Ханна

Никакого ответа. Он совсем одет, нет только шляпы.

— Пинхос?

Он наконец делает движение головой, которое можно принять за знак согласия, и уходит. Немного погодя Добба слышит скрип ворот конюшни, но не придает этому значения.

Ханна мечется и стонет во сне, иногда даже кричит от боли, причину которой Добба Клоц ошибочно видит не в ее физическом состоянии, а в психическом; поэтому она продолжает давать Ханне настойку опия, сначала десять, потом восемьдесят капель — доза чуть меньше той, которую принимает сама Добба, когда ноги уж слишком донимают. Под действием лекарства крики прекращаются и сменяются тихими стонами, но их хотя бы не слышно ни в другой квартире, ни в магазине. Следовательно, Добба сможет скрывать присутствие Ханны столько, сколько понадобится.

7 января 1892 года целый день Марьян Каден не видит Ханны. Он несколько удивлен, но пока ничего не предпринимает, делая то, что она приказала: доставляет товар в магазин возле Арсенала, затем в девять вечера, после закрытия магазина, отправляется сменить паренька, ведущего слежку за Тадеушем. Тадеуш дома, вероятно, читает или пишет. Убедившись, что тот никуда не собирается, Марьян идет домой. У него восемь братьев и сестер, он — старший, и все живут на его зарплату.

Ханна не появляется ни 8, ни 9, ни 10 января. Теперь уже Марьян начинает волноваться, тем более что 10-го после полудня приходит Лейб Дейч собственной персоной и объявляет юноше, что тот уволен и что на его место назначен человек, которому Дейч полностью доверяет. На вопрос Марьяна, знает ли об этом решении Ханна, он отвечает: «Да, конечно». Есть новость похуже: зайдя в магазин мод в Краковском предместье, он узнает, что его дядя как официальный управляющий магазином утром подписал подсунутые Дейчем какие-то бумаги, по которым Дейч становится полным владельцем магазина.

Вечером Марьян не без колебаний отправляется на улицу Гойна. Добба выходит на стук, но вместо того чтобы пригласить войти, тащит его по длинному коридору и выводит с черного хода на улицу. Тут она сообщает, что Ханна на несколько дней уехала из Варшавы. Какая-то девушка привезла ей письмо из местечка. Ханна очень обеспокоена состоянием своей больной матери, которая находится при смерти.

Самолюбивый Марьян ничего не говорит Доббе о своем увольнении, считая, что она в курсе дела.

Через два дня еще одна новость: куда-то исчез Тадеуш.

«Пинхос привез врача, Лиззи, привез, осмелившись нарушить запрет Доббы. Он спас мне жизнь, приведя ко мне человека, который учился в Вене со знаменитым Семельвайсом. Я не думаю, чтобы рядовой врач смог меня вылечить от родильной горячки, которая последовала за выкидышем, особенно учитывая перелом тазовой кости и удары по голове, которые я получила. Но я совершенно не помню первых дней болезни. Мои первые воспоминания — голос врача, умоляющий меня не шевелиться, чтобы не повредить сломанную поясницу, затем Пинхос, тень Пинхоса, — он смотрит на меня своими большими печальными глазами, такими кроткими, выражающими так много, что ему не надо ни о чем говорить.

Но чаще всего я вижу Доббу. Она меня кормит, умывает, ласкает своими огромными мужскими руками. Но иногда, когда мозг не затуманен опием, я ловлю в ее взгляде выражение скрытого бешенства. Теперь я знаю, что она готовила месть, которую считала нашим общим делом. Как выяснилось, я была без сознания более трех недель, хотя Добба уверяла меня, что болезнь длилась всего несколько дней. Она совершенно ничего не сообщила мне о Лейбе Дейче, о его делах. И, конечно, ни слова не говорила мне о Тадеуше. Тогда я еще не подозревала, что она знает о нем все или думает, что знает, благодаря своим находкам в моей комнате.

Не сказала она мне и о письме, которое отправила Менделю Визокеру.

Я узнаю о нем 23 февраля, когда произойдут все эти жуткие события».

Пельт Мазур был убит в ночь с 23 на 24 февраля 1892 г. Облава на сутенера длилась шесть недель.

В этой облаве Мендель Визокер не принимал никакого участия. Он даже ничего не знал об этом. К дому, где укрылся Мазур, Кучер прибыл в девять часов вечера. Ночь была ледяной. Дом находился на окраине Варшавы, в глухом месте, отсюда уже начинались огороды, сады и луга, где летом паслись коровы.

Сначала Мендель обнаружил на свежем снегу следы колес, а затем скрытую деревьями саму повозку. Он сразу узнал ее. Его недаром прозвали Кучером: для него нет одинаковых экипажей, он узнает любой из тысячи других. Итак, ему достаточно было пойти по следам, чтобы добраться до дома.

Он угадывает, что в зарослях калины прячется человек. Говорит шепотом:

— Это я, Визокер. Не стреляйте, пожалуйста.

Выжидает несколько секунд, а потом тоже ныряет в кусты. Как он и предполагал, там Пинхос Клоц, маленький и хрупкий, как ребенок. Он даже не оборачивается к Менделю. Мендель качает головой.

— Это же бессмысленно. Как вы собираетесь убить его один?

Никакого ответа. Какое-то время Мендель думает, что Пинхос замерз: судя по всему, он провел здесь, в засаде, не менее двадцати часов. Но нет, скрестив руки на груди, засунув ладони под мышки, он не отрывает глаз от дома, находящегося в сотне метров. Мендель спрашивает:

— Вы знали, что я приду?

Движение головой: нет.

— Вы знали, что ваша жена мне писала?

Движение головой: нет.

— Мазур действительно в этом доме?

— В чулане, — говорит Пинхос.

Мендель Визокер приехал в Варшаву пять часов назад поездом из Данцига. Письмо от Доббы Клоц он получил Утром 22 февраля. Приди письмо на два дня позже, оно бы его уже не застало: у него в кармане куртки лежал билет в дальнее путешествие по маршруту Данциг — Гамбург — Лондон — Лиссабон — Порт-Саид — Коломбо — Сингапур — Сидней. Все последние месяцы он чувствовал, как овладевают им старые демоны, явившиеся из юности, и странствия по бескрайним российским просторам не могли их утолить. Страстное желание уехать охватило его одной особо тоскливой ночью, когда он находился у своих литовок, толстых, старых и ноющих, и размышлял о том, что половина Польши подалась на Запад. Евреи и неевреи. Кроме того, на исходе четвертого месяца путешествия пришло письмо от его кузена Шлоймеля, в котором тот усиленно расхваливал австралийские красоты. И Мендель вдруг открыл, что в корне изменить всю жизнь легче, чем, к примеру, костюм: в несколько часов он продал бричку, лошадей, свою долю в деле, ликвидировал счет в банке и купил билет.

И вот — письмо Доббы. Он прикинул: можно поехать поездом с остановкой на двенадцать часов в Варшаве. Да, у него будет время убить Пельта Мазура Волка и скрыться незамеченным.

Сойдя с поезда, он отправился на улицу Гойна, повидался с Доббой. Но Ханну он не видел: она крепко спала. Он начал охоту и за три часа обнаружил следы, на поиски которых шестидесятилетний Пинхос Клоц потратил недели. Правда, Мендель сам немало наследил по пути, но поскольку он исчезнет на следующий день…

Он спрашивает:

— Господин Клоц, ее изнасиловал Пельт Мазур?

Утвердительный кивок.

— И избил?

Тот же кивок.

Мендель улыбается: он предчувствует, с каким удовольствием убьет Волка.

— У него есть ножи?

— Да, — кивает Пинхос. Он закутался во все свои кафтаны, чтобы хоть немного согреться.

Мендель прикидывает. Его поезд уходит завтра утром, остается около девяти часов. Времени больше чем надо. Он встает.

— Я пойду туда сам, один. Вы можете мне помешать, вас посадят в тюрьму.

Пинхос неопределенно пожимает плечами.

Когда Мендель стучит в дверь, ему открывает мужчина, говорящий по-польски с немецким акцентом. По описанию, полученному от одной проститутки с улицы Крахмальной, Мендель узнает бывшего атлета Германа Эрлиха. В доме еще и женщина с бородой — борода открыла ей двери в цирк.

На учтивый вопрос Менделя Эрлих отвечает, что ни женщина, ни он не видели Пельта Мазура очень давно, со времени их совместного турне пятилетней давности. И вообще он никому не позволит причинить вред его старшему товарищу, любому свернет шею. Произнеся эту угрозу, громила пристально смотрит на Менделя, давая понять, о чьей именно шее идет речь.