Страница 88 из 109
Но остановиться уже не могла. Да и не хотела. Еще и помогла мужчине, когда он-таки навалился на нее.
…Как это прекрасно — такое слияние! Какие прелестные, какие непередаваемо замечательные мгновения переживают двое в подобные минуты — или пусть даже секунды! Это высшее наслаждение, когда два тела на время становятся одним, когда в них вдруг вливается какое-то неземное, космическое блаженство, когда происходит наполнение, насыщение друг другом, когда два тела сотрясаются утоляемой страстью, когда непонятно, кто что кому отдает и кто кому отдается… Какое это чудо, дарованное свыше разделенному на мужчину и женщину человечеству — иметь возможность хоть иногда слиться воедино, составить единое целое…
Вот только со стороны далеко не всегда совокупляющиеся пары выглядят достаточно эстетично.
Именно об этом подумала Яна, когда вдруг, мгновенно, словно проснувшись, или очнувшись из забытья, пришла в себя. В животе медленно отпускало, жар от него медленно поднимался вверх по телу и Яна почувствовала, что стало горячо голове, что она густо покраснела, что ее лоб покрылся испариной, ее зацелованные губы горели, и при этом спину больно давила скатавшаяся складка халата или ковра.
Отвалившийся от нее посторонний мужчина тяжело и одновременно блаженно и удовлетворенно дышал, лежал с прикрытыми глазами рядом тоже на полу. Его рука по-прежнему покоилась под ее халатом, на враз обмякшей груди и ощущать ее, эту руку, теперь было не то, чтобы неприятно, а как-то непривычно, неловко. Сам же Александр выглядел… Своего мужа, во всяком случае, в таком виде Яна не видела ни разу… Всклоченные волосы, расстегнутая, какая-то истерзанная рубашка, спущенные брюки…
Увидев его смятые, на лодыжках, брюки, женщина вдруг поняла, что от пояса она обнажена. И тут же торопливо запахнула полы халата.
Александр почувствовал ее движение. И понял, что припадок страсти закончился.
…Потом они сидели. Порознь. Он в кресле — она на диване. Молчали. Попросту не знали, что говорить. Обоим было неловко.
Впрочем, Александр особых угрызений совести не испытывал. Неловкость его положения в первую очередь объяснялась тем, что ЭТО произошло с женщиной, которая, по сути, является его клиенткой. А это уже само по себе грубейшее нарушение правил, как писанных, так и неписанных, потому в первую очередь его беспокоило то, как происшедшее может отразиться на грядущих событиях.
Пауза затягивалась. И Максимчук понял, что нужно брать ситуацию в свои руки. Потому что он старше, потому что мужчина и потому что, судя по всему, он куда опытнее по части адюльтера.
По-прежнему ничего не говоря, он поднялся со своего места, пересел на диван. И обнял, мягко привлекая к себе женщину, которая все это время так ни разу и не подняла на него взгляд. Яна с готовностью подалась к мужчине. Благодарно потерлась щекой о его бок.
— Ты меня осуждаешь? — спросила она тихо.
Ну и сказанула!.. Александр с трудом удержался от того, чтобы хмыкнуть. Фраза прозвучала ненатурально, как в каком-нибудь кино. Впрочем, не исключено, что она и была из кино. Просто женщина не знала, что сказать, а потому и произнесла не то, что надо. С другой стороны, тут же одернул себя Александр, а кто определил, что именно следует говорить в таких случаях?.. В том-то и дело, что никто этого не знает. Правильнее всего сейчас было бы не устраивать всякие разговоры, разборки-терзания, а вообще ничего друг другу не говорить и делать вид, что ничего не произошло. Да только ведь для Яны такой вариант его поведения был бы хуже оскорбления.
— Нет, что ты, — вполне искренне отозвался он. А потом только соврал: — Наоборот, я очень благодарен тебе…
И она снова потерлась о его бок.
Хотя Александр вполне допускал, что она все это делает только потому, что не знает, как себя вести. Он уже хотел было решительно сказать что-то в том духе, что, мол, хватит об этом, давай сделаем вид, что ничего не было… Однако не успел.
— Вот и стала я бл…
Яна произнесла эти слова негромко, спокойно, просто констатирующе… Не было в них какого-то самоосуждения, которое вполне можно было бы ожидать вкупе с содержанием фразы.
Это было ново. Максимчук подобных слов еще не слыхал. Уж они-то явно были не из фильма, они были от души.
— Ну зачем же так, Янушка, — растерянно проговорил Александр.
Она пожала плечами под его могучей лапой.
— Но ведь это так и есть…
Ну что ж, ты сама напросилась…
— Честных женщин вообще не так много на белом свете, — он не был уверен, что это нужно было сказать, просто он хотел как-то успокоить ее совесть. — Рано или поздно большинство из вас оказывается в чужой постели.
— А вы? — быстро и по-прежнему тихо спросила Яна.
— И мы тоже, — Александр не стал пририсовывать мужчинам крылышки. — Тут вся разница состоит только в том, что первично. Если не брать во внимание насильников, первичный грех всегда исходит от женщины. Адам и Ева… С них все и началось.
— Всегда?
— Всегда, — твердо сказал Максимчук. Но потом не выдержал тона и добавил помягче: — Чаще всего.
— Это ты по своему опыту говоришь?
Надо же, ожила! — усмехнулся про себя мужчина. Только что сама на себя совершенно точный ярлык навесила — а теперь уже едва ли не ревность демонстрирует и праведность изображает!
Ну держись!
— Да ты хотя бы сегодняшний день возьми…
Договорить он не успел. Яна быстро отпрянула от него, вырвалась из-под его руки. Александру даже показалось, что она его ударит.
Странное все же существо человек: сам себя может обзывать самыми распоследними словами, но когда ему то же говорят другие, пусть даже в гораздо более мягкой форме, смертельно обижается.
Однако она не ударила. Впервые после того, как они поднялись с пола, вскинула на него глаза. Смотрела гордо, высокомерно, с вызовом и презрением — и при этом затравленно, загнанно…
— Уходите!.. — сказала Яна и запнулась.
Александр вдруг сообразил, что женщина ни разу не обратилась к нему по имени. Наверное она не запомнила, как его зовут, а потом оно уже было ей попросту не нужно. Забавная ситуация. Воистину: ЭТО — еще не повод для знакомства.
— Да, конечно, — легко согласился Максимчук.
И вдруг…
Судя по тому, как вдруг испуганно и растерянно округлились глаза женщины, они одновременно подумали об одном и том же.
— А где ваш товарищ? — пролепетала она.
В самом деле, где же Ашот? Он не мог не видеть или хотя бы не слышать, что происходило в комнате.
Вот ведь чушь какая: все мы знаем, что общение между мужчиной и женщиной отнюдь не ограничиваются разговорами о погоде — и в то же время стыдимся, когда кто-то посторонний узнает, что только что ты занимался сексом. Даже не совсем так, пусть не стыдимся, но во всяком случае испытываем некоторую неловкость.
Хозяйка, будучи не в силах пошевелиться, осталась сидеть на диване. Она опять горячо, до испарины на лбу, покраснела. Максимчук прошел на кухню.
Однако Ашота там не было. Когда он ушел, ни Александр, ни Яна не слышали. На столе лежала наспех написанная записка.
«Я уехал. Буду в конторе. Позвоню Вадьке. Есть мысли по поводу бульвара.»
Записка словно отрезвила, вырвала Максимчука из состояния любовной, а точнее сексуальной расслабленности. В конце концов, дело прежде всего. И так получилось все невероятно глупо, некрасиво, даже пошло.
Держа бумажку в руке, Александр вернулся в комнату. Яна неподвижно сидела там же, где он ее и оставил. Смотрела на мужчину выжидательно, настороженно, просительно… Как будто надеялась, что он скажет ей сейчас, что вообще никого с ним не было и никто о происшедшем никогда ничего не знает.
— Его нет, — ответил Александр на ее немой вопрос. — Он ушел, вот только записку оставил…
Женщина на глазах облегченно обмякла, даже откинулась на диване.
— Да и я пойду.
Максимчук сказал это решительно, не оставляя сомнения в том, что он и в самом деле уходит.
— А как же я?
Александр даже подивился стремительности смены ее настроения. А ведь поначалу Яна Казимировна не производила впечатление импульсивной женщины… Впрочем, наверное, эта ее нынешняя импульсивность психологически вполне объяснима. Просто вся нервозность ситуации, вырвавшая женщину из привычного размеренного ритма жизни, спровоцировала ее на несвойственные ей поступки… Одной оставаться страшно. Потому что с его уходом опять навалятся мысли и проблемы, связанные с отсутствием мужа… А тут еще добавятся новые: что в это дело вмешались правоохранительные органы, совершенно немыслимое любовное приключение, которое и приключением назвать-то стыдно и о самой вероятности которого она еще два часа назад даже не помышляла… Нет, теперь она еще больше боялась одиночества.