Страница 51 из 58
— Отчего ж не добудем. Надо спытать…
Прошло три дня. Для любителей спокойной безмятежной ловли с поплавочными удочками и донками они оказались роковыми. Общественным мнением артели безраздельно овладели рыбаки-хищники. Под их дружным натиском был начисто опрокинут первоначальный план охоты на леща, и все стали готовить к предстоящей поездке на Сейм спиннинги. Непреклонным остался лишь Николай Петрович Дедков. Выяснилось, что он не отказался от мысли выхватить пару-другую лещей.
Первой это обнаружила Тася, медицинская сестра приемного покоя. Поздно вечером, сидя на дежурстве, она увидела через окно, как какой-то человек ходит с лейкой в руках и поливает парковые дорожки. На следующий день картина повторилась. Увидев человека с лейкой в третий раз, Тася не выдержала и, оставив дежурство, вышла в парк.
— Товарищ отдыхающий, что вы тут делаете? — спросила она.
— Разве не видите, поливаю парк.
— Но ведь у нас для этого есть парковые рабочие, вы занялись не своим делом.
— Нет, своим. Врач велел мне поливать, я вот и поливаю. Медицинская процедура.
— Тогда зачем же вы льете воду на дорожки, поливайте хоть цветники.
— А мне так удобнее, по дорожкам ровнее ходить.
Сообщение Таси о странных действиях одного из отдыхающих быстро распространилось по санаторию. Как всегда бывает в таких случаях, оно чудесным образом трансформировалось в известие о тяжелом случае нервного расстройства. Известие это дошло до начмеда, и тот приступил к срочному расследованию.
Дело, может быть, и осталось бы без последствий, так как Тася не могла назвать ни имени, ни фамилии отдыхающего и плохо его рассмотрела в сумерках, если бы не злополучная лейка. При уборке палаты няня нашла ее под кроватью Николая Петровича. Призванный к ответу, Николай Петрович вынужден был признаться, что поливкой дорожек он пытался создать иллюзию дождя и выманить на аллею коварных выползков, затаившихся где-то под ворохами опавшей листвы.
— Впрочем, ничего у меня не вышло, — заключил свое сообщение Николай Петрович, — ни одного выползка не добыл. Не получился ливень, наверное, им, дьяволам, грома не хватало.
Больше Николай Петрович не сказал ничего. На вопрос о том, кто является автором эксперимента, сам ли он или Степан, многозначительно обещавший «спытать», Николай Петрович наотрез отказался отвечать.
Бесславное поражение Николая Петровича окончательно похоронило мечту о лещах. Теперь среди членов артели было только и разговору, что о щуках и окунях, легких и тяжелых блеснах, катушках и клееных удилищах. Рыбаки-хищники торжествовали полную победу.
Между тем приближалось время выезда рыболовной экспедиции на просторы Сейма. Один из дней был целиком посвящен подготовке снастей. В гостиной санатория на большой, покрытый бархатной скатертью стол было выложено все, чем располагал каждый член артели. Блесны и катушки переходили из рук в руки, каждое удилище проверялось на прочность и эластичность, грудами возвышались мотки сатурна, капрона, перлона. Всеобщее восхищение вызвали снасти Ивана Филипповича Филиппова. Когда он раскрыл свой пластмассовый чемодан, то все просто ахнули. Крючки, поводки, кольца, карабинчики, грузила, поплавки, блесны всех разрядов, — все строго классифицировано, все аккуратно разложено по полочкам. Это был чудо-чемодан, настоящий рыболовный универмаг. Особенно хороши были искусственные приманки, включающие имитации всех известных видов бабочек, стрекоз, мушек. Была здесь и настоящая проспиртованная и обернутая в целлофан рыбка и даже искусственный резиновый выползок, за которым столь безуспешно охотился Николай Петрович.
— Вся рыба ваша, Иван Филиппович, — восхищенно сказал кто-то.
— Посмотрим еще, чья будет рыба, — промолвил Николай Петрович, мельком взглянувший на чудо-чемодан. — Дело покажет.
Приготовлением снастей была начата подготовка материальной базы. Экспедиция предполагалась на несколько дней, и надо было подумать об экипировке, питании и ночлеге личного состава. В этом важном деле удивительную распорядительность и обширные познания проявил архитектор Мухин. Он получил на складе необходимое количество ватников, резиновых сапог, спальных мешков, собрал весь кухонный инвентарь.
Осталось запастись продуктами питания.
— Нужно взять только побольше хлеба, соли, чаю и сахару. Будем варить уху, — сказали члены артели.
Приглашенную на совещание диетсестру это безответственное заявление привело в ужас.
— Вы умрете там голодной смертью на вашей рыбалке, — возмутилась она. — Нет, лучше уж я сама распоряжусь.
И, не откладывая дела в долгий ящик, принялась составлять список продуктов. Чего здесь только не было! Колбаса, сыр, сливочное масло, помидоры, яблоки, картофель, котлеты, консервы, боржом, сухарики, печенье…
— Марья Ивановна, — обратился к диетсестре подошедший шеф-повар, — а индюка-то вы забыли?
— Да, да, — обрадованно воскликнула она, — надо обязательно включить. Не вздумайте выезжать без индюка.
И включила в список:
«Индюк жареный—1 шт.»
К тому времени стал окончательно вырисовываться персональный состав артели. Отсев происходил почти каждый день. Перспектива провести почти неделю под открытым небом на реке отпугнула многих.
Заявления о выходе из состава артели обычно делались после ужина, когда все собирались в гостиной.
— Знаете, я что-то вчера плохо спал, мне явно нездоровится, как бы не пришлось отказаться от поездки. Хотя очень жаль, ведь ради рыбалки я готов пожертвовать чем угодно…
Но слушать перечисление жертв было уже не интересно. И без того становилось ясно, что этот дальше санаторного парка не двинется. Отказывались от поездки под предлогом застарелой зубной боли, отказывались, ссылаясь на мнимый запрет лечащего врача, на то, что жалко пропустить лечебные процедуры. Артель стоически переносила утраты.
— Лучше меньше, да лучше, — резюмировал после каждого такого заявления Николай Петрович.
Дольше всех продержались в составе артели два толстячка — точная копия Добчинского и Бобчинского — лекторы Общества по распространению политических и научных знаний.
В пять часов утра, когда все имущество было уложено, в прицеп и члены артели собрались занять места в «газике», у санаторных ворот возникли Добчинский и Бобчинский. Их заспанные физиономии выражали крайнюю растерянность.
— Не достали, — запыхавшимся голосом произнес Добчинский.
— Перерыли всю торговую сеть, — добавил Бобчинский.
— Что не достали? — спросили мы.
— Коньяку не достали, — хором ответили Добчинский и Бобчинский.
— А зачем вам коньяк? — спросили мы.
— Да как же без коньяка, — пролепетал Добчинский, — ведь на реку едем.
— Холодно будет, — добавил Бобчинский.
— Костер разведем, потом чай приготовим, уху. Какой же тут холод? — пробует уговорить горе-рыболовов Степан Тимофеевич.
— Нет, мы так не привыкли, — опять хором ответили Добчинский и Бобчинский.
Наш шофер Толик дал газ, и машина тронулась. Уже с поворота мы увидели, как два толстячка быстро зашагали к санаторному корпусу. Походка у них была довольно бодрая.
И вот мы на Сейме. Толик оставил прицеп и укатил в санаторий. Мы стоим у выгруженных ящиков и смотрим на реку. Какими дарами вознаградит она нас?
Клубы густого тумана стелются над водой. По верхушкам молодых дубков угадывается пока скрытый от нас противоположный берег. Река неподвижна, как тихий сонный пруд. Мы тщетно прислушиваемся — ни одного всплеска.
У нашего берега стоят два челна. Один вместительный, на трех-четырех человек, другой совсем крохотный, настоящая «душегубка». Принимаем решение: один садится в «душегубку», остальные переправляются на большом челне. Но охотников сесть в утлую лодчонку что-то не находится. Тогда я забираю свои снасти, рюкзак и отчаливаю от берега.
Вблизи река сразу поражает совершенно неестественной прозрачностью своих вод. Даже на большой глубине свободно просматривается дно. Оно все поросло гигантскими лопухами. Ох, и тяжело же будет здесь работать нашим спиннингистам!