Хуан и Хуанита

Так или иначе, а Хуаните и дону Хуану было абсолютно наплевать, что там у каждого было раньше. Честно говоря, дон Хуан не совсем понял о чем толковала Хуанита, когда поминала Пеле. Ему казалось, что это какой-то сорт кофе. А Хуанита, когда дон Хуан спал, собрала по всему дому его семейные фотографии и засунула их в шкаф. Трубку тоже брала она, слушала, что там бормочет какая-то истеричная стерва, но ничего не отвечала. Дон Хуан ухмылялся и снова тащил ее к станку - так он это называл. Большой забавник был этот дон.

Слуги на гасиенде уже пообвыклись к бурной деятельностью дона и его молоденькой пассии. Все самые мелкие подробности событий были обсуждены, подсчитан каждый вскрик и тщательно осмотрено тело молодухи, благо та практически не носила одежды. Вот только обсудить все это было больше не с кем. Занятная история не имела дополнения - а как на это реагирует (если вообще реагирует) благородная сеньора?

Кухарка, по слухам знакомая с колдовством, зарезала не одну черную курицу, пытаясь по сердцу узнать о событиях в Гаване, но птицы попадались несведущие и новости приносили крайне противоречивые. Когда поедание курятины всем надоело, та же кухарка набралась смелости и в первый раз нарушила запрет господина - позвонила своей дочери в столичную резиденцию дона Хуана.

На осторожные расспросы были получены самые подробные ответы, а так как у баб язык без костей, то кухарка, несмотря на самые строгие обеты хранить молчание, поделилась всеми подробностями деятельности дона Хуана на гасиенде. Она так живо описывала постельные утехи парочки, а глупая девчонка так громко сообщала их столпившейся вокруг прислуге, что глухая и слепая к слугам дона Магда вынуждена была найти кухню и положить конец творившемуся в ее доме разврату. Вырвав у остолбеневшей дуры телефон и послушав яркий рассказ о том, как ее муженек развлекался с какой-то проституткой в ванне, дона Магда побледнела, потом покраснела, положила трубку и молча вышла из кухни.

Живя в придуманном мире благородных героев и гордых красавиц, сильных и чистых чувств, получивших церковное благословение, тихих семейных ценностей, где топот детских ножек становится главным достоянием, а муж ограничивается целомудренным поцелуем в лоб, где два голубка, воркуя, доживают до глубокой старости с мире и согласии, дона Магда была счастлива. Не хочется ничего плохого говорить об этой женщине, была она неплохой женой, великолепной матерью, но увы, глупость тоже заслуживает наказания.

Бури и слухи обходили ее стороной, да и кто мог выковырять ее из скорлупы дома и семьи? Ветер дул за окном, из резиденции она никуда почти не выходила, только в магазины. Настоящих подруг у нее не было, а тот, кто с ней общался, не находил в себе силы с ней посплетничать - дона Магда поджимала губы и заявляла, что все это грязно и отвратительно. Собственно, высокосветские стервы и не заслуживали другого к себе отношения, но ведь и дона Магда была такой же богатенькой сучкой. Богу богово, а кесарю кесарево. Словно проклятие тяготело над семьей Меридо - сладкий горошек мечтал попасть в острый капустный салат.

Раньше дона Магда не задумывалась о подружках мужа. Узы брака священны и она всем сердцем верила, что преступившего церковную клятву тут же поразит небесная молния, а заодно и ту развратницу с которой он делит ложе. Однако, как оказалось, Господу были не очень интересны похождения грешника Хуана и он не торопился метать молнии. Божьего провидения хватило разве только на то, чтобы открыть ей глаза на все происходящее, но дона Магда отнюдь не благодарила его за это. Лучше бы было, если бы он не посвятил невинную душу во все это и наказал дона Хуана самолично, втихаря что ли. Болезнью, слабоумием, безвременной кончиной, тогда бы дона Магда стойко приняла кару Господню, истово замаливая в церкви свои и его грехи.

И вот в один день странный человек постучался в дверь резиденции дона Хуана. Он попросил передать доне Магде записку и когда та с трудом разобрала его каракули, то приказала впустить его в гостиную. Гость был достаточно молод, одет в вызывающую одежду трущобных мачо, но в нем уже трудно было признать нашего Пеле. Где он шатался в последние дни после потери Хуаниты неизвестно, но лицо его словно лишилось красок, а глаза смотрели безумно. Он и раньше не был особенно умником, а теперь, когда его дружок смертельно заболел, вряд ли можно было ожидать от него путных поступков. Но видимо дьявол, прости нас Господи, взял на себя попечение над несчастным.

"Я знаю где они", - заявил Пепе доне Магде. "Кто?" - холодно спросила она, видимо еще не до конца осознавая в какую историю ввязывается. Уж если пустила черта за порог, то не играй с ним в высокомерие. Сумасшедший Пеле вытащил свой тесак, приставил доне Магде к горлу и еще раз повторил, что он точно знает где они. Нож не произвел на хозяйку никакого впечатления. Под желтой коркой ее спокойствия бушевала ненависть под стать безумию этого хлыща.

"Отлично", - сказала дона Магда, - "и что же он от нее хочет? Денег? Машины?" Съехавший с катушек Пеле тогда только рассмеялся. "Деньги!" - орал он. - "Как я любил эти деньги! Они были моей жизнью! На них все и всех можно купить! Но оказывается на них нельзя купить такую сущую мелочь, которой обладают даже последние бомжи в грязной подворотне!"

"И что же это такое?" - равнодушно спросила дона Магда. Ей было наплевать, что там Пеле не может купить за деньги. Она прекрасно знала, что за деньги можно все, главное - угадать цену. "Раздевайся", - приказал тогда ей сумасшедший.

В другой момент своей жизни дона Магда испугалась бы, закричала, позвала слуг, но не сейчас. И вовсе не нож у горла пугал ее. В том-то и дело, что она перешла порог, за которым ничего не могло тронуть ее погибшую душу. Дон Хуан развлекается с какой-то молоденькой сучкой, забыв о детях, о жене, о церкви, о святых обетах и обязательствах? И никто не осуждает его за это, никто не сыпет проклятий и молний, не остановит его сердце? Прекрасно! Тогда и дону Магду ничто не остановит познать всю бездну греха.

Вот только греха никакого не было. Для Пеле не существовало больше никаких женщин и даже распростертая на ковре жена его врага не вызвала не единого движения у него в штанах.

"Вот что не купишь!" - орал он ей в ухо. - "Желания! Желания! Желания! Приготовься похоронить своего муженька! Закажи закрытый гроб для ста кусков мяса, на которые я его разрежу!"

Он всегда любил похвалиться, этот безумный мачо Пеле. А дона Магда лежала под потным, вонючим мерином и смеялась. Ей еще никогда в жизни не было так весело.

Парочка тем временем продолжала развлекаться и была не в курсе надвигающихся событий. Впрочем, в подлинной страсти нет и толики развлечения. Это словно смерть. Сладкая, многократная смерть, а в смерти, поверьте мне, нет веселья. Уж я вам говорю точно. Для умерших день не отличается от ночи, а вся еда на одни вкус. Им ничто их родные и друзья, и глаза их закрыты серебряными монетками. Не возлюби жены ближнего своего, заповедовал нам в безмерной мудрости своей Господь наш, но мало кто понимает значение этой мудрости, даже святоши в храме, которые на дню по сто раз отпускают такой грех кающимся. Да разве Ему интересно, что там какой-то Хуан возжелал сотворить с какой-то соседской Хуанитой? Не о том Он говорил в Нагорной проповеди. Я не поп, чтобы читать вам проповеди, до всего доходишь жизнью, а в жизни все надо испытать. Возлюби, но не возжелай, вот истина заповеди.

Так вот, нашим любовникам уже надоедало сидеть взаперти в захолустье, валяться голышом на пляже и вдвоем пить текилу. В конце концов, оба они были молоды и кровь требовала еще и других развлечений. Дон Хуан долго уговаривал Хуаниту поехать в Варадеро, а та почему-то колебалась. Гавана была ей привычней - стоит свернуть с площади Хосе Марти в узкий переулок и вот ты уже на родной помойке, где воняет, где крысы, но где все такое знакомое и родное.

Но не только ностальгия мучила девушку. Она ревновала. Ревновала дона Хуана к красивым, молодым, богатым шлюхам, вьющихся на шикарных пляжах, в богатых ресторанах, словно мухи над очистками. Да и как дон Хуан собирается представить ее своим друзьям? Буэнос диас, сеньоры, имею честь представить вам мою очередную шлюшку? Раньше, когда Пеле подпихивал ее под богатеньких кобелей, ни о чем подобном она, конечно, не думала. Это была работа. На Кубе все работают, только проклятые гринго развлекаются в кабаках Фуэнтоса. Остальные вкалывают до кровавого пота, вырубая сахарный тростник на плантациях, подыхая от жары на фабриках, прислуживая, стиснув зубы, богачам в гостиницах и ресторанах или изображая пылкую страсть, расставив ноги и мечтая впиться подонку в мясистое ухо.