Антитело

«Это еще что такое?».

Перед ним была дверь. Деревянная дверь, обитая вагонкой. Она почти полностью сливалась со стеной, прикрытая садовой утварью. Ни ручки, ни замка на ней не было.

Глеб оставил косилку и подошел ближе.

«Интересно, что там?».

Он осторожно расчистил проход, отложив грабли и лопаты в сторону. Между дверью и стеной темнела щель, но слишком узкая, чтобы можно было просунуть палец. На полках нашлась стамеска. Глеб просунул ее в зазор и нажал.

Дверь поддавалась с трудом. Приходилось действовать очень аккуратно, чтобы острое лезвие не оставило следов на вагонке. Провозившись минут десять, Глеб уже был готов бросить эту затею, когда, наконец, сопротивление ослабло и проход открылся, выдохнув в лицо Глебу пыль и темноту.

Рассеянного света с улицы едва хватало, чтобы осветить потайную комнату на пару шагов. Пахло затхлостью и старыми вещами.

«В доме есть фонарь. Я видел его в коридоре».

Глеб подпер дверь табуреткой и быстрым шагом направился к выходу.

Тетя с Аленкой стояли возле зеркального шкафа. Тетя искала что-то на одной из полок, Аленка шмыгала носом.

— Привет, — сказал Глеб.

— Привет, — ответила девочка.

Ее голос прозвучал странно. Обычно, когда она говорила, слова звенели, как маленькие колокольчики. Во всех ее фразах неизменно слышались восторженные, восклицательные нотки. Теперь же ее голос показался тусклым и лишенным красок, как поле и лес за окном. Пасмурным.

«Ничего удивительного. Наверное, она плохо спала остаток ночи».

— Привет, Глеб, — сказала тетя.

Она вытащила из шкафа небольшой пузырек и повернулась к свету, рассматривая его содержимое. Аленка достала из кармана платок и высморкалась. Тетя повернулась к ней.

— Идем.

Они направились в гостиную, и по пути девочка закашлялась.

«Простудилась, что ли?».

Глеб взял фонарь и вышел на улицу.

В темной комнате было холодно. Узкий луч света осветил обширное пространство, сплошь забитое картонными коробками. Повсюду густым слоем лежала пыль. Кроссовки оставляли на полу четкие следы.

«Похоже, сюда не заходили несколько лет».

Под воздействием воздуха пыль поднялась и повисла, образуя плотное облако. Глеб несколько раз кашлянул и прикрыл нос рукой. Кроме коробок в комнате ничего не было. Он подошел к ближайшей и заглянул внутрь.

«Фигня какая-то».

Фонарь осветил ржавый серп без ручки, чугунный утюг, потрескавшиеся миски и деревянные ложки. Все это было свалено в кучу без всякой системы — просто барахло.

Открыв следующую коробку, Глеб присвистнул.

«А вот это уже интересно».

Там были кресты. Множество крестов. Большие, маленькие, деревянные, металлические, резные и совершенно примитивные — две палки, связанные веревкой. Один из них — тяжелое почерневшее распятье — мог оказаться серебряным. На некоторых крестах были вырезаны буквы. Глеб поднес фонарик поближе и, с трудом разбирая старинное написание, прочитал:

«Да восстанет Бог и рассеются враги Его, и да бегут от лица Его ненавидящие Его».

Он заглянул в следующую коробку — то же самое. И в другой. И в третьей. Кресты, кресты, кресты — сотни крестов.

«Да тут хватит на войну с целой армией вампиров!».

Еще одна коробка оказалась набитой старым тряпьем, от которого поднимался едва уловимый, но неприятный запах.

И снова кресты.

Всего двадцать четыре коробки.

В горле пересохло, от висящей в воздухе пыли слезились глаза. Глеб стоял посреди комнаты, пытаясь осознать свою находку. Она выглядела настолько дико, что в голову лезли предположения одно фантастичней другого.

«Можно сколько угодно размышлять о силах природы, но, когда увидишь такое, поневоле начнешь сомневаться».

Он закашлялся и попятился назад. Забитые пылью легкие болели. Кашель был такой сильный, что Глеба чуть не вырвало. Пришлось отступить и выйти наружу, чтобы вдохнуть чистого воздуха.

Когда спазмы в груди прекратились, он выключил фонарь и закрыл дверь. Возвращаться в потайную комнату не хотелось. В ее затхлой атмосфере было что-то нехорошее, ненормальное.

«Такого просто не должно быть в доме!».

В голову настойчиво лезло одно единственное слово: помешательство.

«Есть по крайней мере один человек, который знает, что все это значит».

Глеб сунул фонарь в карман и пошел искать дядю.

Воздух стал немного холоднее. Над полем расплылась густая тишина. Ни один звук не нарушал мрачного молчания природы. Это полнейшее безмолвие порождало неприятное чувство дезориентации, как бывает в абсолютно темной комнате, когда обрывается привычная связь с предметами, и кажется, будто вокруг простираются гигантские пустые пространства. Трактор виднелся метрах в пятистах. Его двигатель молчал. Глеб прибавил шаг, чтобы согреться. Изо рта вырывались маленькие облачка пара.

Дядя стоял возле кабины и задумчиво смотрел на полосу тумана. Увидев племянника, он мотнул головой и потер ладонями щеки.

— Уже закончил?

— Я решил взять перерыв.

Глеб медлил, раздумывая, как начать разговор. Ничего не придумав, он решил говорить напрямую.

— Там в сарае… Я наткнулся еще на одну комнату.

Дядя промолчал. Напряжение, почти физически ощутимое, встало между ними, словно занавес. Глеб почувствовал, что ступил на зыбкую почву.

— Там было много старых коробок. Я заглянул в несколько и…

— И что?

— Там сотни крестов, может быть даже тысяча. Откуда они?

Дядя еще раз взглянул на лес и сунул руки в карманы.

— Их нашел твой дед.

Он снова замолчал, будто размышляя, стоит ли продолжать или закрыть тему.

— Хорошо. Я тебе кое-что расскажу.

Он закурил и выпустил во влажный воздух струйку дыма.

— Эту землю отец приобрел в девяносто четвертом. Тогда здесь был просто заброшенный пустырь на месте старой деревни. Все заросло крапивой, травой. Везде валялся мусор: куски стен, кирпичи, вещи. Несколько месяцев у нас ушло на то, чтобы расчистить поле. Большей частью мы все вывезли, что-то сожгли. Кое-что отец оставил. Мелочевку. Ты видел — всякие инструменты, кое-какая одежда. Решили, что это может оказаться ценным.

— А кресты?

— Кресты появились позже. Уже на следующий год. Мы поставили тут домик и стали распахивать поле. Работы было по горло — всегда так на первых порах. И вот ворочаем мы землю, и вдруг что-то звякает по лезвию. Крест. Его вывернуло с глубины сантиметров десять. Ничего примечательного, просто ржавая железка. Мы его в кабину бросили. На обратном пути снова напоролись. Еще один. Примерно в метре от первого. Вобщем, в тот день мы нашли их с десяток. Они располагались в линию, на одинаковом расстоянии один от другого. В течение недели мы находили их снова и снова. Да… Жутковато было.

Дядя глубоко затянулся и продолжил.

— Эти кресты образовали круг, опоясывающий все поле. Каждый был закопан в земле вертикально. Между соседними расстояние примерно в метр.

— А зачем их туда вкопали?

— Да кто ж его знает. Отец порасспрашивал осторожно у местных, но ничего не добился. Может они действительно ничего не знали, а может — молчали. В деревнях к таким вещам относятся настороженно. Народ здесь суеверный.

— И вы сложили кресты в коробки?

— Да. Сначала хотели выбросить, но отец передумал. Наверное, мы побоялись. С такими вещами не хочется шутить. Защитный круг — очень старая традиция. Думаю, те, кто жили здесь до нас, хотели от чего-то уберечься.

— Знаете, дядь Сереж, а не могло у них происходить то же, что и у нас?

— А что у нас?

Глеб задумался и снова пришел к выводу, что не может ответить на этот простой вопрос. Ничего конкретного, конкретно ужасного, от чего нужно было бы защищаться, не происходило. Разрозненные явления, которые могут оказаться вполне объяснимыми, еще ничего не доказывали. Оставались только ощущения. Домыслы.

— Выбрось это из головы, Глеб. Ничего тут не происходит. Только сами себя пугаем.