Банда гиньолей

— You're more fun than a box of monkeys! Вы потешнее целого короба мартышек!

Это ему объявила малолетка. Какой успех! А ему все мало — и витийствует, и дрыгается, тем более, что она подзуживает: «ц-ц-ц… ц-ц-ц!» Пусть достает еще сокровищ… Пусть хорошенько пороется… Он и дерет себя, как уличный пес, точно у него там дупло… Чего только не вытаскивает: снова звонкая монета, стерлинги… двадцатифранковики… и все это швыряет под потолок… И вот цирковой номер: запрокинув свою гнусную образину, он ловит ртом сыплющиеся сверху луидоры… глотает их… а они оказываются у него в штанах. Роется в своей утробе обеими руками — глядите, мол, меня всего видно насквозь… Невиданный фокус!.. Малышка совершенно опьянела… уже ничего не соображает, лицо красное, пунцовое… Славно погуляла!.. Совсем ее развезло: юбка задралась, бедра заголились… Ноги положила на сиденье. Оба они просто не в себе…

— Я буду звать вас Скоморох!

— Mr. Gollywoag, if you please! Шутейный Негритосик, коль не возражаете!

— Нет, для меня вы лорд Сороконожка!

Вот так они подтрунивали друг над другом… Золотой дождь! Просто умора! Люди ползают, подбирая целые состояния… То там, то здесь ухватят… На карачках! Теперь за нас взялись — я имею в виду двух наших наглецов… Ворчу я, все не по мне… Таким я им кажусь… Завистник, злопыхатель!..

— Взгляни на Фердинанда!

Вид у меня, конечно, не ахти какой… да только я не стану выворачиваться наизнанку, разбиваться в лепешку ради этой белиберды, этого вздора несусветного, насквозь прогнившего головореза… феномена, вылезшего из могильной ямы!.. Ах ты, сволочь ублюдочная!.. Нервы из-за тебя натянуты, до предела… Опостылело!.. От его вони свободно чувств можно лишиться — нечего сказать, утонченный господин!.. Не поддаваться, не поддаваться… Неужто малышка ничего не ощущает?

— Неужели вы ничего не чувствуете, девочка? Принюхайтесь хорошенько!

До чего меня злит эта сучонка, малолетка распутная!.. Она просто выводит меня из себя!.. Намеки для нее — пустой звук!.. Совсем опьянела — и хоть ты что!.. Мешаю я им веселиться… мешаю. Только это их и волнует… Нет, но с этой падалью, червивой тухлятиной… Она же в восторге от него!.. Женщины порочны до мозга костей, с колыбели…

— Пошли отсюда! Надо поторапливаться!

Как же мне обрыдли все эти затеи! Довольно, посмеялся… Да и выпито изрядно, как ни верти… Куда денешься?.. Опять же шампанское… Все из-за вони, из-за внутреннего борения… Нет у меня привычки к спиртному… Только я все время вижу ее ноги… Вирджинии, то есть… Крепкие, мускулистые, розовые ноги мальчишки-подростка, так-то вот… Я, может быть, и хмелен, да благоразумен… Не какой-нибудь сатир… Ноги просто великолепные, загляденье, но девчонка скверная, с самой колыбели себе на уме… Порочность, растление — изначально… Омерзительные совокупления… Да, да, вот где корень зла!.. Я все видел собственными глазами! С Бигудихой! Комедия! Насмотрелся я за целый день, да уж!.. Такое вот познание бездны… Какие бедра!.. Десять, двенадцать лет… Бигудихе, скажем, пятьдесят… Волосы, между ног, седые совсем! Прелестная парочка… в упряжечке! Порок и криводушие!..

— Я буду звать вас Gollywoag! Шутейный Негритосик!

Слышали уже! Понаобещал Червивый!.. Вирджиния, сердце мое, терзающий меня ангел во плоти, Купидон, своей стрелой внутренности мне рвущий… То не раны, полученные в боях, — то муки, причиняемые совсем недавними уязвлениями… Все прочее не желаю видеть, пропади оно!.. Чтобы перестал трясти околдовывающим тряпьем!.. Но прежде всего — прочь из этой забегаловки! Тут все провоняло из-за него… Да и довольно уже швыряться луидорами… Я зануда? Сколько желчи!.. Это про самого веселого солдатишку в этой шараге!.. Ну, погодите, любезные мои подмастерья!.. Хотя в моих печенках и понатыкано шрапнели, я пока еще самый развеселый ухарь из всей компании. А какое веселье без выпивки? Я ревнив?.. Слова не скажу: каждому и всякому отдаю мою плутовку… Понятное дело, мучаюсь, горит все во мне… Я совсем изнемог не только из-за покалеченных рук и ног, но и из-за этой муки тоже! Посмеюсь в другой раз!.. Будет другое огненное колесо, другая война, и уж она все раздолбает… полетит все прахом!.. Уж тогда я не буду стесняться. Стану для начала генералом!.. Теперь-то я выбился из колеи… Хотя и есть во мне забавность, да худосочная — даже озлиться не могу… разве что куснуть мою бесстыжую плутовку, нахалку… Под клетчатой юбкой… Видел, как Бигудиха кусала ее без всяких церемоний… Любовные забавы посреди города, посреди сквера, у всех на глазах… Обе извивались, услаждались… Еще немного, и она увела бы мою беспутную крошку, прямо на Лестер-сквер, как дважды два!.. А у девчонки юбочка задрана аж до шеи… Под солнышком наставляла мне рога… Клетчатая юбчонка… Вот уж услаждались промеж себя, будьте покойны… Охальный разврат… Я теперь вроде как лунатиком заделался: чуть что, и снова мерещиться начинает… все эти картины, такие развратные, что хоть вой! Нет, нечего больше раздумывать!..

— Ну, так что мы здесь торчим?

Встаю. Довольно, пошли отсюда! Беру на себя руководство.

— О чем размечтался, Миллиард? — Это я его так… — О несметности?

Клал я на это отродье.

А он как раз и не думает вставать. Потягивает кофеек… Сомнений нет… трупным разложением смердит, потому как совсем рядом, вплотную стою, все время трусь о него… Нюхаю, нюхаю… а насмешки строят они… Знать, считают меня деревенщиной, какая шарахается из-за всяких пустяков… Смотрим друг на друга, мнемся… Мне по фигу… как решил, так и сделаю… Видят они, что со мной не поспоришь.

— Значит, уезжаете вдвоем? Опять двадцать пять.

— На край света, куманек?

Пусть не думает, что у меня затрясутся поджилки! Никогда еще не принимал решений более твердых. А ему охота донять меня угрызениями совести, измучить вздохами… Ах ты, гнилушка несчастная!.. Я покажу тебе, что значит твердая рука! Плохо знает меня светляк! На все я готов, чтобы спасти мою прокуду! Чтобы вызволить ее из плена черных чар, оградить от происков загробий!.. Ах ты, пустобрех погребальных подземелий! Давай-ка выйдем! Меж собой порешим, костяной пустозвон! Прочь! Я — человек честный: хочу умыкнуть, похитить, увезти ее! Избавить от власти корыстных очковтирателей!.. Убью всякого, кто будет путаться в ногах, будь ты хоть расфосфором, едри твою!.. На край света, сказал я!.. Голова кругом идет от пьянящей восторженности! Не от вина — от ума, от сердца, от крови, кипящей негодованием и любовью!

— Ведь мы уезжаем, дело решенное! Так ведь, Вирджиния?

Эта ветреница должна сказать свое слово. Слишком молода? Рассказывайте!.. Непорочна? Черта с два!.. Погубить меня можно в любом возрасте. Она должна тотчас же обещать… Умоляю ее, заклинаю… Тут нужна полная ясность… Пусть самолично спровадит этого страшилу… Не через десять лет, а прямо сейчас… Пошел он к едрене фене, к Нельсону, Пепе, Ахиллу! Потрясный будет номер: мертвяк-светляк… Но тут — пошел прочь, напрасно стараешься! Только потравил всех, до одури довел!

— Скажите ему, Вирджиния! Вы хотя бы скажите: вышибли его, ему вылетать! Мы, дескать, так решили!

Нарочито громко говорю, чтобы ему слышно было…

— Все, конец так конец! — отвечает он, накладывает себе в тарелку крупной клубники и давит ее… Получаются алые лепешечки.

Ох, сыт я по горло этими его намеками!

— Гниль ты, и ничего больше! — кидаю ему.

— Отчего это вы взъелись на меня, Фердинанд? — возражает он. — Хладнокровие, хладнокровие!.. Держитесь прилично! Хлад-но-кро-ви-е! — блеет, скрежещет он. — Хочешь хладнокровия, Фердинанд?

И пошло-поехало, взыграл… Ни капельки не обиделся… Напротив того, никогда еще не видел его в таком ударе… Полон замыслов, сплошь да рядом гнусные недомолвки.

— Я повстречал вас, дорогие мои, и уже не отпущу от себя. Увидите, какой дивный подарок я сделаю вам! Клятвенно обещаю! Вам крупно повезло, ангелочки мои! Ведь вы не откажетесь принять?

И ну мерцать огоньками, фосфорно засветился сверху донизу… Лохмотья, голова, руки… И снова заерзал, задергался… И вдобавок ко всему дух… едкий, тяжкий…