Страница 56 из 105
Учёные давно подозревали, что наши гены определяют то, как мы выглядим, насколько умны, насколько мы способны сопротивляться инфекциям и даже как мы себя ведём. Но вооружённые полностью описанным геномом учёные сейчас убеждены, что эти микроскопические спирали ДНК составляют что-то вроде операционной системы человека. Изучение того, как «программировать» эту операционную систему, может содержать ключ к лечению страшных болезней, например болезни Альцгеймера, диабета и рака. Применение этих исследований в таких областях, как сельское хозяйство и экология, может помочь нам избавиться от мирового голода и лучше заботиться о планете.
Но для нас проект «Геном человека» важен ещё по одной причине: он иллюстрирует ключевой тезис данной главы. Проект представляет собой водораздел, когда несколько фармацевтических фирм отставили в сторону свои частные программы по изучению генома человека и решили поддержать открытые совместные проекты. Обмениваясь базовой информацией и сотрудничая за пределами отдельных институтов, эти смелые компании поставили под вопрос уверенность в том, что ранние исследования и разработки лучше вести отдельно и в рамках секретных лабораторий. В результате они смогли уменьшить расходы, ускорить новые разработки, обогатить акционеров и, конечном итоге, помочь обществу быстрее получить результаты генных исследований.
Так к чему же стремились эти компании? Мы называем их «сословием доконкурентного знания»,[235] и хотя это несколько трудно произносимый термин, мы говорим о чём-то большем — о новом коллаборативном подходе к исследованиям и разработкам, при котором схожие в своих убеждениях компании (иногда являющиеся конкурентами) создают общие пулы отраслевых знаний и процессов, на которых строятся новые разработки и отрасли.
Благодаря этим усилиям, гонка за описанием генома человека оставит потомкам впечатляющее наследие. GenBank, хранилище генных последовательностей Национального института здоровья США,[236] и другой связанной с этим информации, сейчас является крупнейшей в мире общественной базой генетических данных. Это кульминация бесчисленных общественных и частных усилий, которые сделали генетическую информацию общедоступной.
Этот публичный ресурс обещает быть невероятно важным. Он предоставляет инфраструктуру для бесплатной научной информации миллионам биомедицинских исследователей и на десятилетия подталкивает дальнейшие разработки. Недавняя статистика GenBank уже демонстрирует его растущую ценность. В августе 2005 года исследователи собрали и распространили более 100Гб данных о последовательностях генов. Это 100 миллиардов «писем» с генетическим кодом более 165 тысяч организмов. Для сравнения, 100Гб — это база из юо миллиардов пар ДНК, что чуть меньше количества звёзд в Млечном Пути.
Поразительная статистика роста и использования информации, в результате, заставляет верить тем, кто считает, что сильное научное сословие — лучший способ для реализации полного потенциала геномной революции. Дэвид Липман,[237] директор Национального центра биотехнологической информации,[238] предполагает, что эти процветающие сообщества скоро дадут исследователям возможность составить карту и понять генетический состав целых экосистем, а не только генома человека.[239]
Однако правда состоит в том, что усилия по описанию последовательности генома могли легко пойти по другому пути. На волне противоречивых судебных решений начала 1980-х годов, связанных с предоставлением патентных прав на генетическую информацию, коммерческие и некоммерческие организации стали увлечёнными участниками патентной системы. К середине или концу 1990-х исследователи и игроки отрасли начали опасаться, что патенты на большое количество данных о последовательностях ДНК могут потенциально посягнуть на очень широкие права других игроков, исключив их из работы над научными и терапевтическими программами. Пока десятки тысяч патентных заявок наполняли патентные бюро США и Евросоюза, начались споры о том, насколько возможна выдача патента на отдельные фрагменты генов и будущее биометрических исследований.
Учёные, ведущие биометрические исследования, опасались (и всё ещё опасаются), что проблемы доступа могут разрушить культуру открытой науки и затруднить научный прогресс. Около 20% генома человека уже являются частной собственностью, включая гены гепатита С и диабета. Владельцы этих патентов сейчас влияют на то, кто проводит исследования и сколько это стоит, играя несоразмерную роль в определении общего Уровня и направления исследований в этих областях.
Пока учёные беспокоятся о научной свободе, фармацевтические компании волнуются об оплате дорогих лицензий конкурентам нового класса — биотехнологическим компаниям, которые стали интерфейсом между академическими и коммерческими исследованиями. К концу 1990-х годов лишь несколько фирм владели технологиями синтеза, анализа и аннотирования увеличивающихся объёмов данных, создаваемых общественными и частными проектами, посвященными описанию генов. Крупнейшие международные фармацевтические и биофармацевтические компании мира «Большая фарма»[240] хотели добывать эту информацию для потенциальных «блокбастеров», но им не хватило возможностей. При наличии нескольких поставщиков и при высокой скорости окружающих в гонке за будущим генома биотехнологические фирмы могут диктовать повышенные цены на новейшую информацию и инструменты. Многие фирмы использовали это выигрышное положение для получения так называемых сквозных прав,[241] что позволило им претендовать на будущие открытия.
И академические, и коммерческие сообщества обеспокоились тем, что ограничение значительной части знаний областью молекулярной биологии в рамках отдельных компаний поднимало цены и снижало эффективность разработки лекарств. По мере того как быстро увеличивалось количество патентов, бюджеты на исследования и разработки вырастали до неэффективного уровня, биотехнологические компании, фармацевтические фирмы, университеты, правительственные структуры, а также пользователи системы здравоохранения и юридическая система были втянуты в дорогостоящую и вредоносную борьбу, связанную с экономической выгодой.
Короче говоря, индустрия была в кризисе, а каждый отдельный игрок только и мог, что включиться в эту геномную золотую лихорадку.
Одна компания, однако, видела другой путь, позволявший полностью переписать правила игры. В 1995 году Merck Pharmaceuticals и Центр описания последовательности генов[242] в Медицинской школе Вашингтонского университета[243] объявили о создании Merck Gene Index, публичной базы данных генных последовательностей. Merck сразу же сделала общедоступными 15 тысяч человеческих генных последовательностей и объявила, что будет описывать и предоставлять в бесплатный доступ как можно больше генных последовательностей. По условиям соглашения, никто не мог получать особый доступ или даже оттянуть или запретить раскрытие каких-либо данных о последовательностях из Merck и Вашингтонского университета, в том числе исследователи Merck, которые могли пользоваться теми же публичными базами данных, что и все заинтересованные учёные.
К 1998 году Merck и Вашингтонский университет опубликовали более 800 тысяч генных последовательностей. Пока генные последовательности были общественными, ни одна компания не могла предъявить на них права. Как видно, эта стратегия сработала: недавние оценки угрозы патентов на генные последовательности биометрическим исследованиям показывают, что генный индекс (наряду с другими общественными усилиями) значительно облегчил динамику золотой лихорадки. Но почему Merck пошла на эти инвестиции, которые, по некоторым оценкам, стоили компании несколько миллионов долларов?
235
Precompetitive knowledge commons.
236
National Institute for Health.
237
David Lipman.
238
National Center for Biotechnology information.
239
Пресс-релиз National Institute of Health, 22 августа 2005 г.
240
Big Pharma.
241
Reach-through rights.
242
Gene Sequencing Center.
243
Washington University School of Medicine.