Пылкий романтик

– Я должна полностью изолировать себя от мира? – спросила она. – Неужели даже с тобой нельзя общаться?

– Разумеется, я буду заходить. Хотя, правда, ненадолго. Я же все-таки ваш семейный адвокат!

«По крайней мере, – подумала Пен, – я хотя бы иногда в эти дни буду видеть его...» Но у нее было такое чувство, будто ей уже сейчас остро не хватает Джулиана... Ей хотелось, чтобы он держал ее в объятиях все это время, как держит сейчас. Пен не представляла, как она переживет все эти долгие одинокие ночи и дни.

Впрочем, это еще не самое страшное. Временную разлуку в конце концов можно перенести. Но если ей не удастся доказать свою невиновность.

Пен только сейчас окончательно осознала всю тяжесть своего положения. И даже горячие объятия Джулиана не могли защитить ее от этого ужаса.

– Что ж, – попробовала она свести все к шутке, – мне остается утешаться тем, что времена инквизиции давно прошли. Жен, убивших своих мужей, уже больше не сжигают на кострах. Или для жен графов эта мера еще сохраняется?

– Ради Бога, Пен, не надо думать о таких вещах! Но Пен не могла заставить себя не думать об этом.

– Джулиан, я должна знать, какая участь меня ждет! Возможно, меня просто повесят. Может быть, даже не на простой веревке, а на шелковой, учитывая, что я графиня.

Приподняв ее голову за подбородок, Джулиан посмотрел ей прямо в глаза.

– Пен, я обещаю тебе, что ничего с тобой не случится. Никакого суда над тобой не будет. Перестань терзаться, родная!

Но Пен никак не могла успокоиться: ее всю трясло. Она смотрела на Джулиана глазами, полными слез.

– Пен, – повторил он, – уверяю тебя, пока я жив, с тобой не случится ничего плохого!

Пен сглотнула слезы.

– Я знаю, Джулиан, что ты готов все для меня сделать. Но ты ведь не всесилен. Не это угнетает меня, Джулиан, а то, что ты не будешь со мной все эти ночи.

Губы Джулиана потянулись к ее губам. Пен хотелось, чтобы этот поцелуй длился вечно; казалось, если он кончится, то прервется какая-то нить. Джулиан понял, чего она хочет. Оставив ее на минуту, он запер дверь и вернулся к ней.

Он усадил ее на скамью. Сев рядом, он расстегнул одежду и задрал ее юбки.

– Вот так, – сказал он, поставив ее ноги на скамью.

Он вошел в нее так глубоко, насколько только возможно. Они не двигались – просто сидели, наслаждаясь чувством полноты.

Пен смотрела на Джулиана, словно стараясь запомнить каждую черточку дорогого лица. Ей казалось, что она знает все самые сокровенные мысли Джулиана, что она переливается в него всем своим существом.

Все время, пока они занимались любовью, Джулиан не отводил от нее глаз. И в глазах его Пен читала, что Джулиан, пока жив, найдет способ ее защитить.

Пен хотелось бы в это верить. Но сейчас, когда она занималась любовью с Джулианом, ей казалось, что она делает это в последний раз. На миг ей захотелось забыть обо всех горестях, словно в мире существовали только он и она.

Объявление о розыске было напечатано в газетах, но ни один кучер не откликнулся.

Тогда Леклер объявил, что обещает явившемуся награду.

Откликнулись аж шестьдесят четыре извозчика.

– И каждый, будто они сговорились, заявляет, что именно он подвозил леди той самой ночью, – говорил Джулиану Найтридж четыре дня спустя. – Примерно половина из них заявляет, что дам было две.

– Неудивительно, – усмехнулся тот, – дамы, как правило, не выходят из дома в одиночку!

– К сожалению, да. Но к еще большему сожалению, человек двадцать из них утверждают, что отвезли графиню к дому графа. Этим людям явно не хватает воображения! Даже зная, что награду предлагает ее брат, они рассказывают одну и ту же историю! Присутствует ли среди них тот кучер, сказать пока не могу. Все, что мне пока остается, – это продолжать расспросы.

– А что говорит дворецкий? – спросил Джулиан.

– А что он может сказать? – пожал плечами тот. – Разумеется, он не запомнил экипажа. В темноте все экипажи одинаковы.

Они сидели в таверне в Смитфилде – далеко от лондонского центра. На Найтридже был синий дорожный плащ, как ни странно для такого франта, самого простого покроя. Джулиан понял, что сегодня у Натаниэля, должно быть, свободный день.

– Но я надеюсь, – продолжал Найтридж, – что скоро что-то должно проясниться.

В его голосе Джулиан уловил фальшивый тон.

– Натаниэль! – усмехнулся он. – Ты не для того сюда пришел, чтобы давать мне ложную надежду!

– Разве тебе не нужно сочувствие друзей?

– По-настоящему мне нужно только одно – знать правду.

– Что ж, как хочешь. Я думаю, завтра или послезавтра твою графиню уже допросят и скорее всего арестуют.

– Но, послушай, Натаниэль, ведь слугам графа наверняка известно, кто приходил к нему!

– Ты думаешь, я не допрашивал их? Но если даже кто-то из них что-нибудь и знает, все они молчат как рыбы. Разумеется, графине это ничем не поможет. Старая кухарка говорит, что к графу часто ходили какие-то гости, которых никто из слуг не видел. Очевидно, Глазбери сам впускал их в дом. Так что мы не можем сказать, был ли в ту ночь в доме графа кто-нибудь посторонний. Но возможность этого не исключена.

Джулиан молча усмехнулся. Найтридж, очевидно, уже готовил свою речь в суде.

– Как ты вообще оцениваешь шансы графини? – спросил Джулиан, хотя не был уверен, хочет ли он услышать ответ на этот вопрос.

– Подобные процессы обычно очень привлекают внимание публики. Газеты начинают формировать общественное мнение задолго до суда, и у большинства, как правило, к этому дню уже складывается определенный настрой. То, что ты сейчас держишься подальше от Пен, неглупо с твоей стороны, но, боюсь, что-то кардинально изменить уже нельзя. Мнение совета – слишком влиятельная штука, старик. Судьи ведь тоже работают на публику. Истина на самом деле никому не нужна.

– Короче, приятель, ты считаешь, что дело плохо, – невесело подытожил Джулиан.

– Видишь ли, – Найтридж пожал плечами, – если бы речь шла о какой-нибудь неизвестной женщине без роду и племени, я бы защитил ее в два счета. А тут графиня. Да еще твой роман с ней на глазах у всего света пришелся как нельзя «кстати». Картина всем ясна: твоя красотка хотела избавиться от мужа, и... Короче, помочь нам может только чудо.

Джулиан глубоко вздохнул. Он-то шел на встречу с Натаниэлем в надежде, что тот скажет что-нибудь утешительное, хотя в глубине души понимал, что надежда эта очень слаба.

В мыслях у Джулиана начали возникать мрачные картины: Пен в доме Леклера, со страхом ожидающая своей участи... допрос... арест... Пен в тюремной камере...

Джулиан вдруг остро почувствовал ее страх, так остро, словно у них была одна душа на двоих.

– Прости меня, Джулиан, – пробормотал Найтридж, – что мне нечего сказать тебе в утешение. Я бы мог почитать тебе какие-нибудь стихи, но это, разумеется, не поможет...

Джулиан саркастически улыбнулся, но улыбка вдруг тотчас же сошла с его лица. Неожиданная идея пришла ему в голову.

Поэзия может ему помочь. И Джулиан знал как.

Глава 23

Войдя в кабинет Джулиана, Леклер, ни слова не говоря, сразу же прошел к бару, налил себе бокал портвейна и опустился в кресло у камина рядом с хозяином кабинета.

Таким разбитым и уставшим он Леклера еще не видел. Казалось, глубокая складка, образовавшаяся на лбу, останется навсегда.

– Полиция – ослы! – без предисловий начал Леклер. – И где только набирают таких идиотов? Особенно этот Лавджой. Должно быть, он состоял на тайной службе у графа и теперь потерял работу. С чего бы иначе он так обвиняет теперь Пен?

– Кстати, как держится Пен? – спросил Джулиан.

– Между прочим, очень бодро! Пожалуй, даже бодрее, чем я. Честно говоря, я чертовски устал? Больше всего меня убивает то, что ее ожидает ужасное будущее. И я ума не приложу, чем ей помочь.

Джулиан отложил в сторону книгу, которую читал до прихода Леклера.

– У меня есть одна идея, как ей помочь, – сказал он.