Гений Умирает Дважды

Ну а любовь… Да черт бы с ней, с этой любовью! Уж как он любил свою покойницу-жену, а что толку? Принесла ли та давняя любовь, которая до сих пор живет в душе, ему то, что именуется семейным счастьем? Нет, нет и нет… Зато теперь у него в жизни полная определенность. Даже когда тоска совсем уж скрутит его, когда он вдруг задурит, рванет к старинной своей симпатии Юленьке в район Живописной улицы, когда забурится к приятелям-собутыльникам — потом непременно возвращается сюда, к Наташке, в эту устроенную ею, устоявшуюся определенную жизнь. И она принимает, ни одного слова упрека, ни одного вопроса… Только смотрит всякий раз тревожно и настороженно — насовсем, мол, вернулся или же вещи начнет собирать? Она-то лет на десять старше Александра, стесняется своего рыхлого тела, дряблых складок на шее и на животе, обмякшей, повисшей груди, синих пятен на ногах… Даже место работы хотела одно время сменить, опасаясь, что Харченко будет ее стыдиться (она работала буфетчицей в пивной и приторговывала из-под полы водкой в розлив), да только он ей не позволил — как-то у них дальше пойдет дело, никто не знает, а ей верный доход нужен, который не зависел бы от их отношений.

…Трель телефонного звонка ворвалась в его привычные тягостные раздумья. Александр хотел дотянуться до трубки осторожно, чтобы не потревожить спавшую женщину. И тут же почувствовал, как она мгновенно пробудилась, напряглась, задержала дыхание, не открывая глаз. Наташа всегда так реагирует на каждый звонок, хотя вида старается не показывать. Будет вслушиваться в каждое слово, в каждую интонацию, стараясь определить характер звонка. Нашла кого обманывать — профессионального разведчика… Он представил, как у нее сейчас внутри сжалось в тревожном ожидании: кто это звонит? зачем? кому? уж не позовет ли кто-нибудь куда-нибудь Александра? Эта Стаська-стерва, например, никак не угомонится, от нее всего ждать можно. И еще у него кто-то есть — Наташка не могла это не чувствовать женским чутьем… Или дружки-собутыльники, хотя это, по ее мнению, было бы самым безобидным; впрочем, они звонят сюда очень редко…

Да, она уже не спит. А потому Александр не стал выходить из комнаты, чтобы не заставлять женщину терзаться неизвестностью.

— Да, — коротко бросил он в трубку.

— Сало?

Сало… Старая его кличка-прозвище, под которым Александра Харченко знали очень немногие. Например, убитый им же Борисевич.

— Да, — еще раз, столь же коротко, подвердил он.

— Нам нужна ваша консультация.

Ага, как же, консультация!.. У вас консультантов сейчас более чем достаточно. Ну да ладно, пусть будет так, коль уж условились в качестве пароля использовать именно такую формулировку.

— Да, — в третий раз сказал он.

— Я с вами говорю из машины. Мы уже подъезжаем к вашему дому…

Значит, надо куда-то ехать…

На его душу словно дохнуло чем-то сладостно-тревожным, отголоском полузабытой тревожной молодости, когда его вот так могли поднять и отправить прямиком в Африку. Славное было времечко! Только как же давно это было, словно в некой другой жизни…

— Понял. Сейчас выхожу.

Он опустил трубку. Делая вид, что не заметил ее женской безыскусной хитрости, осторожно убрал с себя ее руку, ласково поцеловал в жирненькую щечку и решительно поднялся с дивана.

— Ты надолго? — делая вид, что спросонья, спросила Наташа.

Харченко постарался ей подыграть как можно более искренне, хотя и не смог скрыть усмешки.

— Не знаю, — сказал он, натягивая брюки. — Как получится.

— Постарайся поскорее, — по-прежнему не открывая глаз, задержав дыхание, попросила женщина.

— Хорошо.

Теперь он не наклонился, не поцеловал ее, даже не шлепнул в грубоватой ласке по пышному заду, хотя и догадывался, что она об этом страстно мечтает. Он уже включился в другую жизнь, в которой только и чувствовал себя комфортно, от которой теперь был отлучен и которая врывалась в его существование слишком редко, вот такими неожиданными звонками.

…Когда он вышел на улицу, машина его уже ждала. Он тут же шлепнулся на заднее сиденье, и автомобиль сорвался с места.

— Куда едем?

— Сейчас все расскажу, — отозвался дожидавшийся его на заднем сиденье человек. — Здавствуйте, Александр Михайлович.

— Bon dia, — привычно по-португальски отозвался Харченко.

— Вы угадали, — усмехнулся спутник. — Мы вас пригласили именно по вопросу ваших старых португальских связей.

Это было что-то новенькое!

— Я слушаю.

— Дело в том, Александр Михайлович, что в Москве неожиданно объявился один ваш старый знакомый… — начал рассказ сопровождающий.

ПОДМОСКОВЬЕ, РУЗСКИЙ РАЙОН, ДАЧНЫЙ ПОСЕЛОК БЛИЗ ОЗЕРНЯНСКОГО ВОДОХРАНИЛИЩА

Командир СОБРа глядел на Жерара с некоторым сомнением.

— Ты уверен, что не ошибся?

— Был бы уверен, Валера, не просил бы тебя помочь, а просто приказал бы через начальство, — откровенно вздохнул Моисеев. — Но ты же сам понимаешь, на таких зыбких основаниях мне санкции никто не даст. Да на одни согласования сколько времени потребуется… А его-то, времени, как раз и нет, каждый час… Да что там час — каждая минута дорога! Единственный шанс — использовать фактор неожиданности, а потом, если все выгорит как надо, выставить все это как раскрытие по горячим следам… Сам знаешь — победителей не судят… Так что у нас с тобой… Вернее, конечно, если ты согласишься, то — у нас с тобой… У нас с тобой выбор традиционный — пан или пропал.

Вокруг умиротворяюще шумел летний лес. Не было слышно ни одного звука цивилизации. На такой природе да по такой погоде не хочется думать ни о чем грязном, мрачном, преступном…

— Н-да, задачку ты мне задал… — почесал в затылке Валерий. — Если мы там ничего не найдем, нам с тобой матку наизнанку вывернут.

— Знаю, — согласился Жерар. — И перцовую клизму в задницу вольют. Но в этом случае я все беру на себя, а ты можешь дурака включить и сказать, что проводил учение на местности… Пленэр, так сказать. — И тут же спросил: — Ну так ты согласен?

— Куда от тебя деваться… — вздохнул командир. — Говори только, кого брать… — а потом не выдержал, посмотрел Жерару прямо в глаза и сказал: — Только смотри, Жорик, я вывез сюда группу по твоей просьбе, на свой страх и риск, а потому я не хочу, чтобы мои мальчики пострадали. Я имею в виду от начальства, не от бандюков — с бандюками воевать для них, сам знаешь, дело привычное.

Да, тут Валерка прав — пострадать от бандюг иной раз не так страшно, как от собственного начальства. Даже для бойцов Специального отряда быстрого реагирования Регионального управления по борьбе с организованной преступностью.

Моисеев ничего не ответил. Он повернулся и жестом подозвал пожилого капитана с нездоровым цветом лица в неимоверно засаленной и потрепанной форме. Капитан только что подъехал и теперь переминался поодаль, не решаясь подойти без приглашения. Это был местный участковый, который не скрывал своего откровенного недовольства происходящим и подчеркнуто демонстрировал, что он не имеет ни малейшего желания участвовать в предстоящих событиях. Жерар его понимал и не осуждал: они с СОБРом проведут операцию и уберутся восвояси, а этому капитану тут оставаться… Правда, понимал Жерар и другое — то, чего тому же капитану понимать не хотелось: всякая подобная «громкая» операция, которую проводили «высшие» милицейские инстанции, косвенно играет на его, капитана, престиж, заставляет нечестных людей районного пошиба еще больше заискивать перед ним. Ну да ладно, поймет он это или не поймет, главное, чтобы сейчас помог. Беда будет, если он сейчас погонит откровенную «дезу» — а это не исключено, если участкового «прикормили» местные мафиози, и исключать никак нельзя. И опять Жерар поймал себя на том, что не осуждает коллегу… Что же это у нас за страна, что за время такое, что мы не осуждаем коллегу по милиции за то, что он может предать и изменить?..

— Слушай, Иван Данилович, — Жерар старался говорить на грани двух стилей, которые можно выразить понятиями "я же все понимаю, но и ты нас пойми" и "как ни говори, а ты должен стоять на страже интересов государства и общества". — Нас здесь только трое. И мы должны четко знать, кто из этих ребятишек, — он кивнул в сторону дачного поселка, который отсюда, из леса, где сосредоточились собровцы, не был виден, — мог участвовать во всей этой хренотени.