьке? Разве ее ранили его замечания, надменные упреки:

— Вы что, девушка, с дуба рухнули? Я же вам не Федя Кастрюлькин. Я, между прочим, звезда, я — Дмитрий Городинский, если ты это еще не поняла!

И, даже если до этого Жене что-то в его поведении не очень нравилось, тут же ставила себя на место: да что же это она, совсем забыла, с кем разговаривает? Или просто чувства притупились, восторгу поубавилось за прошедший год? Разве за этот год Димочка стал менее знаменит? Или разве стал ей менее дорог, чем год назад?

И Женя тут же лисой подлащивалась к кумиру:

— Ну что ты, Димуля, конечно, ты — звезда, кто же спорит? Ты же самый знаменитый, ты — самая гениальная фигура современности! Ты — кумир миллионов. А еще ты — мой самый-самый-самый любимый мужчина на свете…

И Женя снова и снова доказывала кумиру, как сильно любит его. Ласкала звездное тело, как в первый раз, до сих пор опасаясь, как бы Димочка не разочаровался в ней, как бы не устремил свой звездный взгляд в другую сторону, на другую поклонницу.

— Димочка, — мурлыкала она, целуя чуточку худоватый торс Городинского. — Ты мой самый любименький, самый родненький. Ты самый лучший, самый гениальный… Ты — эталон, ты безгрешен, Димочка! Ты совершенен, ты — гениальный шедевр Творца! У тебя такие красивые глазки, Димуля! А реснички — ах, какие длинные у тебя реснички! Зачем тебе такие? Мужикам ведь такие без надобности. Отдай мне свои реснички, Димочка, а? Давай поменяемся? Дима, мой Димочка…

Ох, как Городинский любил эти Женькины причитания! Довольно прикрывал глаза, улыбался, млея не столько от ее ласк, сколько от комплиментов. А Женя ведь прекрасно знала, как доставить любимому максимальное удовольствие:

— Димочка, Димусик… Мое ненаглядное сокровище… Моя драгоценность… Мой бриллиант чистой воды… Ты ведь знаешь, как я люблю тебя, правда, Димуля? Знаешь, ты все знаешь… И ты меня любишь. Может, сам этого еще не понял, но я-то знаю — ты меня любишь, Димочка, правда?

Иногда Дима просто молча улыбался, иногда вынужденно признавался:

— Конечно, детка. Конечно люблю.

Ах, как Жене были приятны его слова! Ах, каким медом разливались в душе! Вот только было ужасно жаль, что Дима говорил о своей любви так коротко и небрежно, ведь Жене так хотелось услышать страсть в его голосе. Но что поделаешь? Мужчины все такие. Это женщины — существа эмоциональные, это им нужно говорить самим и слышать в ответ слова любви. А мужчинам вполне достаточно чувствовать любовь, а вот говорить о ней они почему-то считают зазорным. Так стоит ли обижаться, что Дима никогда не говорит ей красивых слов? Главное, что он тоже ее любит. Осталось только дождаться, когда он поймет, что кроме Женьки ему никто не нужен, что никакая Алина Петракова не заменит ему Женьку!

За прошедший год Женя сильно изменилась. Даже Лариска Сычева это заметила. Только удивлялась:

— Жень, а чего ты ныть перестала?

— Ныть? — переспросила Женя. — А разве я когда-нибудь ныла? Ты о чем, Ларка?

— Ну как, — растерялась Сычева. — Ну ты же раньше такая недовольная вечно была, при каждом удобном и не очень случае всех мужиков поминала недобрым словом. А теперь как будто спокойнее стала.

— А, — понимающе улыбнулась Женя. — Наверное, старше становлюсь, мудрее. Мужики, конечно, приличные сволочи, но, наверное, встречаются все-таки среди них и порядочные.

— Ну-ка, ну-ка, — оживилась Лариска. — С этого места поподробнее, пожалуйста. Это кто же у нас такой порядочный на горизонте нарисовался?

— Ну кто-кто, — загадочно улыбнулась Женя. — Вадик твой, например. Ты же мне уже год талдычишь, какой он у тебя хороший.

— Ааа, — разочарованно протянула Сычева. — А я-то думала… Слушай, Денисенко, а ты от меня ничего не скрываешь? Уж не завелся ли у тебя кто? Уж больно ты изменилась за последнее время.

— Заводятся тараканы, — обрезала Женька.

— Ну да, конечно, — легко согласилась с нею Лариска. — Особенно в башке. Вот у тебя как завелись в ранней молодости, так сколько лет понадобилось, чтобы их вывести? Да и то я еще не уверена… Так ты не темни, рассказывай. Есть, что ли, кто-то?

Ах, как Женьке хотелось рассказать Сычевой про Димочку! Аж распирало всю от предвкушения: Лариска ведь упадет от удивления, от зависти лопнет — как же, серая мышка Денисенко стала любовницей знаменитости! Но нет, нет, еще не время. Мало того, что Димочка просил оставить их связь в секрете, мол, слухи моментально пойдут, а он не имеет права подставлять свое имя под удар. Кроме того, Жене ужасно не хотелось бы в ответ на свои откровения услышать от лучшей подруги вместо одобрения и искренней радости насмешку: конечно, стать любовницей — великое дело, а ты вот попробуй-ка стань его женой! Потому и молчала столько времени, скрывала свое счастье. Ну а раз молчала год, может и еще немножечко подождать, пока Димочка не примет решение развестись со старой грымзой, как он именовал Петракову, и связать свою судьбу с Женькой, официально зарегистрировав отношения. И вот уже тогда она насладится произведенным эффектом по полной программе! Одно дело сообщить подруге о том, что ты любовница кумира, и совсем другое — пригласить ее на свадьбу с ним же. Вот это будет сенсация! Вот тогда уж Лариске точно нечем будет крыть! И тогда она вынуждена будет забрать свои слова обратно. А то ишь, придумала! Димочка Городинский — и 'неприлично красив'! Да разве можно быть неприлично красивым?! Нет, Сычева в корне неправа, Димочка — красив до безумия, он — само совершенство, любимое детище Творца!

— Нет, Лар, откуда? — хитро прищурилась Женя. — Никого у меня нету. Ты же знаешь, как я к мужикам отношусь. Сугубо из уважения к тебе перестала считать сволочью твоего Вадика, так ты меня уже подозреваешь в чем-то неприличном. Ты мне лучше вот что скажи, Сычева: твой Вадик жениться собирается, или как? Сколько можно? Вы ведь уже полтора года вместе, или сколько?

— Два, — едва слышно прошептала Лариска. — Двенадцатого августа будет два…

— Ууу, — протянула Женя. — А воз, значит, и ныне там?

Сычева подавленно промолчала, только крутила на блюдце пустую чайную чашку, словно бы опасаясь увидеть осуждающий взгляд подруги.

— Понятненько, — не слишком бодро произнесла Женя. — Стало быть, рановато я причислила его к порядочным людям. И то, что тебе уже двадцать семь, его никоим образом не подстегивает к решительным действиям?

— Не-а, — обиженно ответила Сычева. — Я уже и сама жду-жду, когда же он мне предложение сделает, а он все молчит…

— Нда, — недовольно крякнула Женя. — Знаешь, Лар, мне кажется, тебе с ним завязывать пора. Раз уж человек не понимает, что пора принимать решение, то это решение должна принять ты. И уж конечно это не должно быть решение остаться с ним до тех пор, пока ему не захочется поменять тебя на молоденькую. Время-то работает против тебя, должна же ты это понимать. Вот и принимай решение. Пора ставить точку.

— Думаешь? — растерянно уставилась на нее Лариска. — Жень, я ж его люблю. Как же я точку поставлю?

— Как-как? Каком кверху, — обрезала Женька. — Я тоже любила. Того…

— Безымянного? — с готовностью пришла на помощь замявшейся подруге Лариса.