Страница 9 из 21
Да, действительно, летом 1941 г., оказавшись в безвыходной ситуации после встречи с новыми советскими танками, немцы вынуждены были заняться самыми нелепыми импровизациями вроде использования 5-тонных зениток и дальнобойных пушек для борьбы с танками. Да, используя эти орудия, немецкие пехотинцы могли уничтожить танковый взвод (3 танка), по чистой случайности оказавшийся в районе огневой позиции тяжелой артиллерии. Об отражении же такими средствами массированной танковой атаки не могло быть и речи — батальон танков Т-34 или КВ (не говоря уже о частях более крупного масштаба) должен был просто «раскатать» по земле тяжелые орудия...
Мало того что военно-политическое руководство фашистской Германии не предоставило своей армии надежных средств борьбы с новыми советскими танками, оно еще и ухитрилось не заметить сам факт их появления на вооружении Красной Армии. Только после начала боевых действий, 25 июня 1941 г., в дневнике Ф. Гальдера (начальника Генерального штаба Сухопутных войск) появляется следующая запись:
«...получены некоторые данные о новом типе русского тяжелого танка: вес — 52 тонны, бортовая броня — 8 см... 88-мм зенитная пушка, видимо, пробивает его бортовую броню (точно еще не известно)... получены сведения о появлении еще одного танка, вооруженного 75-мм пушкой и тремя пулеметами...» [12].
В мемуарах Гота и Гудериана первые сообщения о «сверхтяжелом русском танке» (т.е. КВ) относятся только к началу июля 1941 г.
Обсуждение вопроса о том, как военная разведка крайне агрессивного государства могла на протяжении полутора лет не замечать появления новых типов танков в серийном производстве у главного потенциального противника Германии, выходит за пределы нашей книги. Это — тема для отдельного разговора. Для нашего же расследования достаточно отметить тот факт, что немецкие пехотные дивизии не только не получили новые противотанковые пушки в достаточных количествах, но и само появление из чащи белорусских лесов огромных 50-тонных бронированных монстров должно было стать для них страшной неожиданностью.
Эффект внезапности — важнейшее на войне условие успеха — усиливался еше и тем, что своевременно выявить факт сосредоточения в районе Белостока мощной ударной группировки немецкая разведка также не смогла. Утренняя сводка штаба 9-й армии (Группа армий «Центр») от 23 июня 1941 г. дословно гласит: «Несмотря на усиленную разведку, в районе Белостока пока еще не обнаружено крупных сил кавалерии и танков...» Только вечером 23 июня в донесении отдела разведки и контрразведки штаба 9-й армии вермахта отмечено «появление в районе южнее Гродно 1-й и 2-й мотомехбригад» [61]. Что сие означает? Никаких «мехбригад» в составе Западного фронта не было, среди шести танковых и моторизованных дивизий КМГ Болдина не было ни одной с номерами 1 или 2. Ясно только то, что в конце концов немцы не смогли не увидеть движения огромных танковых колонн, но произошло это уже буквально за считаные часы до начала контрнаступления советских войск.
Однако разгром немецко-фашистских войск под Гродно и Вильнюсом так и не состоялся.
БЕЗ СВИДЕТЕЛЕЙ
По большому счету, вообще ничего не состоялось.
«Вследствие разбросанности соединений, неустойчивости управления, мощного воздействия авиации противника сосредоточить ударную группировку в назначенное время не удалось. Конечные цели контрудара (уничтожить сувалкинcкую группировку противника и овладеть Сувалками) не были достигнуты, имелись большие потери...»
Вот дословно все, что сказано о ходе и результате контрудара КМГ Болдина в самом солидном историческом исследовании «перестроечных времен» — в монографии «1941 год — уроки и выводы», составленной в 1992 г. военными историками Генерального штаба (тогда еще «объединенных Вооруженных сил СНГ»). За фразой о «больших потерях» скрывается тот факт, что все три соединения, принявшие участие в контрударе КМГ Болдина (6-й МК, 11-й МК, 6-й КК) были полностью разгромлены, вся боевая техника брошена в лесах и на дорогах, большая часть личного состава оказалась в плену или погибла, немногие уцелевшие мелкими группами в течение нескольких недель и месяцев выбирались из окружения и вышли к своим уже тогда, когда линия фронта откатилась ко Ржеву и Вязьме.
В предыдущих основополагающих трудах советских историков (12-томной «Истории Второй мировой войны» и 6-томной «Истории Великой Отечественной войны») и новее не было ничего, кроме невнятной констатации того факта, что «контрудары советских войск, предусмотренные Директивой № 3, оказались безрезультатными». В широко известных, ставших уже классикой военно-исторических трудах немецких генералов (Типпельскирх, Бутлар, Блюментрит) о контрударе советских войск в районе Гродно — ни слова.
В мемуарах Г. Гота («Танковые операции») мы не находим никаких упоминаний о наступлении Красной Армии в районе Гродно. Похоже, командующий 3-й танковой группой вермахта так никогда и не узнал о том, что во фланг и тыл его войск нацеливалась огромная танковая группировка противника.
Некое упоминание о боевых действиях в районе запланированного контрудара КМГ Болдина появляется в хрестоматийно известном «Военном дневнике» Ф. Гальдера, но только в записях от 25 июня 1941 г.: «Русские, окруженные в районе Белостока, ведут атаки, пытаясь прорваться из окружения на север в направлении Гродно... довольно серьезные осложнения на фронте 8-го армейского корпуса, где крупные массы русской кавалерии атакуют западный фланг корпуса...» Но уже вечером того же дня (запись от 18.00 25 июня) Гальдер с удовлетворением констатирует: «Положение южнее Гродно стабилизировалось. Атаки противника отбиты...»
В дальнейшем к описанию этих событий Гальдер нигде не возвращается, да и описание это выглядит достаточно странно — все же главной ударной силой КМГ были отнюдь не «крупные массы кавалерии», а два мехкорпуса. Не факт, что эти записи вообще имеют какое-то отношение к действиям КМГ Болдина: «серьезные осложнения» должны были возникнуть в полосе наступления 20-го армейского корпуса вермахта (162-я и 256-я пд), которому предстояло встретиться с лавиной советских танков, но об этом Гальдер вообще ничего не говорит...
Скорее всего, к боевым действиям КМГ Болдина имеет отношение следующая запись (от 24 июня 1941 г.) в дневнике командующего Группой армий «Центр» фельдмаршала фон Бока: «Русские отчаянно сопротивляются; имели место сильные контратаки в районе Гродно против 8-го и 20-го армейских корпусов...» Через день, в записи от 26 июня, Бок (так же, как и Гальдер) констатирует: «Положение 20-го корпуса на правом крыле армии опасений больше не внушает. В любом случае, он не «испепелен дотла», как об этом кое-кто говорил вчера, и даже находится во вполне боеспособном состоянии. Как бы то ни было, такие слухи свидетельствуют о том, что противник предпринимал отчаянные попытки выбраться из «котла» [174, стр. 51, 54].
Примечательно, что ни Гальдер, ни Бок даже не упоминают о каком-либо участии крупных танковых соединений в этих контратаках; более того, запланированный в Москве и Минске решительный контрудар во фланг и тыл сувалкинской группировки противника сам противник расценивает лишь как «отчаянные попытки выбраться из «котла»...
Как и следовало ожидать, более драматично описывают события офицеры вермахта, которые находились на гораздо более низких ступеньках командной лестницы. То, что для начальника Генштаба или командующего Группой армий было всего лишь локальными и временными «осложнениями», на уровне полков и батальонов воспринималось как ожесточенные бои. Так, в истории 256-й пехотной дивизии вермахта читаем:
«...В 2 часа ночи 24 июня передовым частям фон Борнштедта и 481-му пехотному полку удалось прорваться в Кузницу и захватить целыми и невредимыми переходы через Лососну (лесная речка, западный приток Немана. — М.С.). С этого момента начались жесточайшие бои за предмостное укрепление, образованное дивизией... в течение 24 и 25 июня пришлось отбить тяжелые атаки вражеских танков (обер-лейтенант Пеликан один со своей батареей "штурмовых орудий» вывел из строя 36 танков)...» [175].