Догма кровоточащих душ

Затем в ладони вонзились тысячи острых лезвий, ловушка внутри игрушечного медведя активировалась, и ее стальные челюсти сомкнулись на руке убийцы. Бешено вращающиеся пилы вгрызлись в запястье, с отвратительным визгом взрезали кожу и мышцы, располосовали сосуды и вонзились в кость. Потоки крови заливали неистово работающий механизм, горячая липкая жидкость разбрызгивалась по всей комнате, усеивая стены, потолок и пол темными пятнами. Словно горячий душ обрушился на лицо и грудь Акуми, но она не могла сдвинуться с места, пригвожденная к кровати бессильным ужасом.

Черный человек отшатнулся, дернулся, воющая пилами игрушка полетела вбок, в непроницаемые лужи тьмы, разлитые тут и там по комнате. Он поднес обезображенную культю к лицу, похожую на нервно изжеванный кончик ароматической палочки, попятился, ударился спиной о стену и сполз по ней на пол.

Человек не проронил ни звука, хотя боль должна была быть адской. Стонала лишь Акуми. Ей казалось, что на ее ладонях развели жаркий огонь. Нечто вязкое стекало к локтям.

Вой затихал. Ловушка, валявшаяся где-то на полу, теперь только взрыкивала, словно множество циркулярных пил, насыщенные человеческими кровью и плотью, сыто отрыгивали электрическое пойло своих аккумуляторов. Медведь Эдвард, от которого остались лишь клочки плюша на ощетинившемся лезвиями теле, да голова с большими мохнатыми ушами, взирал на сидящего человека большими глазами-пуговицами.

Все кончено. Боль не приходила, но Бензабуро чувствовал, как жизнь щедрым потоком вытекает из разорванного запястья. И ему чудилось, что с каждым толчком крови, которую глупое сердце продолжало упрямо выталкивать из тела, вокруг становилось немного светлее. Точно наступал долгожданный рассвет. Лучи утреннего солнца пронизывали комнату, и в них ощущался легкий зимний морозец, запах свежевыпавшего снега.

Затем дверь в комнату открылась, внутрь заглянула Айки, улыбнулась Бензабуро и спросила:

- И долго ты так собираешься сидеть, милый?

Убаюкивающее тепло поднималось от кончиков пальцев ног, постепенно укрывая все тело негой и дремой. Глаза слипались. Не хотелось шевелиться.

Айки вошла в комнату, осторожно неся свой огромный живот, уже не помещающийся под тоненьким халатиком, и тронула Бензабуро за плечо:

- Так не пойдет, милый! Пора вставать! У нас еще много дел.

Бензабуро открыл глаза. Лучи солнца щекотали шею и висок. Лицо Айки было совсем рядом. Только теперь Бензабуро увидел, как много на нем веснушек. Целое море веснушек.

- Давай мне руку, - сказала Айки. - Я помогу тебе встать, лежебока. Ну, давай!

У нее оказалась неожиданно сильная хватка. Она легко подняла Бензабуро, подхватила его за пояс, не давая вновь сползти на пол.

- Нет, нет, милый, тебе больше туда не надо. Пойдем со мной. Постоишь сейчас под душем, я приготовила тебе завтрак. Ни о чем не беспокойся, все уже кончилось. Все кончилось хорошо.

Тугой живот Айки упирался в Бензабуро, и ему показалось, что он почувствовал как там шевельнулся ребенок. Их ребенок.

- Мне было очень плохо, Айки, - пожаловался Бензабуро. - Без тебя мне было очень плохо.

- Пойдем, милый, - улыбнулась Айки. - Больше мы никогда не расстанемся, я обещаю тебе.

Они сделали шаг к двери, а там, на пороге возник старый знакомый.

- Что с ней? - обеспокоено спросил Ошии.

Бензабуро оглянулся через плечо на спящую Акуми.

- С ней все хорошо, господин Ошии. Я позаботился.

Ошии схватил его за руку и с чувством потряс ее. Глаза его заблестели.

- Благодарю вас, господин Бензабуро. Благодарю вас. Я перед вами в неоплатном долгу. О, извините! Это ваша жена?

- Да, жена, - Бензабуро крепче прижал к себе покрасневшую Айки.

- Очень приятно познакомиться, очень приятно познакомиться, госпожа...

- Айки, - сказала Айки.

- Госпожа Айки. Очень надеюсь, что наше знакомство будет продолжаться, - Ошии пожал руку Айки. - Я вижу, что вы ждете прибавления...

- Да, - сказала Айки и погладила живот. - Скоро. Совсем скоро. Ну, не будем вам мешать, господин Ошии. Передавайте от нас большой привет вашей супруге.

- Удачи, - сказал Бензабуро и подмигнул.

А за порогом начинался пляж. Индиговые волны неторопливо наползали на белоснежный песок, шапки пены укрывали лежащие тут и там морские раковины, затем вода отступала, и лишь крошечные струйки продолжали вытекать из розоватых завитков покинутых моллюсками убежищ.

Соленый ветер приятно холодил кожу лица. Айки расстегнула халатик, и бриз подхватил легкую ткань, взметнул ее в небо, как цветастого воздушного змея. Айки засмеялась и потянула Бензабуро за собой.

- Пойдем, пойдем, милый!

- Куда?

- Разве ты не видишь? - смеялась Айки. - Разве ты не видишь?

И тут Бензабуро увидел...

22

Стандартная кабина управления сервисного "меха" рассчитана на двоих. Почти весь объем рубки занимают чертовски неудобные ложементы, в которые приходится влезать чуть ли не ползком, извиваясь в тесном промежутке между нависающей панелью управления и торчащими отовсюду переключателями и рычагами.

Каби посветил во все углы фонариком, но оттуда таращились все те же серые шершавые приборные доски, усеянные кнопками и пыльными индикаторами.

- Ну что? - спросил Ошии.

Каби вздохнул:

- Слишком мало места, шеф. "Мех" унесет только двоих. И кто их так проектировал?

- Мы, - сказала Ханеки.

- Не мы, - возразил Дои и поморщился. Каждое произнесенное слово отдавало в голове ударом поминального колокола. - Нас еще здесь и в помине не было. Это же самая первая серия.

- Ходячая колымага, - Каби вылез наружу и присел на подъемнике. После тесных внутренностей "меха" даже в замкнутом пространстве энергостанции дышалось намного легче.

- Не обижай ее, - Ошии погладил ледяную лапу машины. Нелепая крупная голова с торчащими ушами прожекторов, посаженная на стандартную трансмиссию, длинные ребристые шланги манипуляторов и узкие прорези с заглушками, полосующими серое тело замысловатым тату, - система охлаждения. - Выглядит уродливо, но надежна в работе и безотказна.

Каби посмотрел на Ханеки, открыл было рот, но передумал и промолчал.

- Все равно кому-то придется управлять катапультой, - сказал Дои.

Все помолчали. Предстояло решить - кому идти, а кому оставаться. Причем расклад выглядел так, что шансы выжить и у тех и других оказывались более чем неопределенными.

- Я не умею управлять "мехом", - нарушила тишину Ханеки.

- Зато ты самая маленькая, - возразил Каби. - Где поместятся двое, там можно втиснуть и третьего. Так ведь, шеф?

Ошии смотрел на Каби, на Ханеки, на Дои. Вот они и подошли к той точке, где кому-то придется остаться. Кому-то придется остаться. Как это высокопарно именуется - пожертвовать собой? Положить собственную жизнь на плаху во имя жизни других? Или он, Ошии, преувеличивает пафос момента? Кто знает, что происходит наверху? Возможно, что именно здесь сейчас самое безопасное место...

- Ханеки и Дои останутся, - решил Ошии. - Мы с Каби выберемся на поверхность и проведем разведку. Во всяком случае, мы обязательно вернемся за вами.

- Правильно, - сказал Дои.

- Согласна, - кивнула Ханеки и поплотнее закуталась в плед, тщетно пытаясь скрыть озноб. Было страшно. Да что там, было просто жутко. От неизвестности. От того, что ей придется остаться здесь. Вполне вероятно - навсегда.

Каби вытер со лба пот и спустился вниз. "Мех" угрюмо взирал на стоящих между стальных лап людей.

- Нам туда, - показал Дои, где за выступами силовых генераторов высилась рубка аварийного управления. Сквозь тусклый блистер просвечивали редкие огоньки дежурного освещения.

Ханеки отвернулась, но не для того, чтобы взглянуть на их (последнее) с Дои пристанище, а чтобы просто-напросто не разреветься, не распустить нюни, как выразился однажды Каби. Я все понимаю, я все понимаю, твердила себе Ханеки, хотя ничего она не понимала. Да и что можно понять в механической сцепке событий? А главное - что можно сделать вот этими слабыми женскими руками?!