Тринадцатый сын Сатаны

Но и Максимчук тоже не мог оставаться тут, с этой женщиной, которая своим поведением настолько запутала ситуацию. Нет, он ее не осуждал, он не собирался переваливать всю тяжесть греха на нее одну. Кто или что первично в такой ситуации, не принципиально — грех, пусть и не в равной степени, лежит на обоих. Александр просто констатировал факт: именно с ее подачи ситуация стала развиваться не по правилам, а потому ему нужно уходить.

— Мы с тобой, Янушка, и так сегодня глупостей натворили, — он постарался сказать эти слова помягче. — И не нужно их усугублять.

— Глупостей? — спросила женщина удивленно. — Ты считаешь это глупостью?

Сейчас она обидится, — понял Александр. Ну и пусть обижается. Быть может, это будет даже лучше. Потому что это упростит ситуацию. А любая конструкция чем проще, тем надежнее.

— Конечно. Потому что я ищу твоего мужа и роман с его женой в этой ситуации даже больше чем глупость… — и снова он не выдержал тона, попытался смягчить свои слова: — При других обстоятельствах я, может быть, был и рад…

И в этот момент зазвонил телефон. Они оба уставились на него. Ситуация продолжала развиваться по неведомому им сценарию.

Максимчук

Бульвар. Опять бульвар. Причем тут бульвар? С чего бы это он так вдруг заинтересовал Айвазяна именно теперь, когда Александр общался с Яной? Что он вдруг понял по поводу этого бульвара?..

Максимчук, зябко ежась, неторопливо шел по тротуару. И рассуждениями о непонятной записке Ашота старался отогнать мысли о том, что у него произошло с Яной. Да и вообще выбросить бы из головы всю эту историю, чтобы и не вспоминать никогда…

Александр всегда был убежден, что максимально простая конструкция — это конструкция наиболее надежная. Любой дополнительный элемент, который эту конструкцию усложняет, привносит в нее какую-то лишность, ненужность. Лишает простоты. Понятно, это отнюдь не значит, что он предпочитал сидеть только на табуретке, стрелять исключительно из рогатки, а кататься лишь на самокате. Но во взаимоотношениях с людьми, а особенно в следственной работе, он всегда изначально стремился к максимальному упрощению, пусть даже искусственному упрощению ситуации, потому что какие-то детали лишь могли что-то добавить или дополнить, а могли и увести в сторону, направить не по тому следу… Потому главное, что в первую очередь старался сделать в подобных случаях Александр — понять нечто самое центральное, нечто самое ключевое, нечто самое побудительное, нечто такое, что могло и должно было бы стать движителем рассматриваемого процесса, потому что, по его убеждению, все остальное являлось уже вторичным. Как любил повторять Александр, какой-то абсолютной и единственной правды в природе не существует; есть лишь некая объективная истина — ну а правда это всего лишь субъективный взгляд на эту объективную истину или же субъективная попытка об этой истине рассказать.

Если следовать таковой логике, то сложившуюся ситуацию можно описать так. Первое: частный детектив относительно случайно попал в квартиру, хозяин которой похищен с неведомой пока целью. Второе: частный детектив ввел хозяйку в заблуждение, предъявив удостоверение и не стал ее разубеждать в ее ошибке, когда она приняла его за представителя официальных правоохранительных органов. Третье: частный детектив воспользовался приступом слабости хозяйки квартиры и жены человека, которого похитили с неведомой целью и вступил с ней в интимную связь…

Да ну ее, эту логику! — вдруг обозлился сам на себя Александр. Тоже мне, выискался схоластический казуист! Если сказать коротко и ясно, не должен был я поддаваться искушению и соблазну, никак не должен был! И не потому, что это само по себе нехорошо — в конце концов, не она у него первая и он ее не насиловал и даже не давал повода для соблазна. Дело в другом: теперь он попросту обязан отыскать этого Абрамовича, целым и невредимым вернуть супруге. Причем, сделать это лично! Иначе та же Яна может подумать, что он не приложил всех усилий для этого, желая либо избавиться от соперника, либо опасаясь, что, вернувшись, муж узнает об этом любовном приключении его жены. Помимо моральной стороны, тут наличествовала еще и другая опасность. Если вдруг с этим Абрамовичем что-то случится, Яна, не исключено, может пожаловаться на него, на Максимчука, а он не станет отрицать интимную подробность их общения… С другой стороны, если только выяснится, что Максимчук в чем-то ошибся, где-то в расследовании пойдет по неверному пути, Ашот тоже может заподозрить его в преднамеренности ошибки, а мнением друга Александр дорожил. Да и сам он, отставной офицер милиции, осознавал, что, случись теперь что-то с этим чертовым Абрамовичем, не знать бы его и не видеть, случись что с ним, он сам себя должен будет презирать, ибо время, потерянное на его жену, должен был бы использовать по-иному… Подумав последнюю мысль, Александр вспомнил своего давнего и верного друга, оставшегося после распада Советского Союза в Ашхабаде, Володьку Грачева, который в подобных случаях говорил: иногда хочется стать верблюдом, иметь такие губы, чтобы можно было их оттянуть и плюнуть самому себе в морду…

Уходя от Яны Казимировны, Александр даже не стал звонить Ашоту. Потому что вдруг ощутил это дело как свое, личное. Это теперь стало делом его чести — вытащить из беды Абрамовича. Благо, фотографию его он видел — специально посмотрел у нее в альбоме, как выглядит его новый братишка.

— А ведь ты авантюрист, батенька, — негромко сказал он сам себе вслух, чтобы отвлечься от роя назойливых мыслей, которые неугомонно гудели в голове, непрерывно жалили его, не давая покоя. — Авантюрист чистейшей воды… Ну да ладно… Будь что будет!

Впрочем, наличие у него авантюрной жилки для Максимчука открытием не было. За годы работы в уголовном розыске и региональном управлении по организованной преступности ему не раз доводилось участвовать в авантюрах похлеще этой. Впрочем, без такого качества, наверное, оперативником быть попросту невозможно. Одна операция октября 94-го года, когда он, перед самой войной, в одиночку отправился, ни много ни мало, в Грозный, тогда еще красивый и не порушенный авиацией и артиллерией город, для того, чтобы вызволить похищенного с целью вымогательства выкупа сына богатенького коммерсанта, чего стоила.[7] А ведь сумел, добрался, вызволил!.. Да и позже, уже в частном детективном агентстве, довелось ему поучаствовать в выполнении многих заказов, некоторые из которых были, что называется, на грани фола.

Так что присутствовал у него в натуре этот авантюризм! В этом он был вполне солидарен с братьев-вайнеровским Фоксом: жизнь без риска — все равно что еда без соли… Единственное, что он бы лучше сказал — без перца.

Правда, сегодня присутствовал здесь один маленький, но кардинально важный нюансик. До сих пор, насколько бы самостоятельно ни действовал Александр, он всегда знал, что выполняет дело ЗАКОННОЕ, что если он даже попадется, ему на помощь придут начальство, коллеги, друзья… Сегодня было иначе, сегодня за него заступиться было некому.

И все же… Есть громкие слова, которые не то что вслух, посторонним — даже самому себе говорить неловко из-за их патетичности. Но что ж поделать, если в обыденном лексиконе аналогов у них нет. Максимчук и в самом деле считал, что иначе сейчас поступить не может. Это было бы попросту не по-мужски.

…Если бы только он мог предположить, какую ошибку допускает в своих рассуждениях!..

Итак, Александр неторопливо шел по бульвару. Брел не слишком быстро — чтобы иметь возможность впитать в себя как можно больше информации. Правда, и прогулочный шаг сейчас выглядел бы неестественно — холодно, после дневной оттепели и капели столбик термометра скукожился и пополз вниз, и теперь сырой морозец стыло сочился за воротник, проникал в рукава, разливался с каждый вздохом по легким… Про такую погоду говорят, что, мол, хороший хозяин и собаку на улицу не выгонит… А тут человек сам, добровольно, идет, причем, не просто идет, а идет на поиски таких приключений, о которых только в книжках читать бы, да и то предпочтительнее в комфорте и уюте.

7

Подробности той операции описаны в повести «Киднэппинг по-русски».