За далью — даль

Кому пенять! Страна, державаВ суровых буднях трудовыхТу славу имени держалаНа вышках строек мировых.И русских воинов отвагаЕе от волжских береговНесла до черных стен рейхстагаНа жарком темени стволов…Мой сверстник, друг и однокашник,Что был мальчишкой в Октябре,Товарищ юности не зряшной,С кем рядом шли в одной поре, —Не мы ль, сыны, на подвиг дерзкий,На жертвы призванной земли,То имя — знамя в нашем сердцеПо пятилеткам пронесли?И знали мы в трудах похода,Что были знамени верныНе мы одни,Но цвет народа,Но честь и разум всей страны.Мы звали — станем ли лукавить? —Его отцом в стране — семье.Тут ни убавить,Ни прибавить, —Так это было на земле.То был отец, чье только слово,Чьей только брови малый знак —Закон.Исполни долг суровый —И что не так,Скажи, что так…О том не пели наши оды.Что в час лихой, закон презрев,Он мог на целые народыОбрушить свой верховный гнев…А что подчас такие буриСудьбе одной могли послать,Во всей доподлинной натуре —Тебе об этом лучше знать.Но в испытаньях нашей долиБыла, однако, дорогаТа непреклонность отчей воли,С какою мы на ратном полеВ час горький встретили врага…И под Москвой, и на Урале —В труде, лишеньях и борьбе —Мы этой воле доверялиНикак не меньше, чем себе.Мы с нею шли, чтоб мир избавить,Чтоб жизнь от смерти отстоять.Тут ни убавить,Ни прибавить, —Ты помнишь все, Отчизна-мать.Ему, кто все, казалось, ведал,Наметив курс грядущим дням,Мы все обязаны победой,Как ею он обязан нам…На торжестве о том ли толки,Во что нам стала та страда.Когда мы сами вплоть до ВолгиСдавали чохом города.О том ли речь, страна родная,Каких и скольких сыновейНе досчиталась ты. РыдаяПод гром победных батарей…Салют!И снова пятилетка.И все тесней лучам в венце.Уже и сам себя нередкоОн в третьем называл лице.Уже и в келье той кремлевской,И в новом блеске древних залОн сам от плоти стариковскойСебя отдельно созерцал.Уже в веках свое величье,Что весь наш хор сулил ему,Меж прочих дел, хотелось личноПри жизни видеть самому.Спешил.И все, казалось, мало.Уже сомкнулся с Волгой Дон.КаналаТолько не хватало,Чтоб с Марса был бы виден он!..И за наметкой той вселенскойУже как хочешь поспевай —Не в дальних далях, — наш смоленский,Забытый им и богом,Женский,Послевоенный вдовий край.Где занесло следы поземкойИ в селах душам куцый счет,А мать-кормилица с котомкойВ Москву за песнями бредет…И я за дальней звонкой далью,Наедине с самим собой,Я всюду видел тетку ДарьюНа нашей родине с тобой;С ее терпеньем безнадежным,С ее избою без сеней,И трудоднем пустопорожним,И трудоночью — не полней;С ее дурным озимым клиномНа этих сотках под окном;И на печи ее овиномИ середи избы гумном;И ступой-мельницей домашней —Никак. Из древности седой;Со всей бедой —Войной вчерашнейИ тяжкой нынешней бедой.Но и у самого пределаТоски, не высказанной вслух,Сама с собой — и то не смелаДуша ступить за некий круг.То был рубеж запретной зоны,Куда для смертных вход закрыт,Где стража зоркости бессоннойУ проходных вросла в гранит…И, видя жизни этой вечер,Помыслить даже кто бы смог,Что и в Кремле никто не веченИ что всему выходит срок…Но не ударила царь-пушка,Не взвыл царь-колокол в ночи,Как в час урочный та СтарушкаПодобрала свои ключи —Ко всем дверям, замкам, запорам,Не зацепив лихих звонков,И по кремлевским коридорамПрошла к нему без пропусков.