Страница 18 из 41
Ростов один из таких узлов, и англичане увидели тут впервые эту картину. Они в душе очень поражены, но, так как Россия для них вообще варварская полуазиатская страна, они стараются faire bo
Англичане получили в Ростове ряд писем из Англии. И Федерация Горняков, и Кук, и их родные беспокоятся, что они так долго — уже больше трех недель — ездят по СССР. И все просят их вернуться. Но Горбачев и Слуцкий во что бы то ни стало хотят показать им еще и Кавказ. Поэтому я слышу, как Горбачев говорит Софье Петровне, которая переводит ему английские телеграммы:
— Это все задержим до Тифлиса. А оттуда уже не страшно, все равно пешком не уйдут.
Вечером в нашем купе, как обычно, собираются делегаты и делегатки. Политикой они не любят слишком долго заниматься. Заводят песни. Ах, эти милые английские песенки, полные юмора и веселья. Замечательно, как взрослые, даже убеленные сединами, горняки преображаются, когда их поют. Искорки веселья загораются в их глазах, морщины на лбу разглаживаются, и все они, будь они из — Шотландии, Уэльса или Кента, — поют так стройно, как будто бы они всю жизнь пели в одном хоре.
Чаще всего они поют две песенки, одинаково наивные и одинаково трогательные именно этой своей наивностью. Первая о «трех слепых мышах», очень мелодичная, с припевом.
Один затягивает речитативом:
Остальные подхватывают:
А вторая песенка забавна по своему построению. С каждым новым куплетом темп все ускоряется, и под конец только очень испытанный в этих делах специалист не сбивается и поспевает за этой скороговоркой:
И так далее, до момента, когда
Потом куплеты следуют обратно, все понижая число человек до одного. Эта песенка хороша тем, что уже в середине большинство поющих непременно собьется, получается веселая каша, и все кончается общим смехом.
Я очень хотела бы, в свою очередь, продемонстрировать англичанам и наши комические песни, особенно украинские, вроде:
Но у меня, к сожалению, нет достаточно компетентной компании, так как Софья Петровна все время занята «высокой» политикой, а Боярский — родом из Бердичева и песнями мало интересуется. У него все время какие-то темные операции и вычисления, так как на нем лежит снабжение делегации продуктами, открытками, марками, визами, папиросами и прочим. С момента отъезда из Москвы каждый делегат получает неограниченное количество самых лучших «кремлевских» папирос, которых в обычной продаже не достать. Кроме того, на Боярском лежит обязанность вообще заботиться о делегатах. Если, например, кому-нибудь нужно полотенце, носовой платок, чулки, даже непромокаемое пальто, он должен все это достать. В Ростове, например, все делегаты получили по паре галош, которые с гордостью потом увезли к себе в Англию. Понятно, что Боярский старается провести все эти операции с максимальной для себя прибылью. Поэтому ему не до украинских песен. Делегаты и особенно делегатки смотрят на него в некотором роде, как на благодетеля, относятся к нему с неизменным уважением и говорят:
— What a kind man this Bojarski![16]
Так незаметно добрались мы до Грозного. Здесь был снова торжественный прием и большевики устроили делегации банкет в инженерном клубе. После банкета нас повезли осматривать нефтяные вышки. Как известно, в самой Англии нефти нет, и поэтому англичанам здесь все было внове и очень интересно. Расспрашивали подробно о процессе производства и записывали старательно ответы в свои блокноты. Вспоминаю, между прочим, и такой случай. Засаленный и грязный рабочий кряхтит у насоса, которым выкачивают нефть из недр. Мы подходим и Вольтон спрашивает:
— Сколько вы получаете в неделю?
— Сорок рублей.
— Сколько это будет на английские фунты? — обращается Вольтон ко мне.
Мне так и хочется сказать ему, что ведь советский рубль далеко не полноценен, что если по курсу эти сорок рублей и составляют два английских фунта (это было до всяких девальваций достопочтенного фунта), то по покупательной способности — это не более, чем десять шиллингов. И я оглядываюсь по сторонам. Как будто никого опасного около меня нет.
— Это два фунта, говорю я, но цены на хлеб и прочее выше, чем у вас в Англии, так что на самом деле это меньше, чем два фунта.
— О, говорит мистер Вольтон, — а мне Слуцкий еще сегодня утром говорил, что цены на продукты в Советском Союзе значительно ниже наших. Как это возможно?
— Что они говорят? — справляется рабочий.
— Он сравнивает вашу зарплату с зарплатой английского горняка.
— Да он разве тоже горняк? — удивляется рабочий. — Ишь ты, а как хорошо одет, нам бы пиджачок такой. Из Англии, значит? А сколько же он там зарабатывает?
— Восемьдесят рублей в неделю.
— Вот это да. Живут, значит, ничего себе. А еще бастуют черти.
Я, конечно, не рискую перевести последней фразы Вольтону, к нам как раз подходит коммунист Ллойд-Дэвис. Он вечно около меня крутится, видно от ячейки задание получил. Разговор обрывается. Вечером Вольтон ловит меня во дворе инженерного клуба;
— Camrade Тамара, не можете ли вы назвать мне цены на важнейшие продукты?
Что мне делать? Ведь если я их перечислю, он запишет их, а затем будет везде ими оперировать при беседах и со Слуцким, и с другими коммунистами. Я говорю, что составлю ему список на днях. Хорошо, что он этим удовлетворяется. Я же надеюсь как-нибудь узнать у Слуцкого, что такое он навыдумывал Вольтону о ценах. Может быть, перед самым отъездом делегации в Англию, мне и удастся подсунуть Вольтону настоящие цены. Пусть хоть поздно, но узнает правду.
Тяжела ты, шапка советской переводчицы!
На следующее утро нас везут показать новый горняцкий поселок. Нужно отдать справедливость, что грозненские промыслы, равно как и бакинские, оборудованы несравненно лучше, чем донбасские шахты. Потому ли, что до революции здесь хозяйничал иностранный капитал, или потому, что нефть составляет важнейший продукт советского экспорта, все здесь как-то благоустроеннее. Большевики с гордостью показывают нам улицу новых «коттеджей» для рабочих. Действительно, десятка два довольно красивых домиков выстроены вдоль асфальтированной улицы. Но это и все. Остальные рабочие живут буквально в жалких лачугах. А англичан как раз всего больше поражают советские жилищные условия. В Англии люди вообще привыкли к большому комфорту. Выясняется, что у каждого из наших делегатов имеется, как правило, собственный домик из четырех до восьми комнат. У многих есть ванна, не говоря уже об элементарных удобствах. Что бы они сказали, если бы узнали, как живем мы — москвичи! Иногда по восьми душ в одной комнате. Но они, конечно, этого не узнают. Никто, в том числе и я, не осмелится им об этом рассказать. А здесь, в Грозном, они удивляются, что рабочая семья помещается в одной комнате, потому что каждый коттедж рассчитан на три семьи. По нашим же советским условиям, уже и эти коттеджи — большое достижение.
13
Делать хорошую мину при плохой игре.
14
15
16
Какой любезный человек — этот Боярский!