Банда гиньолей

Тогда этот громила озлился, соскочил с бочки, вновь вскочил, начал поносить их самой непотребной бранью, потом схватил меня за руку и потащил прочь — решил потолковать с глазу на глаз…

Привел меня на самую корму, обогнул штурвал и затащил в совсем маленькую каюту. Своим дородным телом он заполнил все внутреннее пространство, всю конурку. Затворил дверь, придавил меня к переборке и прорычал прямо в лицо:

— Money? Money? How much?

Он желал знать в точности, какой суммой я располагаю. Я не собирался лгать.

— No money!

Но у меня был последний аргумент — мой поручитель.

— Prospero! Prospero! Money!

Ни слова лжи: он обещал.

Он замотал головой — не верил.

— Papers? Papers? You got papers?

Я пытался несколько смягчить его, дать почувствовать щекотливость моего положения: мы собираемся пожениться как можно скорее, как только сойдем на берег, таков нерушимый договор между нами… Мне хотелось расположить его к себе…

— Yop! Yop! — оборвал он меня. — No females! No females on board! Никаких баб на борту!

Безжалостная сволочь, резал меня без ножа, но я не собирался бросать Вирджинию, только не это! Он пользовался моим безвыходным положением…

— Гы! Гы! Гы! — загоготал он мне прямо в лицо. Гыканье шло у него от нёба… Какое-то мерзкое бульканье… Словно какая-то огромная рыба… Ему было плевать на все.

— Гы-гы! Гы-гы!

Приглашал меня посмеяться с ним, но я не испытывал желания.

— No passport? — хрипел, рычал он, покатываясь со смеху. — Passport! Гы-гы! Гы-гы!

Он пялился на меня, наклонившись совсем близко, едва не уткнувшись мне в лицо своей мясистой нюхалкой. Огорошил я его своим семейным путешествием.

— No? No? No money? Impossible!

— Почему же невозможно? — упирался я.

— Woman nо! Old gaga no! Ни женщины, ни старикашки!.. «Гы-гы! Гы-гы!» По-моему, очень жестокие условия…

А вот меня он готов был взять.

«You! Вы!..» Против меня он не возражал, готов был принять в судовую команду.

«With other guys! Hop! Crew! Crew! С другими парнями — опа! — на борт!..» Снизошел. Он отстукивал по столику бойкую дробь, насвистывал… очень, страшно довольный собой, и тут трахнулся башкой о потолочную балку, да так, что едва не расколол: низковат был потолок для него. Согнулся в две погибели, но отстукивать продолжал… «тук-тук-тук! тук-тук — тук!..» Доволен был, что взял меня в команду — обошел-таки!.. Уже видел меня мысленно скрюченного, немощного, выбирающего шкоты фоков на реях. Все же лучше, чем ничто. Пусть хоть так… Он соглашался взять меня, но только без Вирджинии и Состена… Тут он остался незыблем… Какой удар!.. Я вновь сунул ему под нос мою искалеченную, иссеченную шрамами руку, чтобы не оставить ему никаких иллюзий: жалкая развалина — культя похуже, чем у него, да без крюка — и к тому же полный идиот…

Ну и что? Что из того? Пустяки!.. Приходи без всяких, но один!.. Он принимал меня таким, каков я был… Давай в Америку, в Ла-Плату… Он заплатит, чтобы мне приладили крюк — обещано, заметано!.. Он сулил мне безбедную жизнь…

Стоя нос к носу со мной, он теребил мне шрам на руке и рычал: «The war! The war! Война! The war! Гы-гы-гы!..»

Он причинил мне боль нестерпимую, притиснув так, что деться мне было некуда. Я орал еще громче, чем он сам. Это забавляло его все больше, он тискал меня все свирепей. Я надрывался от крика. При виде моих корчей он приплясывал на месте как сумасшедший… Сейчас возьму, да укушу его за подщечник, чихать мне на его силу!.. А он как раз решил снова похвастаться ею: скинул меня со столика — плюх! — подцепил сзади за штаны — цоп! — и одним рывком — оп! — вздернул, как чурку… Потрясенный, я выразил ему свое восхищение — слов не нахожу!.. — поцеловал и полюбопытствовал:

— Ну, так что, теперь порядок?

Мне хотелось покончить с этим, мы уже бог знает сколько времени торчали в каютке. Собравшиеся на палубе, верно, задавали себе вопрос, чем мы могли там заниматься. По всей видимости, он раздумывал, отрыгивая прямо мне в лицо. Так он размышлял некоторое время, и вдруг его осенило:

— You are nо cook? Стряпать умеешь? All frenchmen are cooks! Все французы стряпают!

Блистательная мысль!

— Oh yes! Oh! Yes! — поспешил я подтвердить. Чем я, в конце концов, рисковал?

— Good! Ah! Good! Fine!

Он с такой силой трахнул меня по плечу, что без малого не вывихнул руку. Надо полагать, на судне кормили не яичным суфле — как-нибудь справлюсь. Это меня устраивало в высшей степени!

Я снова заладил: «Плить! Плить!..»

— Еще бы, дорогуша! Обожаю тебя! Йэх! Йэх! Certainly! Ура мне, ура! Что угодно, лишь бы убраться отсюда… Куда как лучше! Буду на «Хамсуне» тише воды, ниже травы… Такой шанс представляется раз в жизни!.. Как только сойду на берег, займусь Америкой вплотную. Уж я использую «new chances» и свои способности! Здесь уже нечего было делать, все дышало недоброжелательством. Не было никакого расчета оставаться. Надо было сматываться — и точка… Поднимать паруса в буквальном смысле слова. Все складывалось чудесно! Уж я не стану колебаться.

— Значит, к нам, без никаких! Goddam! Cherry, о Frenchy!

— I'll be here, skip! I'll be here! Буду здесь, шкипер! Буду здесь!

Решено! Железно! Обменялись рукопожатиями. Лихой морячок! Буду здесь в eight fifteen! Отплытие в четверть девятого! По рукам! O'clock, и как там еще! Ура! Новая жизнь!.. Но это еще не все: пусть катятся подальше мадемуазель со стариканом. К черту эта обуза!.. Танцуем ригодон!.. Пусть проваливает старикан, пусть проваливает девчонка! Пусть идут тешиться вдвоем! Новая жизнь. Лавочка закрывается. Держись, дело окончательно решенное.

Поднимусь на борт один. Я принят в команду, черт бы меня побрал! Никаких стеснений, никаких сомнений, никаких половинчатых решений. Из-за этих двоих у меня будут одни неприятности. К черту вещички! Мне ясно видится моя судьба. Счастливо оставаться!.. Не желаю мучиться более из-за своего доброго сердца. Да здравствует будущее, неистовая юность!.. Прощайте, этим вечером я уезжаю.

Я бросился было прочь, но он удержал меня… Я хотел сбегать купить себе рубашку, но он схватил меня за культю и показал на весь собравшийся здесь и сидевший на корточках народ — матросов, докеров — который, окружив бочку, ждал пояснений. А у трюмных люков появлялись все новые лица… Акробаты на вантах тоже ждали решения…

Задрав голову к вершинам мачт, чтобы всем-всем было слышно, он прокричал: «Froggy on his way, froggy on the list! Лягушатник плывет с нами!» От самых недр до кончиков мачт загремели такие оглушительные крики «ура!» и «виват!», что содрогнулось стоявшее в отдалении судно… в бухте поднялось волнение, и даже по реке побежала рябь.

Я казался таким нелепым, что люди хохотали во все горло, от вознесенных в небо макушек мачт до самой воды. Двое так корчились от смеха, что упали за борт. Свет не видывал ничего более уморительного, чем моя особа, включенная в судовой список. Все — черные, желтые, коричневые, зеленые — точно старались перехохотать друг друга, весь экипаж поголовно потешался надо мной, но это не слишком смущало меня: случается и пострашнее. Правда, некоторые улыбались мне, может быть, хотели обнять… «Эх, вы, дурачье!.. Смеетесь? Ну что ж, и я посмеюсь! Хорошо смеется тот, кто смеется последним! Смейтесь!.. Вы еще ничего не видели, олухи, болваны, наглецы! Жалкие каторжники бурь, вы будете лопать мою стряпню! Пальчики оближете! Погодите, найдутся крысы, которые будут лакомить вас соусом «Шалот», биточками «Гаспар»! Ждите-дожидайтесь, голуби мои!»… Вот что я думал, глядя на этот сброд: еще повстречаемся! «Бу-у!» — промычал я — отплатил этим скотам их же монетой… «Эй, шпана! Лягушатник клал на вас, на всех до единого!» Только не так, как они, — спокойно! Вечером свидимся, вот тогда поглядим… Насмешники сраные! Хотите потягаться? Без возражений! За кого принимали себя эти вонючие пентюхи?.. Я орал на шкипера и его бандюг! Видывали мы таких ухарей с наколками! Вот так-то… Они думают, с сопляком имеют дело… Этот сопляк приготовит им небольшой сюрприз!.. Я вам не из детского сада, и думать забудьте!.. Злость во мне кипела, аж в глазах потемнело. Хотел бы я видеть этих выпивох под заградительным огнем! Поди, наклали бы в портки. Еще разок передразнил их: «Бу-у!.. Бу-у!..» До скорого, лопушки! Ну, напугали вы меня… Да вам только воробьев пугать! Поглядим, что у вас выйдет, а я поплыву!.. Подать мне Америку и Ла-Плату в придачу! Все пакости останутся здесь, а это дорогого стоит…