Страница 27 из 45
Моржи спокойно спали, пригретые солнечными лучами. Льдина тихо плыла в Чукотское море. Расстояние между льдиной и вельботом медленно сокращалось.
На носу в напряжении застыли охотники. Стрелки ожидали знака Утоюка. Залп должен быть одновременным, чтобы не спугнуть раньше времени моржей, а винтовки должны бить наверняка.
Наконец Утоюк сделал едва заметный знак, и тишину моря разорвал сухой треск. Неуклюжие на вид животные с удивительным проворством потянулись к воде. На месте остались два моржа. Можно было бы сделать ещё один залп и оставить на льдине ещё пару, но это ни к чему: всё равно вельботу больше двух моржей не поднять. Оставшиеся в живых моржи с громким плеском нырнули в воду.
Вельбот подошел вплотную к льдине, и охотники закрепились. Моржи были большие, матерые, мясо у них жесткое, но жира много. Их кожа покрыта большими бородавками и шрамами — много пожили морские великаны. Бело-желтые клыки почти наполовину источены и покрыты темными трещинками.
Без излишних разговоров охотники взялись за разделку. Большими ножами надрезали кожу и сдирали вместе с жиром. Руки по локоть погружались в окровавленный жир, и надо обладать большим искусством, чтобы вместе с мясом не срезать палец соседа.
Матлю тем временем нашел на льдине лужицу пресной воды от талого снега, налил чайник и поставил на примус. Моторист Ненлюмкин выбирал куски полакомее и клал в большую кастрюлю.
Льдина медленно кружилась и двигалась на северо-восток. Моржи ещё не успели остыть, и тяжелый дух свежего мяса паром поднимался над льдиной. Таю казалось, что весь пролив заполнен этим радостным запахом удачной охоты — пар туманом нависал над морем, затягивая береговые скалы.
— Туман идет! — крикнул он товарищам.
Охотники оторвались от моржа.
— Переждем на льдине, — спокойно ответил Утоюк.
Весенний туман в проливе подкрадывается незаметно и быстро, в какие-нибудь полчаса обволакивает всё вокруг. Находящимся на промысле вельботам приходится отстаиваться на льдинах — плавание в белесой тьме чревато опасностями: можно напороться на большую льдину.
Матлю хлопотал возле примуса. Когда чайник вскипел, он залил кипятком кастрюлю и поставил на бушующий огонь. Из кастрюли торчали ребра и куски ластов.
Туманная пелена надвигалась. Скрылись острова в проливе, подал голос нунивакский маяк, предупреждая проходящие суда об опасности. Стелющаяся мгла пожирала льдину за льдиной, и только над головами охотников ещё долго сияло солнце. Даже когда туман окутал льдину, солнце пробивалось — туман был низовой, самый коварный. Если даже поднимется ветер, его нелегко сдуть с поверхности моря, содрать со льдин.
— Жалко, — вздохнул Таю. — Придется посидеть здесь.
— Ничего, — подбодрил бригадира Утоюк. — Отдохнем немного, поедим, а тем временем Ненлюмкин осмотрит мотор — у него что-то магнето барахлит.
Морж был разделан: внутренности, которые не шли в дело, бросили в воду, а куски мяса и целиком снятую кожу вместе с жиром и бивни погрузили в вельбот.
Матлю разложил на доске вынутую из кастрюли еду и пригласил товарищей есть.
Охотники с ножами расположились вокруг доски. Матлю умел варить мясо! Куски моржатины исчезали с доски с невероятной быстротой. Насытившись, охотники обратились к объемистому чайнику, вскипевшему на неутомимом примусе.
Туман густел. Он опускался на льдину холодным сырым покрывалом, напоминая о недавно прошедшей зиме. Зябкая сырость проникала под одежду и вызывала невольную дрожь. Всё потускнело, потеряло четкие очертания, расплылось. Вельбот с середины льдины казался бесформенным белым пятном, окутанным водяной пылью. Дым из трубок и папирос тяжело падал вниз.
Таю прислушивался к надрывному вою нунивакского маяка, который через определенные промежутки времени подавал сигналы. Вдруг чуткое ухо охотника уловило чужие голоса. Они быстро приближались, сопровождаемые характерным шумом воды, падающей с лопастей весел.
— Сюда плывут, — сказал он товарищам.
Охотники затихли. Кто-то приближался из тумана к льдине.
— Тоже застряли в море, — сказал Утоюк.
— Веселее станет на льдине! — воскликнул Емрон.
— А мы всё съели и весь чай выпили — нечем будет гостей угостить, — сокрушенно произнес Матлю и заторопился: — Поставлю пока чайник.
— Эй, сюда гребите! — закричал Емрыкай, и тут охотники увидели вынырнувший из тумана нос необыкновенного судна.
Это была большая байдара, величиной почти с вельбот. Охотники, сидевшие в ней, были странно, как-то пестро одеты и все, как один, с пластмассовыми светозащитными козырьками на головах.
Волнующая догадка мелькнула в мозгу Таю: американские эскимосы!
Это были они. К льдине медленно приближалась байдара: в ней никто не греб, она двигалась по инерции. Эскимосы удивленно смотрели друг на друга. Байдара мягко коснулась носом льдины и остановилась.
Некоторое время над морем стояла тишина. Таю с бьющимся сердцем всматривался в лица. Глаза его остановились на пожилом эскимосе, сидящем у кормы. Он выглядел немного старше Таю, но в нём было что-то родное и знакомое. Сирена нунивакского маяка вывела Таю из оцепенения, и он громко позвал:
— Таграт, брат мой!
Эскимос помешкал и вдруг с каким-то необычным для человека возгласом бросился на льдину:
— Таю! Таю! Я тебя увидел!
Эскимосы попрыгали на лёд вслед за Тагратом.
Какой-то старик воскликнул, показывая на Матлю:
— Я его узнал!
— Ну, здравствуй, если узнал, — спокойно сказал Матлю, подавая руку. — Я тебя тоже где-то видел.
Эскимосы здоровались, с любопытством оглядывая друг друга.
Таю и Таграт едва сдерживали слезы и, чтобы никто им не мешал, отошли на край льдины. Они долго не могли ни слова вымолвить: между ними стояли многие годы разлуки, и нужно было прежде привыкнуть заново друг к другу, а потом уже говорить. Наконец Таграт смахнул слезу, сильно высморкался и спросил Таю:
— У тебя все живы?
— Все живы, — ответил Таю, вглядываясь в изможденное лицо брата. — Дочка выросла, работает в магазине. Амирак тоже не сидит без дела — он заведует зверофермой. А мы с Рочгыной живем вдвоем в Нуниваке.
— А где же дочка и Амирак? Разве они не с вами живут? — спросил Таграт.
— Они в соседнем селении, у чукчей. Мы тоже скоро туда переедем, — ответил Таю.
Таграт тяжело вздохнул и опустил голову.
— И вас выселяют с родного места? — грустно произнес он. — А нас ещё три года назад погнали с острова. Отвели нам песчаную косу у мыса: ни воды, ни защиты от ветров… Зверя распугали — у наших берегов ни моржа, ни кита, ни нерпы… Приходится далеко в море забираться. Вот и сегодня не рассчитали — бензина не хватило… Придется на веслах добираться до берега. Хоть был бы парус, да брезента не на что купить.
— Поможем с бензином, — успокоил брата Таю. — Я бригадир, скажу мотористу, чтобы поделился с вами.
— Ты хозяин вельбота? — удивленно спросил Таграт. Он уважительно оглядел брата. — Тебе повезло.
— Не хозяин я, — усмехнулся Таю, — а бригадир. Долго объяснять, что это такое, — ты ведь из другого мира пришел. Чтобы ты понял, хоть младшую школу политграмоты надо пройти.
— Неграмотный я, — с горечью признался Таграт.
— Пойдем к товарищам, — сказал Таю.
У Таю было странное чувство. Он рассказал свои новости, но расспрашивать брата ему почему-то не хотелось. Таю примерно представлял, как живет брат. Зачем Таграту лишний раз напоминать о той ошибке, которую он сделал много лет назад? Что бы ещё сказать брату? Нехорошо молчать — ведь столько лет не виделись.
— Значит, выселили вас с острова, — задумчиво произнес Таю.
— Да, — кивнул Таграт. — И вас тоже выселяют? Ты говорил…
— Не понял ты меня, брат, — ответил Таю. — Мы добровольно переселяемся в соседний колхоз, который называется «Ленинский путь».
— Слышал я о Ленине, — произнес Таграт. — Разве он знаток дорог?
— «Ленинский путь» — значит им указанный путь жизни, учение, как нужно жить, — подыскивая слова, популярно разъяснял Таю. — Этим путем живут все народы нашего Советского Союза. Мы переезжаем в этот колхоз, потому что хотим жить по-настоящему, в хороших домах. Ты, Таграт, сам знаешь, в нашем Нуниваке хороший дом не построишь, его сдует в море, как домик американского торговца.