Антитело

— А почему ты ничего не видишь?

Настя пожала плечами.

— Не знаю. Просто не вижу и все. Наверное, есть люди, на которых гипноз не действует. Видимо, я такая.

Глеб помолчал, разглядывая ложку.

— Степан говорит, что в лесу сидит дьявол.

— И ты в это веришь?

— А во что верить?

— Ну…

— Что бы там не сидело — их двое, это точно: Степан и тот второй. Они по-разному себя ведут. Цели у них разные. Поэтому, их должно быть двое.

— Погоди-ка, погоди-ка!

Настя встала со стула и смотрела на Глеба, прижав указательный палец к губам.

— Ты говоришь Степан?

— Ну да.

— Я вспомнила. К Анне приезжал журналист, он как раз насобирал много всего об этом месте, так вот — он рассказал, что раньше тут было село Кокошино, и там произошло примерно то же, что происходит тут.

— И что? Ты уже это говорила.

— Там был человек, который убил своего сына, чтобы остановить дьявола. Угадай, как его зовут?

— Как?

— Степан Сытый!

Глеб задумался.

— Да, он говорил мне что-то о том, будто пожертвовал ребенком, что хотел остановить черта и все такое.

— А теперь подумай, как человек, убивший собственного ребенка, чтобы якобы спасти остальных и не сумевший этого сделать, поведет себя в подобной ситуации.

— Как?

— Он захочет отыграться! И ему плевать на тебя, Аленку и всех! У него личные счеты!

— Ты хоть сама в это веришь?

Настя замолчала. Потом села на стул и, вытянув перед собой руки, сплела пальцы.

— Давай попробуем все подытожить, — сказала, наконец, она. — Сто лет назад на этом месте было село Кокошино, в котором начался мор. По словам, Федора, медицина с ним справиться не смогла. Мор закончился только тогда, когда Степан Сытый убил своего ребенка, который, как все уверены, и повинен в начале эпидемии. Через много лет вы с Аленкой идете в лес, и вся история повторяется. Появляется некое существо, которое видишь только ты, называется Степаном и убеждает тебя убить девочку, утверждая, что она виновница очередной эпидемии. Причем до этого ни о каком Степане ты не знал и историю Кокошино тоже никогда не слышал. Я ничего не упустила?

— Вроде ничего.

— Тогда какой отсюда вывод?

— Чертовщина какая-то…

— В лесу действительно что-то есть! Что-то, что начинает эпидемию и что-то другое, пытающееся этому помешать. И ключом к началу всегда выступает ребенок. А местом, где запускается механизм, я уверена, является та поляна с осинами, о которой ты говорил.

— Возможно.

— И остановить напасть можно лишь одним способом…

— Убить ребенка.

Настя посмотрела на него оживленно.

— Уничтожив поляну. Не ребенка, а место, где все начинается!

— С чего ты взяла?

— А почему нет?

Глеб пожал плечами.

— Все равно все это пустопорожние разговоры. Да, к тому же, мы не доберемся до поляны. Мы не сможем пройти через лес.

— Почему не сможем? Степан смог!

— А перед этим он убил своего ребенка. Не забыла?

Настя вздохнула.

— Ладно, — сказал Глеб. — Предлагаю спать. Завтра подумаем. Сейчас уже ничего в голову не лезет.

Они вышли в гостиную и остановились возле Сергея. Тот дышал глубоко и ровно, раскрыв рот, и казался спящим. Глеб протянул руку, но Настя остановила его.

— Не нужно. Оставь его в покое.

Глеб отошел и посмотрел на разбитое окно.

— Надо заделать чем-нибудь — зверье полезет, — сказал он. — В комнате Аленке есть шкаф.

Они оторвали от шкафа фанерную стенку, и, пока Настя держала ее у окна, Глеб прибил ее гвоздями. Кусок оказался достаточно большим, чтобы полностью перегородить оконный проем. Несмотря на грохот молотка, Сергей на диване даже не пошевелился.

— Ну вот. Теперь все в порядке.

— На втором этаже есть две комнаты, — сказал Глеб. — Обе запираются на ключ. Я хочу, чтобы ты закрыла меня и держала ключ при себе. И не выпускай меня до утра, даже, если буду просить.

— Ты думаешь, этот Степан все еще…

— Да хрен знает. Не знаю я. И вообще не уверен, что запертая дверь меня остановит…

Степан метался по лесу, черной тенью мелькая между деревьев и разрезая жиденький свет луны. Время уходило. Он чувствовал, как огромные, безбрежные потоки силы текут, огибая мрачные столбы деревьев, к самому центру, к пристанищу дьявола. Они питают его. Он, словно гигантская пиявка, сосущая кровь. И насыщает его девочка. Девочка! Беззащитный ребенок! Такая слабая и такая доступная еще час назад!

Являясь частью сложного конгломерата леса, земли, животных — всего того, что Степан называл одним единственным словом — дьявол, он знал и чувствовал все, что знал и чувствовал враг. Он знал, что время уходит, и с каждой убегающей прочь секундой, надежда остановить сатану становится все слабее. У него есть сутки или даже меньше, и процесс завершится. И тогда ничего нельзя будет сделать. Нужно было многое успеть. Степан не был намерен сдаться так легко, он не даст чудовищу победить! После всех жертв, после всего того, что он сделал — не даст!

С Глебом он допустил ошибку. Слишком медленно, слишком бережно, слишком осторожно он подталкивал парня к решению. Боясь повредить, не умея еще пользоваться собственными возможностями, Степан действовал на ощупь и ошибся. Теперь Глеб потерян. Запертая комната не могла бы его остановить, но после всего, что произошло, Глеб будет сопротивляться. Его воля окажется достаточно сильной, и в борьбе с парнем драгоценное время будет упущено.

Оставался последний вариант — отец ребенка. Степан лишь раз пытался его подтолкнуть, чем сильно напугал Глеба в ванной комнате, но встретил такое мощное сопротивление, что отступил и стал искать иной путь. Теперь же отец девочки оставался последней надеждой, и Степан был намерен сделать все, что будет в его силах. Никакой пощады, никакого снисхождения. Воздействие будет быстрым и сокрушающим.

Степан остановился. Постепенно успокаиваясь, присасываясь к единой пуповине, что питала его и лес, он почувствовал силу — бескрайнюю, темную и страшную. Он стал искать человека, готовя удар, который не оставит возможности сопротивляться. Степан хотел, чтобы отец девочки встал, пришел к дочери и убил ее.

Сергей пошевелился на диване, глухо застонал и приоткрыл глаза.

Врач «скорой» настойчиво убеждал Анну уехать вместе с Федором. Ругал ее за глупость, пугал, но она не согласилась. Взяв рецепт на лекарство и поблагодарив врача, она закрыла дверь и осталась одна. Анна плохо спала эту ночь. Перед закрытыми глазами проносились неясные видения, ни суть которых, ни форму она не могла ухватить. Сон пришел лишь под утро, он был тяжелым и пустым.

«Нива», блестящая от холодной росы, возникла из утреннего сумрака, словно повозка мертвецов. Она материализовалась белым привидением и, изрыгая густые клубы синего дыма, остановилась возле калитки. В машине сидели родители Насти: Лиза и Анатолий и взятый в сопровождение Борис. Все они выглядели хмурыми, раздраженными и напуганными. По совету знахарки, багажник был набит пчелиными сетками, медицинскими повязками, теплыми вещами и лекарствами, а возле заднего стекла лежало в чехле ружье Бориса на тот случай, если доведется встретить что-нибудь покрупнее мухи.

Анна вышла спустя десять минут, с ног до головы закутанная в зеленый плащ-дождевик, с повязкой на лице. Она шла налегке, опираясь на палку — огромная, старая, похожая на смерть. Анатолий указал ей на заднее сидение, где она устроилась рядом с Лизой и тут же прижалась лбом к стеклу. Выпустив новую струю дыма, «Нива» заревела, дрогнула и покатилась по улице, направляясь к шоссе.

Утро выдалось холодным. Облака грязными тряпками неподвижно висели на сером небе, едва не касаясь верхушек деревьев. В совершенном безветрии воздух казался густым и осязаемым, натужный стрекот двигателя далеко разносился по спящим улицам. Влага конденсировалась на стеклах и стекала ломаными струйками, размывая и коверкая безрадостный вид поселка.