Радужные Мосты

— Что нам угрожает? — Вивьен не желал отступаться. Он встал на ноги и осмотрелся — никакой опасности видно не было, даже слежения не чувствовалось.

— Идиот, мы уже трупы! Ты еще живой, что тебе еще надо?! — Мили кричала, не в силах унять разрастающуюся истерику. — Они идут, не таясь и не играя, и на этот раз мне не устоять!

Девушка напряглась и попыталась успокоиться.

— Уйди, прошу тебя, пока еще не поздно.

Вивьен наклонился, поднял с земли валяющуюся там бутылочку и протянул ее Маркусу.

— Может пригодится.

Тот покачал головой.

— Вам нужнее будет…

Алхимик и Мили переглянулись. Вивьен первым понял смысл слов Маркуса, тронул чародейку за руку.

— Идем, — тихо, но твердо сказал он.

Глаза Мили расширились, она отступила на шаг, скривилась от очередного приступа боли.

— Вы с ума сошли?! — почти выкрикнула она. — Я обуза — мешок с камнями, который придется тащить на спине. Вивьен, у тебя одного еще есть шанс, — девушка достала из какого-то потайного кармана небольшой аккуратно свернутый в трубку лист бумаги, по которому изредка пробегали подобия черных молний. — Это свиток с заклинанием Небесного Зеркала, — пояснила она. — Это сделает тебя невидимым для них. Не знаю, насколько долго, поэтому не теряй времени — беги…

— Раз действует на одного, подействует и на двоих. Правда же? — прервал слова чародейки Маркус. — Хватит ломаться. Вивьен поможет тебе идти.

— Читай, — глядя в глаза Мили, сказал алхимик.

Девушка остолбенела, ее взгляд сделался затравленным.

— Заклинание рассчитано на одного. Неужели вы думаете, что я бы не использовала его раньше?! Двоим он поможет мало — может час, может и того меньше…

— Читай! — повторил алхимик. — Они уже близко, я тоже чувствую.

— Поторопись, Мили, — Маркус попытался изобразить улыбку. Его лицо, раздувшееся и почерневшее, выглядело ужасающе.

Девушка сникла и развернула свиток. Пробежалась глазами по изящным письменам.

— Нет, — еле слышно произнесла она и резким движением сорвала с шеи амулет. Не говоря ни слова, вложила его в здоровую руку Маркуса. — Он все сделает сам, — чародейка не слушала возражений, она повиновалась внезапно родившемуся порыву, не желая оставлять раненого воина совершенно беззащитным перед надвигающейся угрозой. Сейчас Мили выглядела призраком — сероватое лицо без намеков на румянец, лишь красные пронзительные, полные горечи, глаза. Тонкие губы шевелились, произнося заклинание. Из-под ладони, сжимающей амулет, ручьем бежала кровь.

— Тебе надо лишь выбрать момент, когда высвободить силу, — устало сказала чародейка, оставляя амулет в руке воина. — Всего лишь выбрать, — ее голос осип и стих.

— Я постараюсь, чтобы у вас было побольше времени, — отозвался Маркус, — а теперь читай свиток.

Мили подошла вплотную в Вивьену, вновь развернула свиток. Алхимик почувствовал слабое покалывание по всему телу, будто тысячи мелких иголочек впиваются в кожу. Зеркало действовало, оберегая их от взглядов немертвых.

Они не прощались, не произносили пафосных фраз. Двое уходили, один оставался умирать. О чем еще было говорить? Вивьен обнял Мили за талию, а девушка, в свою очередь, облокотилась о его плечо. Маркус еще какое-то время провожал уходящих задумчивым взглядом.

Только теперь он смог позволить себе расслабиться и дать волю эмоциям, которые, впрочем, никак не отразились на уже нечеловеческом лице. Маркус чувствовал, как внутри нарастает разливающаяся по венам жгучая волна. С искалеченной культи наземь падали ошметки омертвевшей дурно пахнущей плоти. Перед почти заплывшими глазами мир подернулся дымкой, стал расплываться.

Воин с трудом перевалился на бок, затем на живот. Опираясь на руку, в кулаке которой он крепко сжимал амулет, Маркус начал подниматься. Разумеется, на ноги он даже не пытался встать — всего лишь на колени. Спустя тягостную бесконечность и несколько болезненных падений, ему это удалось. В воздухе вновь нарастал тяжелый смрад. Он становился все гуще и ощутимее. Словно липкой грязью, от которой нельзя отмыться, окутывал тело замершего воина. Странное дело, но стоя одной ногой за чертой, из-за которой уже виднелись котлы Преисподней со снующими вокруг чертями, Маркус стал менее чувствителен к подступающему смогу. А, может быть, его тело умирало и потому некоторые органы чувств начинали подводить.

Радовало одно — все это вскоре должно было закончиться. Вариантов исхода воин видел не так много — всего один.

Из-за деревьев начали появляться скелетообразные фигуры разной степени разложения. Казалось, что некоторые из них были столь же древними, как и уже побежденный лич, другие же отличались заметной свежестью, на них даже одежды удавалось различить.

— О, Боги! — Маркус невольно поежился. Откуда-то из глубин затуманенного сознания выплыли смутные воспоминания: «личем можно стать лишь по собственному желанию, нельзя насильно»… Но что можно было подумать, распознав в остатках облачения некоторых немертвых плащи магов, которых Большое Собрание обычно посылало для выполнения особых поручений? Больше того, эти личи выделялись свежестью. Их тела только начинали разлагаться.

Маркус так и не успел решить для себя — то ли магов захватывали и каким-то образом обращали насильно, то ли они добровольно ступали на путь вечного поиска запрещенных знаний.

Стоило мертвым магам встать полукругом — каждый из них, как по команде, начал плести собственное заклинание. Появились уже знакомые пепельные хлысты, разрастались зеленоватые облака, непроглядно черные свечения казались дырами в материи мироздания. Послышались невнятные бормотания и зловещие наговоры, повеяло замогильным холодом и неистребимой смертной тоской.

У Маркуса было достаточно времени, чтобы приготовиться, и поэтому он успел ударить первым. В этот единственный удар он вложил все оставшиеся силы, всю ненависть и боль, пожирающую его разум. Скрип собственных крошащихся зубов, сжатых в жестокой судороге, остался для самого воина незаметным. Сила выплеснулась в виде чистой энергии. Сначала вокруг Маркуса возник прозрачный переливающийся туман, который всего за несколько мгновений сгустился, стал почти непроглядным, а потом разлетелся в клочья. Воин стал эпицентром стремительно расходящихся волн, распространяющихся подобно своим водянистым сестрам, возникающим от брошенного в спокойный водоем камня.

Ряды молчаливых, творящих убийственные чары существ — дрогнули. Одни спешно, не доведя до завершения начатое заклинание, обрывали его и принимались возводить защитные барьеры. Другие, в основном то были старые и набравшие поистине ужасающую силу маги, не реагировали ровном счетом никак.

Когда первая волна, неся с собой жар и пепел, перемешанный с клубящейся раскаленной пылью, достигла неупокоенных, воздух наполнился протяжными стонами и заунывным воем. Наспех возведенные черные щиты разлетались прахом, который тут же подхватывался порывами ветра. Личи, еще не утратившие мягкие ткани, все еще продолжавшие разлагаться, падали на землю обугленными кусками дымящейся плоти. Но сколь силен был контроль разума над мертвым телом, что некоторые, даже находясь в столь плачевном виде, тем не менее, пытались подняться или ползти, глубоко вонзая в каменистую землю скрюченные ломающиеся пальцы.

Маркус, глаза которого покрылись мелкой сетью кровоизлияний, запрокинул голову. Более от него ничего не зависело. Амулет действовал сам, до капли вытягивая из человека жизненные силы.

Вторая волна оказалась значительно слабее первой и не смогла причинить значительного ущерба уцелевшим личам. Она прокатилась по уже неподвижным фигурам, от которых мало что осталось человеческого. Еще раз обожгла покалеченных, вновь отбросила их на землю и заставила издавать нечленораздельные проклятия. Тлеющая плоть шипела и потрескивала.

Маркус еще успел взглянуть в небо — голубое и очень высокое, когда на него обрушились смертоносные чары сразу нескольких личей. Маленький спасительный клочок нетронутой земли в море выжженного и искореженного окружающего ландшафта, в мгновение ока перестал существовать. Он превратился в отравленное склизкое пятно, растекающееся коричневатой жижей.