Смешенье

– Так вот зачем нас здесь поставили – чтобы поддержать кавалерию, – предположил Боб, глядя Барнсу в глаза, и по их выражению понял, что не ошибся. Он перенёс внимание с участка, перед которым расположилась дивизия Маккея – болота в центре, – на дорогу и деревушку перед дивизией генерала де Рювиньи. С первого взгляда задача Блекторрентцев представлялась более сложной, но Боб почувствовал неописуемое облегчение при мысли, что не придётся сражаться с кучей ирландцев в лабиринте рвов.

– Как я понял, нам надо будет продвигаться по дороге.

Он перевёл взгляд на дорогу и попытался сосчитать знамёна на стенах и в окружающей деревушке.

– Лучше, чем форсировать болото, – заметил капитан Барнс.

– Что угодно лучше, чем форсировать болото, капитан, – отвечал Боб. – Когда меня подстрелят, я хочу смотреть на солнце, а не захлёбываться тиной.

Боб, который обычно оказывался в самой гуще боя, получил редкую возможность сидеть и наблюдать за ходом баталии, словно какой-нибудь генерал. Так получилось, потому что кавалерия, которой они были приданы, в первые несколько часов не получала приказа выступать. Ни один вменяемый генерал не бросил бы своих людей на дамбу против такой обороны противника. Более того, в самом начале боя конницу де Рювиньи перебросили на левый фланг, оставив полк-два для защиты дороги. Будь Блекторрентские гвардейцы настоящими драгунами (с лошадьми), их бы, наверное, отправили туда же. А так они застряли в той части поля сражения, где ничего не происходило.

Однако весь остальной строй двинулся в атаку. Боб видел только пехоту в центре, но по дальнему рокоту копыт и передвижению конного резерва в ирландском тылу мог заключить, что на другом фланге происходит мощная кавалерийская атака.

Все первые несколько часов пехота Маккея терпела поражение от ирландцев. Правильнее было бы сказать, что Гинкел потерпел поражение в ту минуту, когда приказал форсировать болото. Якобиты прорыли параллельные траншеи, соединённые переходами. Все рвы были устроены так, что защищали от обстрела с востока, но прекрасно простреливались с запада. Как только люди Маккея пробились через трясину в первый окоп, они обнаружили, что неприятель исчез, словно болотные огоньки, и материализовался в следующем окопе, выше по склону, откуда может всласть палить по нападающим. Сколько-то англичан всё-таки преодолели все траншеи и заграждения, но к этому времени они больше напоминали беженцев, чем солдат, а выбравшись на открытое место у основания холма, оказались перед ирландской линией, выстроенной как на параде. Ирландцы ринулись вперёд с ревом, который Боб услышал через секунду после того, как увидел начало атаки. Англичан отбросили туда, откуда они двинулись час назад. Прежде чем солдаты Маккея успели перегруппироваться, якобиты вернулись на позиции, которые занимали до того, как растаял туман. Поле выглядело в точности как прежде, если не считать усеявших его мёртвых английских солдат. Дальше к югу всё было так же, только там лежали голландцы, датчане, гессенцы и гугеноты.

Уважая ирландцев поодиночке, Боб всегда рассматривал их полки преимущественно как повод вволю нахохотаться. Сейчас он заворожённо смотрел, как они гонят гессенцев по болоту. Впервые на памяти Боба патриотизму и свирепости ирландцев сопутствовало воинское мастерство. В то же время он (из-за Партри) беспокоился о том, что будет дальше, поскольку кавалерийское сражение на южном флаге было (судя по долетавшим оттуда звукам) крайне ожесточённым. Не верилось, что ирландцы и французы устоят перед таким натиском. Однако ничего не происходило: протестантская конница так и не прорвала оборону якобитов. На поле боя сложилась патовая ситуация.

Боб наблюдал ещё две атаки через болото. Обе захлебнулись в точности как первая: ирландцы не только отбили англичан, но и отбросили их назад, и не только отбросили назад, но и захватили часть английских позиций и несколько орудий. Капитан Барнс: «Это хуже, чем пиррова победа. Это пиррово поражение».

Генерал Маккей был мокрый, замёрзший и злой, как кот в бочке для дождевой воды. Он лично вёл провалившиеся атаки. Ближе к вечеру он прошёл на северный край линии. Ясно было, что посередине болото не форсировать, оставалось пробиваться у дамбы. Соответственно, для четвёртой атаки генерал получил у Гинкела разрешение бросить Блекторрентских гвардейцев в наступление вдоль дороги.

Атака разделила судьбу трёх предыдущих. Боб и его солдаты учли ошибки предшественников и понесли меньшие потери, тем не менее, вынуждены были отступить – отчасти из-за траншей, отчасти из-за мушкетного огня со стен крепости. Жутко видеть, как огромное сооружение вроде Огримского замка скрывается в облаках дыма, когда сотни мушкетов выстреливают разом.

Однако все подозревали, что могли бы прорваться, будь их больше. Боб сообщил капитану Барнсу, что перед началом боя приметил в тумане у дамбы, перед самой деревенькой, два полковых штандарта; во время одной из первых атак они переместились ближе к центру, туда, где сражение было самым ожесточённым, и назад не возвратились. Это наводило на мысль, что оборона деревни ослаблена. Барнс передал наблюдение Боба полковнику де Зволле, а тот – генералу Маккею.

Генерал проехал вдоль фронта, оглядел Блекторрентских гвардейцев и объявил, что они и вполовину не такие мокрые, грязные и усталые, как те, что атаковали в центре. Он сделал вывод, что здесь болото не такое топкое и по нему пройдёт кавалерия. За ним тянулся разношёрстный хвост европейских и английских дворян-кавалеристов, ещё не участвовавших в сражении и потому чистеньких и наэлектризованных. Между ними и Маккеем завязался короткий спор, которому генерал положил конец, молча развернув коня и поскакав к Огримскому замку, просто чтобы показать, что это возможно. Лошадь скакнула через ограждение и приземлилась в грязи по другую сторону. Маккей вылетел из седла и на позицию вернулся ещё более злой, грязный и вымокший, чем прежде. Большая часть кавалеристов поверила, что по болоту и впрямь можно проехать, остальные были так пристыжены, что не смели возражать.

Блекторрентские гвардейцы получили приказ наступать к замку, потом залечь в болото и палить по любой ирландской голове, которая покажется над парапетом. Это должно было сократить убыль в немногочисленных эскадронах кавалерии де Рювиньи, когда те поскачут по дамбе и вдоль неё. Все прочие пути наступления были перекрыты; конница де Рювиньи оставалась последним свежим подразделением, а атака вдоль дамбы – последним способом избежать полного разгрома.

Блекторрентский полк бросили в болото первым, чтобы отвлечь огонь от кавалерии, но ирландцы, разгадав уловку, берегли заряды для конницы, устремившейся по дамбе несколько минут спустя.

Первый эскадрон, вылетевший на дамбы, был встречен редким огнём. Он почти без потерь занял деревушку, которая, как и предполагал Боб, почти не оборонялась.

Боб встал на одно колено, чтобы выстрелить в голову над парапетом, нарисовавшуюся на фоне вечернего неба, и тут что-то со странным жужжанием ударило его в грудь. Он выронил мушкет и упал навзничь.

Когда он очнулся, двое его солдат уже разорвали на нём мундир и осматривали рану в очень нехорошем месте – там, где ключица соединяется с грудиной. Тем не менее Боб был жив и кровью не харкал. Да и вообще неплохо себя чувствовал.

Осматривал его некий Гамильтон, ражий верзила, знаменитый на весь полк своей грубостью. Гамильтон коленом прижал Бобу плечо, чтобы не дёргался, и с любопытством ощупывал засевший в мясе твёрдый предмет. Бобу это не нравилось, о чём он прямо и сказал несколько раз подряд. «А, к чёрту!» – постановил Гамильтон, потом, нагнувшись, припал губами к Бобовой ране и что-то там прикусил. Через некоторое время он выпрямился и выплюнул себе на ладонь жёлтый кругляшок.

– Отличная латунная пуговица, – заметил Гамильтон. – Малость помята шомполом, но вполне сгодится пришить на место тех, что мы вам сейчас оторвали.

– А ещё можно пальнуть ею назад в хозяина, – добавил некий Робертс, который всегда делал то же, что Гамильтон, только не так хорошо. Он упирался коленом в другое плечо Боба. – Я хочу сказать, если у нас тоже кончатся боеприпасы.