Восхитительная

Какой смысл сжимать руки, смутно подумалось Верити, если она дрожит всем телом, как осенний листок на ветру?

– Нам осталось не так много времени, – продолжала вдовствующая герцогиня, не дождавшись ответа от собеседника. Она настаивала, убеждала, заманивала. – Вы не хуже меня знаете, каково положение. Ирландцы неспокойны. Они могут в весьма скором времени выйти из подчинения Англии. Это наша последняя возможность уладить дело миром, без кровопролития. Неужели какая-то женщина вам дороже благоденствия целой нации?

Последовало долгое молчание. Верити представляла, как герцогиня сверлит Стюарта взглядом, исполненная решимости одержать победу любой ценой.

– Неужели личное счастье человека действительно может губительным образом сказаться на благополучии многих? – спросил Стюарт.

Верити закрыла глаза. Он говорил очень спокойно, но Верити услышала в его голосе нотки смятения и недоверия.

– Да, может, – ответила вдовствующая герцогиня.

Сам Бог всемогущий не мог бы выступать с такой уверенностью и убежденностью. Верити поняла, что потеряла Стюарта. Горькие слезы полились из глаз. Герцогине было прекрасно известно, что его величайшая добродетель являлась также и его слабостью. Благородство характера проистекало именно из непререкаемого чувства долга…

– Вы правы, – согласился Стюарт. – Действительно может.

Слезы брызнули ручьем. После ирландского кризиса разразится следующий, бедствие за бедствием – государственный корабль бороздит неспокойные воды. Им не дождаться ни минуты покоя; моральный авторитет и стойкость Стюарта Сомерсета всегда будут кому-нибудь нужны.

– Рада, что вы меня поняли, – сообщила герцогиня. Верити не преминула отметить: странно на первый взгляд, что пожилая дама вовсе не выглядит триумфаторшей. Ее голос оставался ровным и спокойным. Она слишком хорошая актриса, чтобы торжествовать в присутствии Стюарта. Герцогиня прочувствует свою победу позже, когда даст ей, Верити, моральную пощечину – «я же говорила»!

– Благодарю вас, мадам, что объяснили, как я был слеп, – ответил Стюарт.

Верити закрыла лицо руками, чтобы не разрыдаться в голос. Она не подарит старой ведьме этого удовольствия – услышать, как она плачет.

– Значит, вы отошлете мадам Дюран прочь? – спросила герцогиня, и в ее голосе послышались повелительные нотки.

– Не совсем, мадам. Я на ней женюсь.

Его слова были встречены гробовым молчанием. Верити вскочила со стула. Что-то упало с громким стуком. Но Верити была ни при чем – грохот доносился с середины комнаты. Похоже, упала трость герцогини.

– Что вы сказали, мистер Сомерсет? – спросила герцогиня странным, пронзительным голосом.

– Сказал, что женюсь на ней, мадам, – спокойно ответил Стюарт. – Я дам пищу слухам, если стану ее прятать. Следует представить мадам Дюран обществу. Полагаю, что сумею также убедить мисс Бесслер показаться на людях в ее обществе. Кстати, утихнут слухи, что она якобы питает ко мне отвращение.

Да! Да! Да! Верити прикусила пальцы, чтобы не завопить от восторга. Она знала, что на сей раз вручила сердце достойному из достойнейших. Знала!

Верити вскарабкалась на стул, чтобы поверх ширмы полюбоваться, как герцогиня встает с кресла. Стюарт, который сидел спиной к Верити, тоже встал.

– Мистер Сомерсет, вы сошли с ума!

– Нет, мадам. Уверяю вас, я как раз в здравом рассудке. Вы сами сказали, что мне не следует допускать ущерба моему престижу, что случится непременно, если результатом разрыва моей помолвки станут дурные слухи и связь с такой… известной женщиной, как мадам Дюран. Сплетники обожают обсуждать любовные связи, но их мало вдохновляет законный брак. И если мисс Бесслер нельзя водить дружбу с моей любовницей, то, уверен, она не будет возражать, если я попрошу ее прогуляться по магазинам в обществе миссис Сомерсет.

– Прогуляться по магазинам…

Дар речи никогда не изменял вдовствующей герцогине. Но сегодня это случилось.

– Если мы достанем особое разрешение, сможем пожениться прямо на этой неделе.

Верити всегда нравился голос Стюарта. Теперь она знала, что это прекраснейший в мире голос. На этой неделе!

– Мистер Гладстон этого не вынесет. – Герцогиня чуть не брызгала слюной.

– О каком мистере Гладстоне мы говорим, мадам? Не о том ли, кто в свободное время лично занимается вопросами спасения и восстановления в правах падших женщин? Полагаю, он как раз высоко оценит мои успехи. Еще бы – сделать из кухарки со скандальнейшей репутацией во всей Англии заурядную домохозяйку!

– Тут я, пожалуй, с вами соглашусь, – заявила вдовствующая герцогиня, видимо, собираясь с силами для нового наступления. Восторг Верити немного поутих. Герцогиня не сдастся так легко. – Возможно, мистер Гладстон, в своем немолодом возрасте имея склонность к чудачествам, не станет порицать ваш выбор супруги. Но попомните мои слова – он будет в одиночестве. Всех остальных либералов вы глубоко шокируете. И это станет концом вашей политической карьеры. Вам не получить должность министра внутренних дел. Вы даже не сохраните пост «главного кнута». И если вы лелеяли мечту о доме номер десять по Даунинг-стрит, можете смело с ней расстаться.

Стюарт молчал. Неужели дрогнул? Понял, что теряет слишком много? Верити не осмеливалась даже вздохнуть.

– Я все понимаю, – медленно произнес он. – Принимаю это в качестве платы за счастье.

– Но я не понимаю! – Герцогиня хватила тростью об пол. – Ее и соответственно вас вместе с ней изгонят отовсюду. Двери захлопнутся прямо перед вашим носом. Перспективы, надежды – все растает как дым. Ваша жизнь, какой вы ее знали, будет кончена.

– Нет, мадам, моя жизнь только начинается. Мне не требуется благословление либеральной партии, чтобы продолжать юридическую практику. Чтобы жить в Фэрли-Парк, мне не нужно одобрение общества. Пусть я стану изгоем – ради любимой женщины с радостью.

Слезы хлынули снова, горячие и радостные. Значит, вот так принцы убивают драконов ради своих принцесс!

– Мистер Сомерсет, вы сошли с ума. – Голос герцогини дрожал.

– Я полюбил ее с той минуты, как увидел впервые, мадам. Она покинула меня; потом я ее покинул. А сейчас мы наконец вместе, и ничто, кроме смерти, не разлучит нас. И уж точно не вы. И не либеральная партия. И не мнение каждого мужчины, каждой женщины и каждого ребенка в Англии. – Стюарт поклонился. – А теперь, с вашего позволения, мне пора. Я слишком долго не видел сегодня мою даму.

Он повернулся и пошёл прочь. И в этот миг вдовствующая герцогиня сделала нечто такое, чего не ожидал никто. Закрыв лицо руками, она заплакала, да не тихо, как подобает леди, а зарыдала так, что все ее старческое тело сотрясалось от рыданий. Стюарт обернулся, разинув рот. Верити чуть не упала со стула.

Мистер. Сомерсет бросился к герцогине:

– Что с вами, мадам?

Она отвернулась. Постепенно рыдания стихли до деликатной икоты, потом смолкли совсем. Держась прямо, как палка, герцогиня добралась до своего кресла. Стюарт поддерживал ее под руку. Она опустилась в кресло, сурово сжав губы.

Стюарт поклонился снова.

– Мистер Сомерсет, прошу вас, сядьте.

– Мадам, вы должны понять – вам не заставить меня переменить решение.

– Да, теперь я понимаю. Но прошу еще несколько минут вашего внимания. Окажите честь старой женщине.

Поколебавшись, Стюарт ответил:

– Конечно.

– И вы, Вера, садитесь. Нет ничего смешнее, когда взрослая женщина стоит на стуле, – продолжала вдовствующая герцогиня, даже не посмотрев в сторону Верити.

– Прошу прощения, мадам? – Стюарт не скрывал своего удивления.

Разумеется, герцогиня не удостоила его ответом.

Верити опустилась на сиденье. Но ей не сиделось на месте. Платье! Ей нужно платье, простое, элегантное, не слишком дорогое и…

– Мистер Сомерсет, вы помните, что я рассказывала вам о моей сестре и ее муже? – говорила между тем герцогиня, и ее голос хрипел.

– Да. Они оба погибли в море. Вы взяли на воспитание их дочь. И она умерла, когда ей было шестнадцать.