Иудино племя

Когда до капота машины оставалось всего несколько сантиметров, он резко выпрыгнул с места вверх. Лобовое стекло ударило по ногам. Падая вперед, Никита мгновенно сгруппировался и в кувырке перекатился по крыше. Ноги соскользнули на багажник, потом на асфальт. И все это происходило помимо сознания, как будто кто-то управлял его телом.

Никита сидел в луже и тупо разглядывал свою лопнувшую по шву кроссовку и порванные джинсы. В ушах звенело, по всему телу разлилась противная мятная слабость. Бок саднило. Вокруг неожиданно оказались люди, которых только что не было. Предлагали помочь, вызвать «скорую», милицию. Никита отказался. С ним все в порядке, «скорая» не нужна, а что толку с милиции, все равно никто ничего не видел. Кто-то возразил, что есть свидетели, его чуть не сбила светлая «шестерка». Но он настаивал: виноват сам, задумался, зазевался, не заметил машину.

Зеваки пошумели еще немного и разошлись. Никита встал, его качнуло, но через секунду окружающий мир вернулся в фокус. Прихрамывая, Никита вернулся к церкви. Сторож закрывал заднюю калитку ограды.

- Отец Максим уже ушел?

- Бегите к воротам, может, успеете, если еще не уехал.

Быстрым шагом Никита пересек церковный двор. Священник, подобрав полы рясы, садился в машину.

- Батюшка, подождите, пожалуйста, - крикнул он.

Отец Максим вышел, шагнул в круг света от фонаря, взглянул на Никиту и перекрестился.

- Что с вами случилось, Никита? – спросил он. – Ну-ка, садитесь в машину.

- Я грязный и мокрый.

- Не беда, садитесь.

Морщась от боли, Никита забрался на переднее сиденье.

- Я отвезу вас домой, а вы рассказывайте. Или вам надо куда-нибудь в другое место? В травмпункт, например?

Он только головой покачал. Горло сдавил спазм.

- Никак не успокоиться? А вы помолитесь. И я с вами.

Никита зашептал благодарственный тропарь, украдкой поглядывая на духовника. Тот вел машину, глядя прямо перед собой на дорогу, губы его шевелились. В свете уличных фонарей узкое лицо с впалыми щеками и глубоко посаженными темными глазами казалось похожим на древние иконописные лики. На нем ясно читалась тревога – и твердая уверенность, что с помощью Божией все непременно устроится. Никите стало легче. Слова молитвы, которую он знал не слишком хорошо, словно подсказывал чей-то спокойный, ясный голос.

Он воздохнул глубоко и начал рассказывать. Все с самого начала. Машина давно уже стояла у его дома, а он все еще говорил.

- Храни вас Господь, Никита, - выслушав, священник медленно перекрестил его. – Я понимаю так, что раньше вы еще согласны были оставить все это дело на управление Господне, но теперь…

- Боюсь, что не смогу. Господь, Он, конечно, управит, но ведь на земле Он через людей творит Свою волю. Не на милицию же надеяться.

- Так-то оно так. Только, прошу вас, не берите на себя роль судьи, а тем паче палача.

- Я понимаю, батюшка, но мне трудно бывает отделить грех, который нужно судить, от человека, которого судить нельзя.

- Вы видели когда-нибудь человека изнутри? Например, вскрытый труп?

Никита вспомнил морг, и его передернуло.

- Слава Богу, нет.

- А я по мирской профессии врач. Поэтому видел. Знаете, в человеке столько всякой дряни внутри. Но ведь это же не сам человек. Вы же не будете осуждать свой организм за то, что вам необходимо время от времени посещать уборную. Человек поврежден, и душа его, к сожалению, не способна жить без греха, как и тело без отходов. Главное, вовремя очиститься.

- А если он не хочет очиститься? – горько усмехнулся Никита. – Если ему и так неплохо?

- Это только кажется, что неплохо. Богато, сыто, удобно – да, может быть. Но не более того.

- Многим вполне достаточно.

- Но не вам, да? И слава Богу. А их пусть Он судит. Если вы не можете, как теперь говорят, отделить мух от котлет, не беритесь. Вас проводить?

- Нет, не надо. Я попытаюсь… отделить мух. Благословите, - Никита протянул сложенные руки.

- Бог благословит. Только учтите, что на дело благое – остановить, а не чинить суд и расправу.

Никита вошел в квартиру и хотел сразу прошмыгнуть мимо кухни в ванную, но Света вышла ему навстречу.

- Что, опять некрофилия? – вскинув брови, спросила она.

- Примерно, - кивнул Никита, стаскивая мокрые джинсы. – Только на этот раз чуть не поимели меня. Переоденусь и расскажу.

                                               * * *

Евгения взяла трубку сразу, словно держала в руках.

- Я никого к тебе не посылала, - удивилась она, выслушав Никитин рассказ. – Вот как раз хотела позвонить, узнать, как дела, а тут твой звонок, просто телепатия. Ты говоришь, тебя чуть не сбила светлая «шестерка»? А не могла ли это быть та самая?..

- Которая ехала на вас? Не знаю. Странно это все. Ломаю голову, кажется, что вот-вот пойму, в чем дело, и все равно ускользает. Скажите, Евгения Григорьевна, только честно. Вы на даче не писали Диме записку, чтобы он был осторожен?

- Нет? А что, кто-то писал?

Никита замямлил что-то невразумительное. Он и так рассказал Евгении слишком много. Поменьше надо бы болтать. Хватит уже того, что он во всем сознался Светке. Будет теперь за него переживать.

- А вам не показалось ничего странным за ужином? Когда чай пили?

- Пожалуй, нет, ничего, - задумалась Евгения.

- Это может быть связано с мороженым, - никак не хотел отказаться от своей занозы Никита.

- Нет, Никита. Правда, мне показался немного странным Маринкин муж. Когда он пошел посмотреть распределительный щит и вернулся. У него было такое выражение лица, как будто… Не знаю, как и сказать. То ли злорадное, то ли довольное. Странное, одним словом. – Евгения помолчала и спросила осторожно:  - Как там мои братцы с сестрицей, подали иск?

- Точно не знаю, но, кажется, уже готовы.

Он обещал перезвонить, когда что-нибудь станет известно, и выключил телефон.

- Разумеется, она ничего не знает. Честно говоря, когда она рассказала, как ее чуть не сбила машина, у меня мелькнула мысль, что это она могла написать записку Диме. И ее решили убрать. А не из-за завещания. Тогда все было бы более или менее понятно. Сначала она, потом Дима, потом я.

- Я же говорила! – все-таки не удержалась Света. – Говорила, что боюсь за тебя. И не зря.

Вопреки Никитиному ожиданию, узнав, что произошло, она не стала ахать и охать. Собрала в охапку грязную одежду и молча унесла в ванную. Оттуда она вернулась с ватой и йодом, причем веки ее слегка припухли.

- Ладно, проехали! – махнул рукой Никита. – Как там насчет ужина?

Света поставила перед ним и перед собой по тарелке тушеной картошки с грибами и овощной салат. Маша, подперев голову рукой, сосредоточенно терзала исходящую паром и соком котлету.

- А ты почему котлету не ешь?

- Да так, не хочется, - невыразительным голосом ответила Света. – Или чтоб тебе веселее было пост блюсти.

Может, Никите и хотелось бы это прокомментировать, но он благоразумно воздержался.

- Мань, ты закончила? – вместо этого поинтересовался он. – Давай я тебя в комнату отнесу.

- Кит, прекрати таскать ее на руках! – возмутилась Света. – Ей ходить надо больше, хоть по стенке, хоть на костылях, хоть как. А ты ее балуешь.

- Может, просто завидно? – невинно предположил Никита, подмигивая Маше.

- Завидно, завидно! – взвизгнула Маша, хлопая в ладоши и карабкаясь Никите на спину. – Н-но, лошадка!

Доставив девочку по назначению, он вернулся и сел за стол.

- А где компот? – спросил он сварливо.

- Кефира попьешь, морда, - вяло улыбнувшись, Света подошла сзади, обняла, положила подбородок ему на макушку. – Так значит, тетка говорит, что никого к тебе не посылала?

- Да. Никого не посылала, записку не писала. Короче, сидит тихо и починяет примус. Очень интересно, кто же это все-таки такой… расторопный?

- Знаешь, Пинкертон, зато ты какой-то очень медленный. Как модем на три тысячи бит. Определись сначала с картиной преступления, а потом уже будешь подозреваемых вычислять.