Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 82 из 95



— Как ты сегодня свободно разговаривал со всеми взрослыми! Как ты хорошо шутил! Все смеялись. Только я не понимаю: что ты говорил?

Миша огорчился:

— Не поняла? А я для тебя старался.

— Для меня? Спасибо. Только почему ты умеешь, а я не умею?

— Потому что я этого добиваюсь, а ты только раскрываешь рот и ждешь, что тебе положат на язык. Надо самому, самому…

Катя и Аким выслушивали наставления Миши доверчиво и охотно, даже когда он их повторял.

Все семейство Шан-Гиреев нравилось Мише. С черноволосой высокой молодой тетушкой Марьей Акимовной он разговаривал как со старшей сестрой, рассказывал ей про свои успехи в учении, в лепке, в музыке. Жаловался, что учителя не отвечают на все его вопросы.

С Марьей Акимовной много гуляли, беседуя. Она живо интересовалась заботами детей. Тетушка любила ходить за грибами, за цветами, за ягодами. Она была в большой дружбе с садовником и указывала ему, где надо сажать кусты долголетних цветов, как прививать плодовые деревья. Она приучилась с детства хозяйничать вместе с матерью своей Екатериной Алексеевной.

Но особенно любил Миша беседовать со своим дядей Павлом Петровичем Шан-Гиреем. Будучи мальчиком, Павел Петрович воспитывался в кадетском корпусе, а с восемнадцати лет служил на Кавказе в егерском полку. Он много лет участвовал в боях с горцами, несколько лет под начальством Ермолова.

Павел Петрович рассказывал о сражениях, в которых участвовал, о людях, с которыми встречался, о разных обычаях горских народов.

Уладив дела своих друзей, Арсеньева собралась ехать в Москву советоваться с докторами насчет Мишенькиного здоровья. Ехать надо было скорее, пока стояла дорога, а там опять возвращаться в Тарханы и продолжать учение.

Мишенька же, вернувшись из поездки на Кавказ, чувствовал себя лучше, но ел плохо, что огорчало бабушку. Несмотря на то что она держала отличных поваров и кондитера, мальчик был совершенно равнодушен ко всем тонкостям кулинарного искусства и никогда не знал, что ему подавали: телятину или свинину, дичь или курицу. Возможно, что это происходило потому, что за столом он внимательно прислушивался к разговорам взрослых.

В Москву Миша поехал с удовольствием, он любил путешествовать.

Однако выехали так быстро, что не успели никого предупредить о своем приезде. Приехали было к Столыпиным, но узнали, что Дмитрий Алексеевич с супругой и детьми уехали в Петербург, гостить к сестре, и поэтому остановились у Мещериновых.

Мещериновы были родственниками Арсеньевой со стороны ее матери. Петр Афанасьевич, отставной штаб-ротмистр, в молодости служил в лейб-гвардии кирасирском полку, вел беспутный образ жизни, проживал много денег и все без толку. Жениться он не хотел, но родные его, озабоченные тем, что молодой человек может сбиться с пути, начали его убеждать, что неплохо бы ему жениться на наследнице большого симбирского поместья — девице Собакиной. Услышав такую фамилию, Мещеринов категорически воспротивился этому браку.

Но он встретился с Лизонькой и влюбился, а когда узнал, что именно ей принадлежит нехорошая фамилия Собакина, то примирился и стал утверждать, что это не имеет особого значения, потому что после венца она изменит свою фамилию и станет на всю жизнь Мещериновой.

С Елизаветой Петровной он жил очень счастливо; она заставила его выйти в отставку и бросить пьянство и кутежи. Она любила искусство, и Петр Афанасьевич поддался влиянию молодой жены: они стали петь дуэты, писать стихи и увлеклись собиранием картин.

Квартира Мещериновых была вся завешана полотнами, как картинная галерея. Они жили то в Москве, то в имении, растили детей, веселились и печалились, но самой большой радостью их жизни было находиться вместе — тогда на лицах у обоих появлялось спокойное, довольное выражение, и если они даже молчали, то все равно понимали друг друга. Между тем подрастали их дети — три сына: Володя, Афанасий и Петр. Старший, Владимир, был ровесником юного Лермантова, двое других — помоложе. Елизавета Петровна жаловалась, что в деревне трудно дать детям хорошее образование, мальчики растут буянами. Поэтому ради детей решено было окончательно переехать в Москву и приняться за изучение наук — учителей здесь сколько угодно.

Вопрос о воспитании Мишеньки заботил Арсеньеву, и она рассказала о своеобразной академии, которую сама устроила в Тарханах. Все учителя были в восторге от Мишиных способностей. Кроме того, подтвердилось, что мальчик несомненно одарен талантом к живописи и ваянию. Арсеньева показала привезенный из Тархан ящик, где хранились вылепленные Мишей фигуры из красного воска.



Особое внимание ценителей привлекли фигура охотника с собакой и сцены разных сражений — все нашли, что маленький скульптор хорошо передает движение человеческого тела.

В отдельной коробке лежали марионетки, тоже вылепленные Мишей. Лица кукол резко отличались друг от друга. Все дети очень заинтересовались восковыми актерами и попросили привести их в действие.

Самолюбивый мальчик охотно согласился — ему было лестно, что его «воски» понравились.

Вечером в гостиной в семейном кругу Миша дал представление с помощью мосье Капе. Фантасмагория, волшебная, суровая и увлекательная, развернулась перед зрителями, и поэт-сатирик Беркен[28] играл в ней главную роль.

Зрители с интересом следили за ходом действия, долго аплодировали и очень удивились, что больше часа смотрели без скуки и утомления импровизацию мальчика.

Мишель вышел кланяться, приземистый, с большой головой, с белесой прядью на черных как смоль волосах, с лицом, раскрасневшимся от волнения; его темные глаза лучились и сияли, а улыбка неостывшего возбуждения располагала всех к нему. Он был горд своим успехом в доме почти незнакомом.

Когда Арсеньева с гордостью сообщила, что пьесу сочинил сам Мишель, взрослые были поражены, а дети Мещериновы признали авторитет своего родственника, которого им велели называть кузеном, хотя он был им племянником.

После этого вечера Миша почувствовал себя у Мещериновых своим. Много времени он проводил перед картинами, удивляясь и восхищаясь ими, разбирая детали, изучая мастерство. Тут были не только семейные портреты, но и разные пейзажи: море с лодками и рыбаками, которые тянули сетями рыбу, мальчики-амуры нацеливали луки, чтобы попасть в красивых женщин; тут были фигуры пастушек, скрытых в розовых кустах, даже одно полотно Рембрандта!

По вечерам хозяйка садилась за фортепьяно и прекрасно исполняла классические пьесы Бетховена, Баха. Эта музыка была еще не известна Мише, но она волновала своей могучей силой и недосягаемостью и чистотой. Он был поражен красотой сонат Моцарта.

В доме Мещериновых Миша наслаждался, рассматривая хорошие картины и слушая отличную музыку.

Пока взрослые вели беседы на различные темы в гостиной, мальчики играли в детской. Они пробовали разные забавы; им разрешено было бегать по всему дому. Миша научил их играть в разбойников; его выбрали атаманом и вручили ему символ власти — нагайку. Он вскоре стал руководителем детских затей, распоряжался самовластно и не терпел возражений. Атаман заставлял своих разбойников пускаться в самые отчаянные приключения, и это приводило их в восторг.

Однажды решили играть в разбойников. Но Володя Мещеринов, взглянув на Мишу, не захотел начать игру.

— Постоянный атаман — только ты. А сегодня я хочу быть атаманом.

Миша, который легко возбуждался, вспыхнул и в гневе поднял нагайку, но, опомнившись, сломал ее о колено и швырнул в угол. Глаза его метали молнии, лицо исказилось. Он стремительно убежал к бабушке, которая сидела в гостиной с Мещериновыми и их другом генералом Меликовым.

Увидев разгневанного Мишеля и заметив недетское выражение его лица, генерал, по природе своей человек наблюдательный, сказал:

— В Петербурге гремит модный художник Брюллов, он рисует не портреты, а взгляды. Он так и говорит: «В этом портрете надо вставить огонь глаз». Вот к нему и надо повезти Мишеля.

28

В свое время известный автор одноактных пьес и детских рассказов.