Страница 26 из 68
Бьет открытый камень.
Кремлина: Я не видела, что у меня там открытый! Это не считается! Зар, догнать!
Лиана: Хренать!
Выигрывает.
Ну что, счет четыре-ноль!
Кремлина: Запомни на всю жизнь: четыре-ноль — это еще не пятьноль!
Снова раскладывают доску. Мимо проходит Дездемона.
Кремлина: Дездемона, ты куда идешь?
Дездемона: К Кристине.
Кремлина: Иди, солнышко, только шапку надень.
Лиана: Какую шапку, на улице тридцать градусов! Ребенку тринадцать лет, а ты разговариваешь с ней, как с трехлетней!
Кремлина: Не учите меня жить!
Лиана: Я тебя жить не учу. Я мнение свое высказываю.
Пьет вино.
Не вино, а говно какое-то!
Кремлина: Я тебе не нравлюсь, вино тебе не нравится, кто тебе нравится вообще?
Лиана: Бросает хороший камень.
Симпатюшню мне зар дал!
Кремлина: Муж твой точно тебя не любит!
Лиана: Почему?
Кремлина: Потому что повезет в игре — не повезет в любви! Не знаешь, что ли?
Лиана: На хрен мне нужна его любовь!
Кремлина: Швыряет котенка с дивана. Дуй отсюдова — еще лишаев твоих не хватало!
Бросает хороший камень.
Вот! Когда я тебе говорю, что четыре-ноль — это не пять-ноль, ты мне не веришь.
Лиана: Почему не верю, верю. А ты веришь в два ду-шеша* подряд?
Бросает ду-шеш. Кремлина ошеломленно молчит, глотая воздух ртом.
Ну ни фига себе! А ну, кто-нибудь, позвоните действительно моему мужу, чем он там занимается? Как-то мне подозрительно везет.
Кремлина: приходя в себя.
Чисто тварь. Сестра — тварь и зар — козлина. Елис-палис, как жить? Все, я пошла спать.
Лиана: Как спать? Вот опять она, вот опять — видит, что проигрывает, и не хочет играть!
Кремлина: А с чего это я проигрываю? Я не проигрываю. Счет всего-то три-два!
Лиана: Ты что, больная? Счет четыре-ноль в мою пользу! Уже, считай, пять-ноль! Я сухой тебе сделала. Ты просто видела, что это был марс*, поэтому хочешь уйти! Ненавижу тебя за это — никогда мне не даешь марс сделать!
Дездемона возвращается от Кристины, подходит к матери и целует ее в затылок.
Кремлина: Визгливо. Отойди от меня — тут и без тебя жарко! Достала меня своими поцелуями! Что за манера все время целоваться! Все, я ничего не знаю, мне нужно выгрузить срочно стирку, а то белье протухнет.
Встает.
Лиана: За пять минут протухнет? Сядь, доиграй, я тебя порву сейчас до конца!
Кремлина: Нет-нет, не могу.
Уходит. Из кухни слышно мат.
Лиана: Кричит ей вслед.
Ладно, успокойся, от марса еще никто не умирал!
Голос Кремлины: Что ты делаешь? Нет, ну что ты делаешь? Пошла ты, даже разговаривать с тобой не хочу после этого. Ау-у-у, ну все, пиздец пришел наволочке! Ты посмотри, что ты сделала, совсем не выжала!
Лиана: Кремлина, ты с кем разговариваешь?
Кремлина: Да с машинкой — пошла она в баню! Что хочет, то и делает. У нас в доме все так — что хотят, то и делают.
Лиана уходит кормить кур, над селом разливается солнце, а со двора еще долго слышится мат — это Кремлина ругается со стиральной машиной.
Сосед Кремлины, старый дурак Фауст, в прошлом актер, принес яблоки.
— Один яблок — пять рублей, — сказал Фауст Джульетте. — Или поцеловать дай.
— Говна тебе на лопате, — объявила Джульетта, забрала яблоки и хлопнула калиткой перед носом у Фауста.
— Как ты со мной разговариваешь? — спросил Фауст. — Ты что, не знаешь, что я ученик Параджанова?
— В прошлый раз ты говорил, что ты его соратник, — сказала Джульетта, сложив руки на огромном животе.
— Конечно, соратник! Что, разве нельзя быть и ученик, и соратник?
— А в позапрошлый раз ты говорил, что ты его учитель!
— А я и есть — немножко был ученик его, а потом научился и стал его учитель! — сказал Фауст и ушел, обиженный.
Алина с Лианой в шлепанцах и панамах собрались на море. Алина уже перестала считать, сколько дней она провела у Кремлины, и твердо решила оставаться в Апсны столько, сколько ей здесь хорошо.
— Девочки, если гулять пойдете, по правой стороне поселка не гуляйте и по левой тоже не гуляйте, — предупредила Кремлина.
— Почему? — спросила Алина.
— На правой стороне абхазы живут, — объяснила Кремлина.
— И что? — удивилась Алина.
— Мало ли что! — объяснила Кремлина, подняв указательный палец.
— А на левой?
— На левой — греки. Еще хуже, чем абхазы.
— Чем хуже? — все-таки робко переспросила Алина.
— Чем-чем! Чем абхазы, говорю тебе! Анекдот не знаешь, что ли? Короче, на хер они вам нужны, и те, и другие! — сказала Кремлина и закрыла калитку.
— Любят тут у вас друг друга, ничего не скажешь, — со смехом сказала Алина Лиане, когда Кремлина скрылась из виду.
— Можно подумать, у вас по-другому, — ответила Лиана.
Вернулся старый дурак Фауст, притащив с собой замусоленную книжку.
— Хочу тебе на память книжку подарить, — сказал он Алине. — Если поцеловать дашь. Это Сароян! Великий армянский писатель!
— Армянский? — удивилась Алина. — А я всегда думала, что американский.
— Какой американский! Он, когда умер, завещал, в Армении чтоб его похоронили.
— Странно, — сказала Алина. — Мне кажется, я в Калифорнии была на его могиле.
— Ну, правильно! — подтвердил Фауст. — Половину там похоронили, половину — в Армении!
Вдруг у калитки резко затормозила белая семерка Алика. Даже не затормозила, а врезалась в гравий, вздыбив перед домом пыль. Алик вышел из нее с очень торжественным лицом. Увидев Алину с Лианой, он сразу начал кричать.
— Вы еще тут? Быстро езжайте к границе и дуйте на ту сторону! Пока ее не закрыли на хер!
— Алик, ты заболел, что ли? — спросила Лиана. — Что случилось?
— А вы что, не знаете? В Кодор чеченцы зашли! Мы уже два часа ополчение собираем, — объяснил Алик, и лицо его снова стало торжественным.
— Какие чеченцы?
— Гелаевцы.
— Откуда здесь могут быть чеченцы? — испуганно спросила Алина.
— Из Панкиса. Грузины их специально пропустили, чтоб под это дело нам новую войну устроить. Бегом собирайтесь, я вас отвезу до границы.
— Алик, разводишь, честно скажи? Мстишь за то, что я тебя в нарды порвала? — спросила Лиана.
— Мамой клянусь, — сказал Алик.
Широкие лапы бананов, раскинувшиеся над крашенным в белый забором, слегка дрожали от теплого ветра. Из-под забора торчали худые и длинные кактусы. Один был с красным цветком на боку, как будто ему повязали, как первокласснице, бант. Небо светило тепло и спокойно. С пляжа доносились веселые голоса купающихся отдыхающих и визги играющих в море детей. Со стороны дороги послышалась далекая, но настойчивая автоматная очередь.
Через пятнадцать минут Алина, в слезах, расцеловала детей и Кремлину и попыталась всучить ей деньги за проживание. Кремлина посмотрела на нее с осуждением и сказала:
— Обидеть меня хочешь? Это Кавказ, девочка! Мне твои деньги руки будут жечь!
Сама она, ее дети и внуки уезжать из Апсны отказались.
— Каждый раз, когда война, мы уезжать будем? Задолбаемся тудасюда ездить! — сказал кто-то из них.
Когда Алина уже садилась в машину, к ней подошла, тыкая палочкой в гравий, бабушка Зина и шепнула на ухо:
— Хоть у одной невестки ноги прямые будут.
— Что, бабушка? — не поняла Алина.
— Хоть у одной невестки ноги прямые будут! — громче зашептала бабушка Зина. — Вот что свекровь сказала тогда в огороде! — и бабушка с гордостью посмотрела на Алину.
Белая семерка Алика взвилась и помчалась по раздолбанным дорогам Абхазии прямо к России. По пути было непривычно много машин. Кое-где на обочинах под пальмами и эвкалиптами группами сидели на корточках мужчины в выцветшем камуфляже или в спортивных костюмах, курили, смеялись и переглядывались. Рядом лежали их ружья и автоматы и голосили их женщины в черном. Испуганные коровы мычали, как полоумные.