Антитело

Акулина, заведовавшая аптекой с незапамятных времен, считала свое предприятие важнейшим в поселке, и много лет аптека работала, как часы, открываясь ровно в восемь и закрываясь, порой, часов в десять. Дом Акулины располагался всего в нескольких шагах — можно было придти ночью, постучать и старая аптекарша, страдающая бессонницей, непременно открывала дверь. Кое-кто над ней подшучивал, но Акулина, в свои восемьдесят сохранившая отличное чувство юмора, нисколько не смущалась этой пустой болтовней. Аптека работала даже в выходные дни, и вот теперь она была закрыта.

«Боже мой, уж не случилось ли что?»

Время поджимало, и Настя выкинула из головы все лишние мысли. Нужно было разобраться в собственных делах. Девушка твердо решила получить ответы на свои вопросы. Что бы там ни говорила знахарка, она проявит настойчивость.

Накручивая себя по пути, Настя вышла к заросшему густым садом дому. Дождь перестал, холодный воздух пах сыростью, цветущими яблонями и цветами. Девушка открыла калитку и решительно направилась к дому.

Знахарка открыла не сразу, трель звонка раздавалась в доме трижды, прежде чем дверь отворилась, и в образовавшейся узкой щели показалось бледное и осунувшееся лицо Анны. Света было слишком мало, чтобы разглядеть прихожую. Создавалось ощущение, будто огромный тролль выглянул из своей пещеры, чтобы узнать, кто его побеспокоил. И, возможно, сожрать непрошенного гостя. Настя неуверенно шагнула вперед.

— Стой, — сказала знахарка.

Настя остановилась.

— Уходи.

— Не уйду! Я хочу знать, что происходит.

— Что происходит? — переспросила знахарка и закашлялась. С гулко бьющимся сердцем девушка отступила назад, ожидая, когда приступ пройдет. От страха и возбуждения у нее задрожали ноги. Постепенно знахарка овладела собой и вытерла ладонью губы.

— Я уже сказала. Зараза там. Нельзя тебе туда соваться. Я добра тебе хочу, милая. И потому говорю — держись подальше от фермы и от меня.

Анна попыталась закрыть дверь, но Настя схватилась за ручку.

— Вы там были? Что там?

Женщина посмотрела на нее мрачно и устало.

— Уходи. Или я позвоню твоим родителям.

Дверь закрылась. Настя осталась стоять на крыльце, чувствуя страх и злость одновременно.

«Вот стерва! Ей что — сказать сложно?».

Глупо было пытаться снова заговаривать с ней. Знахарка действительно могла позвонить родителям, и те не преминут затянуть узду так, что не продохнуть. Нужно действовать самостоятельно. Настю захлестнуло возбуждение: трясущимися руками она залезла во внутренний карман куртки и достала телефон.

«И пусть все к черту катятся!»

— Алло? Танюш, это я. Мне нужна твоя помощь.

«Я только посмотрю. Просто узнаю, что там происходит».

Мотор старенькой «девятки» завывал, и что-то противно позвякивало. Настя сидела с Танюшкой на заднем сидении, глядя на проплывающие вдоль обочины ели, и молчала. Дорога была пустая, и Вовка ехал быстро. Он курил, стряхивая пепел в открытое окно.

Настя рассказала подруге все. По крайней мере, все, что знала сама. Рассказала про странное поведение знахарки, про свой домашний арест, про сводящее с ума беспокойство. И Танюшка сдалась. Теперь они сидели рядышком в машине, везущей их прямо в пекло, напряженные и испуганные.

— И все-таки — зря, — не выдержала Танюшка. — Плохая мысль.

— Я только посмотрю. Вы вообще можете не ходить.

— Все пойдем, — сказал Вовка. — Тут и говорит не о чем.

Позади раздался вой сирены. Вначале он едва пробивался сквозь завывание ветра, но очень быстро стал громче, с каждой секундой набирая силу. Девушки, словно по команде, обернулись.

— Скорая, — сообщил Вовка и выбросил окурок. — Торопятся.

Он сбавил скорость и прижался к обочине.

Вой сирены вырос до истошного рева, и в заднем окне возник силуэт машины с мигающими синими и красными огнями. Она неслась на всех парах, держась середины шоссе. В считанные секунды «Скорая» догнала «девятку» и промелькнула мимо, ударив по машине тугой струей воздуха.

— Сто тридцать, не меньше.

— Интересно, куда они так несутся? — спросила Танюшка.

Ей никто не ответил.

Через десять минут они свернули с шоссе на проселок. В пыли виднелись ясные следы протекторов, смазанные в начале и более четкие дальше.

— Газель, — сказал Вовка. — Может, та скорая. Брутальный водила — тормоза не бережет.

«Девятка» медленно поползла по дороге, с обеих сторон зажатой глубокими кюветами. Высокая трава волнами струилась по земле, следуя порывам ветра. Дальше, метрах в десяти, черной стеной возвышался лес: неподвижный, мрачный и безрадостный, как сам этот день. Между деревьями клубилась тьма, такая же полная, как в безлунную ночь, словно та не ушла совсем, а лишь притаилась, спустившись вниз, обретя там свое дневное жилище.

Все это не ускользнуло от внимания Насти, заставив ее нервничать еще больше. Она почти раскаялась в том, что ввязалась в эту авантюру и потащила за собой других.

— Далеко еще? — спросил Вовка.

— Нет. За поворотом должна быть дорога.

— Хорошо.

— Мрачно здесь, — сказала Танюшка. — Аж жуть берет. Брр!

«Не то слово», — подумала Настя, но вслух ничего не сказала.

Машина повернула за выступающий, словно мыс, участок леса и стала карабкаться на небольшой холм. На вершине холма темнела просека, наполовину скрытая деревьями. Там дорога поворачивала вправо и уходила к Титовке.

— На горке будет развилка, — сказала Настя, внимательно глядя вперед. — Там еще цепь натянута — на машине не проехать.

— Сейчас поглядим, — отозвался Вовка.

«Девятка» одолела подъем, проползла еще пару метров и остановилась.

— Опа! — сказала Танюшка.

— Похоже, приехали.

Цепь, которая должна была преграждать дорогу, валялась в пыли, а поперек просеки лежала огромная сосна.

— Романтики с большой дороги…

— Там дальше еще есть.

Настя открыла дверь и выбралась наружу.

Лес встретил ее гробовым молчанием. Ветви деревьев, вопреки полному безветрию, медленно шевелились. Они напомнили Насте змей, словно все стволы были покрыты сотнями пресмыкающихся, медленно и отвратительно шевелящихся во сне. Сзади хлопнули двери, и девушка вздрогнула.

— Ого!

Что-то возле поваленного дерева привлекло ее внимание. Настя наклонилась, подобрала маленький черный предмет и поднесла к глазам, чтобы лучше рассмотреть.

— Что это? — тихо спросила Танюшка.

— Не знаю. Крышка какая-то.

Подошел Вовка.

— Дай посмотреть.

Настя передала находку ему.

— Это от камеры. Крышка, которая на объектив надевается.

«Камера. Федор»

Девушка еще раз внимательно осмотрела землю перед деревом, надеясь обнаружить еще какие-нибудь следы. Улики. Но ничего не нашла. Трава была нетронута, но за те два дня, что прошли с момента похода Федора и знахарки, она наверняка поднялась.

«Они тут были. Это точно. Интересно, насколько далеко они прошли?»

— Ну что — идем? Или так и будем топтаться на месте? — спросил Вовка.

— Я бы не ходила, — сказала Танюшка.

— Да ладно!

— Идем.

Настя села на дерево, перебросила через ствол ноги и нерешительно пошла вперед. Вовка перемахнул через препятствие одним прыжком и повернулся, чтобы помочь сестре. Они выстроились гуськом: Настя первая, за ней Вовка, Танюшка замыкала шествие.

Настя отчетливо помнила эту дорогу: они не раз ездили в гости на ферму. Тогда просека была достаточно широкая, чтобы по ней мог пройти грузовик, две укатанные колеи в сырую погоду заполнялись водой, превращаясь в глубокие рвы, почти непроходимые для обычных легковых машин. И вот теперь ей показалась, что просека стала как будто немного уже…

Танюшка испуганно озиралась. Странная это была дорога, если вообще ее можно назвать дорогой. Ни следа от колеи, под ногами — невысокая жесткая трава. Несколько густых кустов, сплошь усеянных колючками, росли прямо посередине просеки, словно часовые, охраняющие проезд от чужаков. Поваленные деревья обвивал какой-то вьюн. Выглядел он подозрительно: весь покрытый грязно-белыми трубчатыми цветами, похожими на сильно вытянутые колокольчики, источающие неприятный сладковатый запах.