Идолопоклонница

— Ну, до поры до времени вроде как ни с какого, — попыталась было успокоить ее собеседница. — А теперь он меня на шашлыки пригласил. Короче, в субботу ты мне нужна. Он берет друга, я — тебя.

— Вот только не надо меня ни с кем знакомить! — возмутилась Женя. Так и есть — в очередной раз предчувствия ее не обманули. — Ты же знаешь, я это ненавижу! Никаких шашлыков! Никаких знакомств! Прекрати меня сватать!

Лариса поспешила исправить положение:

— Да нет же, глупая, никто тебя ни с кем знакомить не собирается. Просто съездим в лес, погуляем, воздухом подышим. А на свежем воздухе шашлычки, между прочим, милое дело.

— Спасибо, мне и в городе неплохо. У меня от шашлыков изжога.

— Знаю я твою изжогу! — категорично заявила Сычева. — Страх жизни называется! Никто тебя не собирается там насиловать. Сказала же — приличные люди, я с Вадиком уже месяц встречаюсь.

— Вот и встречайся на здоровье! — возмутилась Женька. — На фига ты меня-то с собой тянешь?

Лариса просительно протянула:

— Жень, ну где ты видела, чтоб на шашлыки вдвоем ездили, а? Ну так ведь не бывает! Шашлыки — они компанию любят. А кого я возьму, кроме тебя? Не Любку же!

— Да хоть Любку, — разозлилась Женя. — Мне-то какая разница. Лишь бы меня не сватала.

— Господи, да кто тебя сватает? — воскликнула Лариса. — Кому ты нужна со своими тараканами?!! Это мне нужно, мне, понимаешь?! Мне, между прочим, этот Вадик очень уж на душу прилег. Это моё, Женька, желудком чувствую — моё! А ты мне всю малину… Ну Женька, ну пожалуйста! Ну ради меня же!

Женя недовольно промолчала.

— Жень. Ну Жень! — продолжала канючить Лариска. — Ну плииииз!

Женя опять не ответила.

— Ну и что ты тогда за подруга, если в самый важный момент я на тебя положиться не могу?! — со злостью воскликнула Сычева. — Ну к кому, скажи, я могу с такой просьбой обратиться?! Мне ведь и одобрение твое не помешало бы. Мало ли что. Любовь, говорят, слепа. А ты может и разглядишь чего, раз такая опытная. Ну Женька! Уснула ты там, что ли?! Ну не могу я Любку брать на такое ответственное мероприятие, она у меня Вадика отобьет!

— А я не отобью? — раздраженно поинтересовалась Женя. Впрочем, вопрос ее был чисто риторическим, она ведь и сама прекрасно знала ответ.

— А ты не отобьешь, — внезапно успокаиваясь, убежденно ответила Лариса. — Я ж тебя знаю. Короче, Женька, в субботу встречаемся на вокзале часов в десять. Я в пятницу еще перезвоню, уточню время.

Женя в отчаянии ухватилась за последнюю попытку:

— Ларка, я еще не сказала 'да'.

Но Лариса словно бы не услышала. Заверещала радостно, как будто получила неожиданное согласие:

— Всё, дорогая, до пятницы!

В трубке раздались короткие гудки и Жене ничего не оставалось делать, как положить трубку.

Присела на диван прямо в плаще, пробормотала недовольно себе под нос:

— Ну вот, только этого мне не хватало. Теперь меня будут сватать все, кому не лень!

Встала, постояла немножко посреди комнаты, подошла поближе к портрету:

— Нет, ты видел? Что скажешь, Димочка? Как тебе это нравится?

Долго стояла молча, словно бы ожидая ответа от любимого, потом с тяжким вздохом сказала:

— Вот и мне это совсем-совсем не нравится. Где же ты, Димочка? Почему я должна ездить на шашлыки с кем попало вместо того, чтобы быть с тобой?!

Но Дима в очередной раз промолчал. Только улыбался, открыто глядя на Женю наивно-честными глазами.

А в лесу и правда было хорошо. Вот если бы еще вместо навязчивой компании с Женей был Димочка… Если бы они могли, взявшись за руки, вдвоем бродить между деревьев с поредевшими, но такими нарядными желто-огненными кронами. Но рядом были совершенно незнакомые Вадим и Антон, и только ставшая уже, пожалуй, родной подружка Лариска Сычева скрашивала неловкое молчание.

Всю дорогу от города Лариса тарахтела без умолку, пытаясь развеселить компанию. Однако ей это плохо удавалось — Женя по большей части отмалчивалась, уткнувшись носом в окно и делая вид, что ее безумно забавляет буйство природы за пыльным стеклом. Ребята вяло переговаривались, не всегда впопад отвечая неестественно веселой Ларисе.

На уютной полянке все сразу принялись за дело. Антон занялся костром, без труда насобирав охапку сухого хвороста, благо дождей не было уже недели две. Вадим принялся нанизывать на шампуры предварительно замаринованное мясо, перемежая аппетитные розовые куски кружками лука и дольками помидоров. Лариска хлопотала у импровизированного стола, выкладывая из сумок на старую штору, заменившую скатерть, пластиковые тарелочки и стаканчики, бутылки со спиртным и сладкой газировкой, свежие помидоры, малосольные огурчики и медово-желтую, покрытую мелкой сетью белых трещинок, дыню.

Только для Жени дела не нашлось. Или, может, она сама захотела остаться не у дел? Почему-то никак не могла перешагнуть через навязчивое желание отгородиться от всего мира, остаться одной. Зачем ей эти шашлыки, зачем ей этот Антон? Да, симпатичный парень. Да, есть в нем что-то этакое. Но это ведь уже было, было! Ведь в том, который лишился собственного имени, тоже было что-то этакое! И чем хорошим это закончилось?! А ничем, ровным счетом ничем! И зачем ей снова это? Сначала Женька улыбнется ему в ответ на его приветливую улыбку, потом влюбится, потом забудет себя, потеряет голову от любви. А потом… А потом, когда… когда настанет самый ответственный момент, он тоже бросит, как тот, безымянный. И тоже потеряет свое имя. Потому что они все бросают в самый ответственный момент, все до единого! Ведь никому верить нельзя, ведь все предатели, все как один!

Женя бродила по полянке, подкидывала опавшие листья носками кроссовок. Листья так приветливо шуршали, но этот приятный звук почему-то пугал Женю. Ах, да, ведь точно так же несколько лет назад они бродили с тем, чье имя она теперь панически боялась произнести вслух, только в тот раз она была в туфлях и юбке, даже без колгот, благодаря чему тот, чье имя она прокляла навеки, сумел одним горячим прикосновением навсегда внедриться в ее душу. Шуршание листвы лезвием по стеклу отдавалось в сердце, но Женя вновь и вновь пинала листья, как законченная мазохистка, словно бы наслаждаясь кошмарными воспоминаниями.

А потом она нашла потрясающе красивый кленовый лист. Огромный, как будто выращенный сумасшедшим селекционером, и переливчатый, с плавно переходящими друг в друга цветами: с одной стороны бледно-желтый, с другой — багровый, а в середине — пламенно-оранжевый. Не сумела пройти мимо такой красоты. Женя наклонилась, подняла шедевр незримого мастера. А приглядевшись повнимательнее, заметила: другие-то листья тоже были красивые. Может, не такие неестественно-огромные, но в цветовой гамме ни капельки не уступали собрату. И она стала собирать листья в букет, один лист к другому, словно бы забыв обо всем на свете, не замечая заинтересованного взгляда малознакомого Антона, не обращая ни малейшего внимания на то, как украдкой целуются Лариска с Вадимом…

На мгновение Жене показалось, что не было всех этих лет. Что ей снова восемнадцать, что сегодня — второй ее день в роли учительницы истории. Пусть пока еще практикантки, но все-таки учительницы. Что вчера после уроков они веселою гурьбою с такими же практикантами отправились в парк обмыть начало практики, и там… неожиданно для нее самой, но крайне желанно, скорее, даже долгожданно, Женя почувствовала на своей голой коленке Его руку. В то время Он еще не был безымянным, у него было восхитительное имя. Как же его звали? Нет, нет, забыла, Женя не могла его вспомнить, она даже не знала его имени, ей, наверное, только показалось, что Его звали… Нет, все равно не помнит! Она помнит только, как забилось отчаянно сердечко в предчувствии любви. Да, это было вчера, а сегодня они бредут уже вдвоем с тем, чье имя ей, видимо, лишь надуло ветром, нашептало листьями во время той прогулки. Они вот так же пинали листья, подыскивая укромную полянку, и Женя точно так же, как и в эту минуту, собирала свой осенний букет. А потом… Что же было потом? Потом Он, чье имя до сих пор не давало покоя, тихонько подошел сзади, обнял, сладко поцеловал в ушко… И… И что? Что такого необычного случилось в ту минуту?! А ничего. Ровным счетом ничего особенного. Просто Женя пропала. Умерла. И как же она до сих пор не понимала, что умерла именно в ту минуту, именно там, в лесу, когда была вдвоем с тем, от чьего имени ее до сих пор бросало в жар. Да-да, именно тогда, в самую, как ей казалось, сладостную минуту ее жизни она и умерла, а вовсе не тогда, когда малыш, ее нерожденный мальчик, не захотел появиться на свет в этом жестоком мире…