Страница 242 из 244
— Нет. Никто тебя судить не будет потому, что судьи не иных миров, а вашего, тутошнего. И судьи ваши не устойчивые, трусливые: судили по указаниям "сверху". И жили в этом мире не без грехов. "Руководящие" товарищи грех любят куда больше, чем простые: возможности иные. Но это здесь, а там твоя душа не будет трепетать перед "величием вождя всего советского народа" по причине: ты никогда не был "в славной семье советских народов", открутился от "почётного" звания "советский человек". Проскочил. Вспомни "житие свое" и ответь: "был ли я "настоящим советским человеком"?
— Каюсь, грешен, не был "настоящим советским человеком"…
— Поэтому и "спи спокойно, дорогой товарищ"!
— Утешил и обрадовал! Лучше всякой исповеди очистил душу вестью, что за неправедное житие здесь, там никто меня не осудит! Не предъявит счёт! И сапёров, не выполнивших приказ на подрыв моста, здесь никто и никогда не оправдает, а там факт "невыполнения приказа командования" никого не волнует!? Явное несовпадение земных и небесных мерок! Большего утешения для бывших вражеских пособников и быть не может! А раз так, то прошу Высшие Силы дать мир и упокоение душам всех коллаборационистов, служивших врагам и душам подрывников, кои не взорвали красивый, допереворотной постройки, мост на заклёпках!
Непонятный "расклад" получается: души сапёров, кои подожгли элеватор с хлебом, не хочется поминать хорошими словами, а те, кто не выполнили приказ по взрыву моста — ныне для меня святые! Как всё меняется!
"Мост, по которому проехал в жизнь из смерти…" — бес, "господин
редактор", не слишком высоко взлетаем? Может, следует убрать слова о "соединение жизни и смерти" мостом старой постройки?
— Оставь. Работу по выбрасыванию лишних слов оставим кому-то…
И упрямо, не боясь быть "отлученным" от нынешней "воскресшей" церкви, прошу Великих Духов:
— Великие, милые, добрые, мудрые и справедливые Духи! По прибытии моём на "конечную" остановку, устройте встречу с душами сапёров, кои, то ли по техническим причинам, или по каким-то иным соображениям, не взорвали мост-красавец старинной постройки! Шесть десятков лет ношу желание: поклониться их душам за невыполнение приказа командования!
— Редкая просьба к духам! Редкая и мерзкая, но она выпущена в эфир, и уничтожить её невозможно…
— В этом мире не стану кланяться никаким костям потому, что любые кости почитаю не выше химического элемента кальция, пусть и отформованного Природой. И другие соображения удерживают от поклонов: вдруг ошибусь при "бомбометании молитвами" и "накрою" не те!? Выйдет "накладка" и поклонюсь костям, что когда-то расстреляли сапёров за "невыполнение приказа"!? Или тем костям, что носили поджигателей элеватора с зерном?
Чем отличаются кости "предателя родины" от костей её защитника? Формой? Размерами? Цветом? Этикетками? И как быть с костями в основе? Если кто-то говорит:
— "Зри: перед твоими глазами — десница древнего героя"! — как проверить истинность заявления? Или кто-то другой и мудрее меня, проверяет надёжность и прочность моей "соображалки"? Врёт заявитель, или "искренне заблуждается"? верить ему? И если заблуждается, то почему не в одиночку блудит, а тянет в заблуждение других, а сели "тянутые" не поддаются — гневается и убивает сопротивляющихся?
— И до сего дня у вас могут убить "просто так" всякого несогласного.
Радость наполняет душу: ныне, во времена расцвета демократии, никто и никому не сможет запретить поминать добрым словом сапёров, кои не взорвали красавец-мост! Если из всех прелестей нынешнего времени оставить свободу поклоняться тем, кому хочу — будет достаточно, чтобы это время назвать "прекрасным"!
А пока провались в ад авиации двух стран: вы обе, без отличий, оказались злыми и подлыми! Простил вам двухлетнюю "охоту с воздуха" за моей жизнью, забыл сожжение убогой, но родной монастырской кельи, простил и то, что одна из ваших бомб трепанула меня! Всё простил! Всё прошло, всё забыто, но не могу простить тебе, подлой и жесткой твари, нынешнюю попытку лишить путешествия в неведомые края! Лишить радости от езды в мотающейся в стороны теплушке! — пахнущее сгоревшим углём и блестящее чёрными, круглыми боками чудо на колёсах увозило неизвестно куда. На какое время — никто из находящихся в вагоне не взялся бы делать предсказания на эту тему…
Как мог любить тебя, несущая смерть, авиация!? Почему раньше твои старания убить приводили в восторг!? В такие восторги приходят только дефективные! Я был таким? Где прежняя радость и почему сейчас раздражаешь, воспетая когда-то в рисунках, авиация!? Ты намного старше меня, но и ты не знала, наглая, тупая и самоуверенная дура, отчего скисает кувшин молока: всего от одной капли закваски! Как могла не знать, что "большая любовь в груди" может исчезнуть от единого и пустячного раздражения? Ты, гнусная тварь, о таком не знала!? Какая цена твоему величию, чего стоишь!? — и мигом, без мук и угрызений совести, предал авиацию и полюбил паровоз! Или "яблочко от яблони…"
— Никогда не позволяй тёти Совести грызть себя! Отстранись! Что хорошего от авиации видел? Чем "крылатая смерть" одарила? Не полностью обгоревшими подарками, что привезли из Фатерланда немецким солдатам? И всё!? Столь малая награда за два полуголодных года в сопровождении страха быть убитым?
"Верха" недосмотрели, прозевали: тебя следовало убить чистым, не испытавшим унизительного страха от звуков работы авиационных моторов вражеских "летательных аппаратов тяжелее воздуха" Убить и память о "запорном кольце", кое открывалось вопреки желаниям? Не подчинялось?
Отныне и до скончания дней жестокая, неумолимая память в неподходящие моменты будет подсовывать на пересмотр эпизоды из твоего прошлого. С какого начинать описание? Безразлично. Начни с ночи на картофельных грядках и с тарелок с горящим на них термитом. Да, те тарелки, что висели на редкость чёрном ночном небе на маленьких белых парашютиках… Впечатляющий кадр, "кассовый". И "на десерт" не забудь помянуть о дожде в абсолютном мраке, и единственные ботинки, кои оставил в нежном и тёплом русском чернозёме, растворённом августовским дождём!
Начни повесть с эпизода, когда отец загонял трамвайный вагон в парк, а ты стоял рядом в кабине. Или с описания ямы в земле с названием "погреб" и где вы, запуганные дураки, спасали животы от налётов Люфтваффе.
Можешь начать повествование с неприличного момента и попутно выяснить причину открывания сфинктеров спасающихся граждан. Сколько требовалось самолётам Люфтваффе сбросить бомб, чтобы "запорные кольца" неприличных и вонючих мест телес ваших стали "твёрдыми и мужественными"? Не жили самостоятельной жизнью, не "давали слабину", но "подчинялись командам из центра"? Не паниковали при звуках работающих вражеских авиационных моторов? И что в итоге сделала любимая авиация? Сожгла убогую, тесную и ветхую монашескую келью, в которой вырос до отметки "восемь лет"? Почему бы авиацию и не предать? Разве не заслужила?
Как долго любовался паровозом, как уснул в классической позе, положив правую щеку на "подоконник" теплушечного окна и свесив слегка закопченное лицо наружу?
Почему уснул? Или рефлекс, как у собаки Павлова, сработал? — от собак Павлова на то время был далеко и обходился собственными рефлексами, кои говорили:
— Всё, конец, "отбой воздушной тревоги", на сегодня отбомбились, больше не прилетят, двух налётов за одну ночь ни разу не случалось! Пусть в этот раз не совсем в тебя целили бомбами, но достаточно близко, чтобы ещё раз отравить существование. Ушла бомбёжка, ложись и спи. Выполняй команду "Отбой"!". Раз. Второе: укачало. Прежние вагоны-"теплушки" имели необъяснимую привычку на ходу мотаться в стороны с "высокой амплитудой", как сказал бы человек, знающий физику. Наша теплушка, наверное, была "балетной примой" среди всех теплушек, оставшихся целыми.
Три: ночь — она и есть ночь, ночью дети возрастом не старше десяти лет должны спать… если взрослые позволят детям предаваться удовольствию спать.