Меньшее из зол

-- Нормально...

--- * ---

Снова был вторник. В этот раз семинар снова пришлось прогулять...

Снегирев поручил коренастому санитару проводить Скобелева в отделение - заполнить лист по технике безопасности.

Открыл тяжелую дверь он специальным ключом - толстой отмычкой, сделанной из стального прута. Сразу за ней была круглая комната, где вдоль стен стояли потертые кожаные диваны, и непереносимо пахло тушеной капустой.

-- Это уже отделение? - спросил Андрей.

-- Зал свиданий, - без улыбки ответил саниар.

За следующей дверью, в палате, стоял странный шум: смесь лопотания, негромких вскриков, приглушенного хихиканья, хотя трудно было понять, кто же именно из больных производит подобные звуки. Некоторые больные сидели, некоторые лежали, иные, казалось, что-то рассказывали или объясняли друг другу. Внимание Скобелева привлек юноша с красивым, похожим на маску лицом, сидевший на койке и торопливо строчивший огрызком карандаша в школьной тетради без скрепок. Из-под грифеля разбегались огромные уродливые буквы.

Санитар проводил его в боковушку. Оказывается, от Скобелева требовалась только подпись в журнале. Снегирев говорил, что лист по технике безопасности пригодится, наряду с другими документами, чтобы произвести впечатление на Кузьму Витальевича, но Андрей задавал себе вопрос, зачем Виталику могла на самом деле понадобиться эта комедия. Уж скорее, чтобы произвести впечатление на меня самого. Все равно ведь за консультации он будет расплачиваться наличкой в конверте, а не оформлять зарплату санитара.

Когда Скобелев снова оказался в кабинете Снегирева, тот подписывал очередную порцию бумаг. Рыжеватая, похожая на одетую по моде Боттичелиевскую Венеру, секретарша стояла навытяжку, ожидая, пока он закончит. Тут, в "лицевой" части клиники, на взгляд Скобелева, было слишком много красивых девушек, которые не носят белых халатов и внимательно следят за итальянскими журналами.

Едва секретарша ушла, Скобелев, стараясь сохрянять непринужденную интонацию, заговорил об отделении, где только что побывал.

... - Не хотел бы я оказаться в такой толпе.

-- А чего ты ждал? Клиника у нас лучше многих.

Скобелев рассказал про поразившего его юношу. Снегирев его не помнил.

-- Думаю, поступил недавно. Почерк? Это, наверное, из-за лекарств. Судя по лицу, он, наверное, шизофреник...

-- Да, чуть не забыл, - добавил Снегирев. - У нас будет новый адрес.

Он протянул Скобелеву карточку, на которой красивой дугой уходил вдаль морской берег. На обороте красивым шрифтом были напечатаны адрес, телефон, и фраза, приглашающая к психологу-консультанту.

-- Мы рассылаем такие всем, кто обращался с жалобами. Нам открыли финансирование. Группа будет работать по тому же адресу, что и консультационный центр. Приходи в понедельник. Я буду до вечера, поглядим, чем тебе заняться.

-- А Кузьма Витальевич?

-- Все будет улажено.

Снегирев, однако, сам позвонил Андрею в воскресенье.

-- Андрей! Тут срочное поручение. Командировку мы тебе сделаем... На службе у тебя проблем не будет, с Кузьмой твоим мы уже договорились.

-- Как тебе удалось?

-- Даже если ему не нужны деньги для себя, они ему могут понадобиться для чего-то другого. И потом, кое-кого он искренне уважает...

--- * ---

Cкобелев не понимал, зачем его сюда послали. Клочья бетона, повисшие на арматуре, бороздчатое, как толстые губы, вывернутое железо бывшего цеха, желто-серый километровый след на белом снегу под бегущими с запада низкими тучами. На пути ядовитого облака - безлюдная деревня. Жалкие домики, гнилые заборы, несколько трупов овец, собак, кошек; человеческие, если они там и были, какая-нибудь баба Маня с дядей Петей, давно увезены. Лишних подробностей о жервах "среди населения" экспертам по сонной болезни не сообщалось. От них требовалось определить, не было ли у операторов небольшого химкомбината сонной болезни.

Психолог беседовал с уцелевшими работниками, медики вчитывались в данные предшествующих катастофе врачебных осмотров - довольно многословные, однако весьма бедные информацией (видно, платили построчно, заметил один из экспертов), а Скобелев, как программист и математик, пытался разобраться в склеротической памяти компьютеров, предназначенных для управления технологическим процессом.

Две машины из четырех уцелевших оказались заражены "вирусами" и в момент авариии не использовались. Не мудрено - операторы тоже люди, хочется бесплатно поиграть, сходить в Интернет. Молодой оператор с ярко-розовым шрамом на лбу в ответ на расспросы Андрея с раздражением заметил, что для управления процессом достаточно и одной машины. Две из четырех - это просто статистика, возразил Андрей. Мы не знаем, каким было состояние машин, которые не сохранились.

-- Вы лучше хозяина расспросите! Технологию он купил, а софт не захотел. Набрал молодежь - наслушался где-то про хакеров. До города - два часа езды. Здесь ни игровой комнаты, ни кафе. А он считал - раз в цеху емкости из нержавейки, так и коррозия им не грозит. Как же - от наших-то продуктов! Только теперь хозяина этого еще найти надо.

В процессе расследования Скобелева поразила еще одна фраза. Слава Богу, у нас не Чернобыль. Большинство уцелевших считало то, что случилось, меньшим из возможных зол. Другие цеха продолжали дымить, экспертов туда не пускали.

К концу недолгой поездки чувство недоумения, с которым Скобелев примерял на себя роль эксперта, только усилилось.

2

Усилием воли Скобелев выбросил себя из сна. Граница между сном и явью оказалась достаточно прочной. Он перевел дух. На этот раз он хорошо помнил, что видел...

Таня тихо посапывала, уткнувшись носом в подушку. Он встал, подошел к окну. На дальнем перекрестке нервно мигал желтый огонь светофора.

Спиной к комнате было как-то не по себе. Он обернулся.

Свет уличного фонаря наискось падал вглубь, выхватывая постель, пухлые плечи Тани, недвижные складки одеяла, напоминающие позеленевший от времени мрамор. Буфет, полки, стол от этого еще глубже прятались в темноту. Дверь. Ее верхняя половина была ярко освещена, а за нею пустая комната. Танина мать, властная старуха, отдыхала в санатории, иначе бы его не было здесь в подобное время. Удивительно, что эти бывшие партийцы до сих пор сохраняют какие-то возможности, связи, получают материальную помощь, если только сами не в бизнесе, но в ее возрасте это, разумеется, было бы трудно, туда ринулся комсомол...

Во сне Скобелева тоже была дверь, ничуть, правда, не похожая на эту, однако закрытая дверь, за которой лежит безлюдная комната, усиливала нервное напряжение.

Во сне Скобелева была башня. Напоминающая телевизионную. Собственно, на окраинах его сновидений почти всегда присутствовала башня, как присутствовал город, похожий на Петербург, дождливый, печальный, с его ленинградскими окраинами. Обыкновенно сны - то, что он в них помнил - настолько были похожи на дневную серую реальность, что не хотелось даже о них думать. Что за радость - закрывать глаза, для того только, чтобы снова участвовать в долгих скучных разговорах, унижаться, перезжать с места на место, делать доклады, есть, читать, и чуть ли даже не спать. Но нынешний сон коснулся каких-то более темных глубин его личности - или, возможно, на этот раз он так резко заставил себя пробудиться, что не успел забыть о сердцевине, всегда присутствующей в сновидениях, только притворяющихся бесцветными.

Сегодня Скобелев долго карабкался вверх по решетчатым фермам и, уже очень высоко над землей, достиг двери. За нею находилось то, что он искал. Скобелев увидел стол, его глаза торопливо обшарили пластмассовую гладь и вот что он увидел - маковое зернышко.