Страница 4 из 114
И Ленин, и Троцкий добивались того, чтобы Совет рабочих и солдатских депутатов, будучи органом народовластия, взял в свои руки всю полноту государственной власти или, точнее, вернул то, что он добровольно, под влиянием меньшевиков и эсеров, отдал буржуазии.
И Ленин, и Троцкий видели в крестьянстве надежного союзника пролетариата. Оба предлагали в качестве ключевого требования конфискацию помещичьих земель и их передачу крестьянству. «Если они землю возьмут, — говорил Ленин о крестьянах, — будьте уверены, что они вам ее не отдадут, нас не спросят».[8] Троцкий был того же мнения: «Если революция передаст русским крестьянам землю, принадлежащую царю и помещикам, то крестьяне будут всеми силами защищать свою собственность против монархической контрреволюции».[9] Но, видя в крестьянстве союзника революционного пролетариата, он по-прежнему крайне скептически относился к перспективам такого союза, был склонен рассматривать его как сугубо временную меру, рожденную ожиданием социалистических революций в промышленно развитых странах. Поэтому он считал, что пролетариат не должен делать никаких уступок крестьянству. «Было бы преступлением, — писал он, — разрешить эту задачу (привлечения на сторону пролетариата крестьянских масс. — Н.В.) путем приспособления нашей политики к национально-патриотической ограниченности деревни…»[10]
Наконец, и Ленин, и Троцкий исходили из того, что революция в России даст толчок революции в Европе, поэтому они призывали крепить союз с пролетариатом других стран. «Если не решит революцию русский крестьянин, — писал Ленин, — ее решит немецкий рабочий».[11] Еще более жестко детерминированной эту связь трактовал Троцкий, фактически ставя успех русской революции в прямую зависимость от ее поддержки пролетариатом других государств. «…Русский рабочий совершил бы самоубийство, оплачивая свою связь с крестьянином ценою разрыва своей связи с европейским пролетариатом».[12]
Бросается, однако, в глаза при сравнении этих подходов, что пути и методы реализации стоящих перед страной задач, сроки и очередность их воплощения в жизнь, наконец, те конкретные социальные и политические силы, которые были способны осуществить задуманное, Ленин и Троцкий представляли себе по-разному.
Ленин исходил из своеобразия текущего момента, заключавшегося в перерастании буржуазно-демократической революции в социалистическую, переходе от первого этапа революции ко второму, и потому его подход отличался реализмом, стремлением обеспечить максимум осуществимого в данных условиях при данной расстановке классовых сил. «Своеобразие текущего момента в России состоит в переходе от первого этапа революции, давшего власть буржуазии в силу недостаточной сознательности и организованности пролетариата, — писал Ленин, — ко второму ее этапу, который должен дать власть в руки пролетариата и беднейших слоев крестьянства».[13]
Троцкий же руководствовался схемой непрерывности, без-этапности революции. Он сравнивал Февральскую революцию с французской конца XVIII века. Во Франции главной движущей силой оказалась, по его мнению, мелкая буржуазия города, державшая под влиянием крестьянские массы. В России городская мелкая буржуазия играла незначительную роль, так как ее экономические позиции в обществе были крайне слабы. Русский капитализм, считал Троцкий, с самого начала приобрел высокую степень концентрации и централизации, и особенно это верно в отношении военной промышленности, принадлежавшей государству. Русский пролетариат противостоял русской буржуазии как класс классу еще на пороге первой русской революции в 1905 году. Отсюда им делался вывод, что начавшаяся в России революция по своему характеру должна быть сразу же революцией пролетарской, без всяких переходных форм и промежуточных ступеней.
Эту точку зрения Троцкий отстаивал фактически до конца жизни. Даже в «Истории русской революции», которая писалась им при значительной коррекции своих взглядов с учетом ленинских трудов, он, удивляясь, почему Петроградский Совет в лице Чхеидзе, Церетели и прочих соглашателей добровольно передал власть Временному правительству, характеризовал этот факт как парадокс Февраля. Парадокс действительно имел место. Но не в том смысле, в каком его понимал Троцкий: мол, не отдай Совет власть буржуазии, и была бы не буржуазная, а пролетарская революция. Эта добровольная сдача позиций Советом говорила о парадоксе другого толка — о глубокой пропасти между доктриной меньшевизма, смысл которой сводился к догматическому, одноцветному толкованию революционного процесса (раз революция буржуазная, значит, и руководить ею должна буржуазия), и реальностью, свидетельствовавшей о консерватизме российской буржуазии и выходе пролетариата на роль гегемона уже на буржуазно-демократическом этапе революции.
Правда, в упомянутой выше статье, ставшей предметом его полемики с Радеком, он писал: «Перманентная революция отнюдь не означала для меня в политической деятельности перепрыгивания через демократический этап революции, как и через более частные ее ступени… Задачи очередных этапов революции я формулировал однородно с Лениным…»[14] Но буквально через два года в книге «Перманентная революция» утверждал иное: «Между керенщиной и большевистской властью, между Гоминьданом и диктатурой пролетариата нет и не может быть ничего промежуточного, то есть никакой демократической диктатуры рабочих и крестьян».[15]
Годом раньше, в одном из первых программных документов «интернационалистской левой» оппозиции, «Борьба большевиков-ленинцев (оппозиции) в СССР. Против капитулянтства», Троцкий настаивал на том же: «Между режимом Керенского и Чан-Кайши, с одной стороны, и диктатурой пролетариата — с другой, нет и не может быть никакого среднего, промежуточного революционного режима, а кто выдвигает его голую формулу, тот постыдно обманывает рабочих Востока, подготовляя новые катастрофы».[16]
Осмысление истории Октября в контексте теории «перманентной революции» не позволило увидеть Троцкому то, что было ясно Ленину при оценке перспектив революции. Ленин считал ее социалистической, но постоянно выступал против немедленного введения социализма. Для этого в России не было ни объективных, ни субъективных предпосылок. В одной из своих последних статей («О нашей революции») он прямо поставил задачу создания этих предпосылок в условиях, когда пролетариат в союзе с крестьянством находится у власти. Для Троцкого же нахождение пролетариата у власти должно быть использовано прежде всего для «подталкивания» мировой революции. Если это не удастся сделать, считал Троцкий, значит, Россия начала слишком рано и гибель революции неизбежна.
Разве это похоже на чеканную ленинскую формулу из статьи «Грозящая катастрофа и как с ней бороться»:…»либо погибнуть, либо догнать передовые страны и перегнать их также и экономически… Погибнуть или на всех парах устремиться вперед. Так поставлен вопрос историей».[17] Фактически уже в этих словах заключена идея модернизации нового типа, которую предстояло осуществить в России после провала политики Витте и Столыпина и повести страну по традиционному для Европы пути индустриального развития.
Об особой позиции Троцкого после Февраля можно судить и по упорному нежеланию его вступить в большевистскую партию. На Петроградской конференции межрайонцев — социал-демократов, пытавшихся примирить большевиков и меньшевиков (май 1917 г.), в присутствии Ленина он заявил: «Большевики разболыпевичились — и я называться большевиком не могу… Признания большевизма требовать от нас нельзя».[18]
8
См.: Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 31 С. 110.
9
Троцкий Л. Сочинения. Т, 3, ч. 1. С. 28.
10
Троцкий Л. Сочинения. Т. 3, ч. 1. С. 18.
11
Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 31. С. 110.
12
Троцкий Л. Сочинения. Т. 3, ч. 1. С. 18.
13
Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 31. С. 114.
14
РЦХИДНИ. Ф. 325. Оп.1. Д. 368. Л 4.
15
Троцкий Л. Д. К истории русской революции. М., 199 °C 285.
16
Бюллетень оппозиции. 1929. Сентябрь. № 3 4 С. 9.
17
Ленин В.И Полн. собр. соч. Т. 34. С. 198.
18
Ленинский сборник IV. С. 303.