Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 58 из 75

– Серьезно? За этим ты меня нашел? Говори же? Ради Пен я готов на все.

– Даже на то, чтобы совершить нечто непорядочное? – прищурился Джулиан.

– К черту порядочность! Речь идет о свободе моей сестры! Что у тебя за план? Говори же!

– План, в сущности, очень прост: вместо Пен в тюрьму сядет другой человек.

– Кто именно? Никто ведь не знает, кто на самом деле убил графа. Даже Найтрйдж теряется в догадках.

– Видишь ли, Верджил, – начал Джулиан, – дело в том, что в ту роковую ночь я не сразу пошел домой после клуба. Но и к Пен я не пошел. Часа с два я просто бродил по улицам. Никто меня не видел. Где я был? Это известно только Богу и мне. А потом я пришел к Пен. Твой дворецкий может подтвердить, в каком именно часу.

Взгляд Леклера стал совсем мрачным. Он долго молча глядел в камин.

– Нет, Джулиан, – заговорил он наконец, – воля твоя, я не могу это сделать! Не позволю, чтобы ты жертвовал собой!

– Ты уверен, что я действительно жертвую собой? Леклер кинул на него быстрый взгляд.

Джулиану потребовалось огромное усилие, чтобы в его глазах Леклер не смог ничего прочитать. Повисла долгая, напряженная тишина.

– Леклер, – произнес Джулиан, – здесь в столе ты найдешь бумаги, написанные моей рукой. Просмотри, что в них. Возможно, ты и сам заподозришь меня в убийстве графа!

Он поднялся с кресла.

– Черт побери, Джулиан, – взорвался Леклер, – неужели ты и впрямь хочешь, чтобы я…

– Именно этого я и хочу, Леклер.

– Но это же...

– Непорядочно? А кто сам только что сказал: «К черту порядочность!»?

– Я не имел в виду тебя! Ты все-таки мой друг, и я ни на мгновение не верю, что это сделал ты!

–Ты уверен в этом? А если тебе мешает наша дружба, что ж ... с этой минуты можешь считать, что мы больше не друзья. Леклер молча уставился на него. Не дожидаясь его ответа, Джулиан вышел.

Через час он, однако, вернулся в кабинет.

Леклер сидел за столом, что-то читая. Перед ним лежало множество бумаг: одни в беспорядке, другие сложенные в стопку. Очевидно, он специально отобрал их.

Подняв глаза на вошедшего Джулиана, он отложил бумагу и откинулся в кресле.

– Здесь есть очень старые, – сказал он.

– Да, – кивнул Джулиан.

– Я, разумеется, нашел те, где ты строишь планы убить Глазбери. – Он указал на отдельно лежащую стопку. – Точнее, не убить, а вызвать на дуэль или что-то в этом роде.

– Что ж, – отрешенно проговорил Джулиан, – полагаю, этого будет достаточно. А впрочем, на всякий случай возьми все. Чем полнее будет моя история, тем меньше у них будет подозрений, что я просто решил спасти Пен, заменив ее собой.

Леклер кинул взгляд на бумагу, которую только что читал.

– Черт побери, Джулиан! Ведь когда ты написал эту поэму, тебе было всего лет шестнадцать! А эти письма... я даже не понял, когда ты их писал.

– Разве?

– Скорее всего тогда же. Я что-то такое припоминаю. Кажется, Милтон упоминал тогда, много лет назад, что ты неравнодушен к Пен. Но, честно говоря, я думал, что это было юношеское увлечение и теперь уже давно прошло.

Леклер посмотрел на него с нескрываемым удивлением.

– Я сам тогда думал, что увлечение не так уж и сильно, с годами пройдет. Более того, я хотел, чтобы оно прошло! Надеялся, пытался заставить себя разлюбить ее. Все впустую! Ты, должно быть, считаешь меня идиотом.

– Господь с тобой, нет! Я просто поражен, столько лет ты был верен одной любви.

– Возьми эти бумаги, Леклер. Полагаю, они будут достаточным доказательством. Да плюс свидетельства о моем резком разговоре с графом в клубе и о том, что после клуба я два часа был неизвестно где. Можно сказать, я сам облегчаю работу полиции.

С минуту Леклер колебался, но затем начал собирать бумаги.

– Черт побери, старина, – проворчал он, – признаться, я не ожидал, что ты так бойко владеешь пером! Какой слог, однако. Такое письмо вполне могло бы растрогать сердце любой женщины! Среди знакомых моей сестры много писателей, но она и не подозревала, что самый талантливый все это время молчал о своем таланте. Впрочем, я мог бы и сам догадаться. Ведь это ты с неистощимой фантазией придумывал тогда наши детские игры в рыцарей.

– Эти бумаги не предназначались для чужих глаз, Леклер.

– Что ж, скоро они станут достоянием публики. Ты к этому готов, Джулиан?

– Готов.

Ради Пен Джулиан был готов на все. Перевязав письма, Леклер еще с минуту рассеянно смотрел на них, но затем поднялся.

– Я подумаю, что с ними делать, – сказал он. Джулиан знал, что Леклеру тяжело предавать друга. Но он знал и то, что ради Пен он это сделает.

Леклер уже совсем было вышел, как вдруг обернулся на пороге и резко спросил:

– Послушай, Джулиан! Меня-то тебе обманывать нечего. Скажи мне всю правду: ты его убил или не ты?

Джулиан промолчал, повернувшись к Леклеру спиной. Через минуту он услышал, как закрылась за Леклером дверь его дома.

Пен сидела в саду на скамейке поддеревом. Ярко светило солнце. Настроение немного улучшилось, но в глубине души словно перед грозой собирались какие-то мрачные тучи.

Пен старалась крепиться изо всех сил, но порой ей казалось, что еще немного – и она не выдержит страх, не прекращавшийся ни на минуту, убьет ее. В последнее время Пен предпочитала одиночество. Озабоченность братьев, хмурые лица подруг лишь сильнее угнетали ее.

Но хуже всего было ожидание. Дни тянулись, а дело все никак не сдвигалось с мертвой точки. Это странным образом напоминало Пен ее жизнь с мужем. Тогда она тоже жила в постоянном ожидании: придет граф, станет ее «наказывать». Теперь графа больше нет, но обрела ли она наконец свободу? Все по-прежнему, если еще не хуже. Эх, скорее бы хоть какой-нибудь конец, пусть даже самый ужасный. Это все-таки лучше, чем ужас без конца.

Впрочем, скоро ожидание должно кончиться.

Прошлым вечером Леклер был каким-то уж очень притихшим. На ее расспросы он ответил, что ничего нового в деле не объявилось, но Пен все равно не могла избавиться от подозрения, что ему стало известно что-то такое, о чем он не хочет говорить. А потом зашел Данте, и они с Верджилом удалились в кабинет. Когда Данте вышел, выглядел он совершенно убитым. Пен хотелось утешить его, но чем?

Но все это еще цветочки по сравнению с той гробовой атмосферой, что царила в доме. Сегодня к Пен должны пожаловать полицейские с допросом.

Пен не пыталась себя чем-то утешить. Она звала, что результат этого визита может быть только один – ее заберут в тюрьму. Возможно, ей уже никогда больше те придется сидеть на скамейке в езду, наслаждаясь солнышком, как сейчас... На глаза навернулись слезы.

Нет, так нельзя! Невероятным усилием воли Пен заставила себя не плакать.

Скрипнула калитка. Сердце Пен ушло в пятки. Вот уже в саду слышны чьи-то шаги. Полицейские уже здесь!

Пен закрыла глаза. Нет, она не должна поддаваться панике, иначе опозорит всю свою семью.

Шаги вдруг замерли. Человек подошел к ней вплотную. Пен заставила себя открыть глаза.

– Джулиан!

Улыбнувшись, он присел на скамейку рядом с ней.

– Хороший сегодня денек! – как ни в чем не бывало проговорил он. – Тепло не по сезону!

Пен осторожно огляделась вокруг.

– Полицейские уже здесь? – спросила она. Обняв Пен за талию, Джулиан притянул ее к себе.

– Нет никаких полицейских, – поспешил уверить он. Пен не видела Джулиана с самого рокового дня, точнее, с вечера того дня, когда они занимались любовью в библиотеке.

– Джулиан, я так скучала по тебе! Он улыбнулся.

– Моя любовь всегда с тобой, Пен, даже когда сам я далеко. Сердце Пен забилось от радости. «Любовь...» Впервые Джулиан назвал то, что было между ними, любовью. Как счастлива она это слышать! Не «дружба», не «близость» – любовь!

– Я знаю, Джулиан. Но все равно по-настоящему я счастлива, лишь когда ты со мной. Особенно с тех пор, как...

Пен вдруг осеклась на полуслове. Ей не хотелось снова вспоминать о своих проблемах, не хотелось раньше времени разрушать это короткое мгновение счастья.