Страница 5 из 27
И вдруг его осенило! Всё гениальное просто — как он мог забыть о нём! Сириус! Гарри вскочил с постели и бегом кинулся к письменному столу. Схватив кусочек пергамента и, окунув орлиное перо в чернила, он написал: — Дорогой Сириус! — Гарри на минутку задумался о том, как получше объяснить Сириусу, что произошло. Надо же, как же он сразу не подумал о Сириусе, но, с другой стороны, нечему было удивляться, ведь он узнал о том, что Сириус — его крёстный всего лишь два месяца назад. Сириус вошёл в жизнь Гарри совсем недавно потому, что много лет назад его заключили в страшную тюрьму волшебников, под названием Азкабан, за преступление, которого он не совершал. Надзирателями в Азкабане служили жуткие существа, которые назывались Дементорами. Безглазые и высасывающие душу дьявольские создания явились в Хогвартс в поисках Сириуса, которому удалось сбежать из Азкабана. Убийства, в которых обвинили Сириуса, на самом деле совершил сторонник Волдеморта по имени Червехвост, которого все считали погибшим. Гарри, Рон и Гермиона обнаружили, что Червехвост на самом деле жив и здоров, когда столкнулись с ним лицом к лицу в прошлом году, но никто, кроме профессора Дамблдора, не поверил им.
В течение одного целого прекрасного, чудесного, изумительного часа Гарри думал, что ему уже никогда не придётся возвращаться к Дёрсли, потому что Сириус предложил Гарри поселиться с ним, как только он вернет себе честное имя. Но прекрасная мечта ускользнула от него вместе со сбежавшим Червехвостом, которого они собирались доставить в Министерство Магии, и Сириусу пришлось спасаться бегством. Гарри помог ему ускользнуть верхом на гиппогрифе по имени Конклюв, и с тех пор Сириус где-то скрывался. Мысль о доме, которого его лишил сбежавший Червехвост, всё лето преследовала Гарри. Возвращение в семейство Дёрсли оказалось для него вдвойне тяжёлым, ведь он почти что избавился от них навсегда.
Но даже издалека Сириус смог оказать Гарри кое-какую помощь. Благодаря Сириусу ему разрешили держать в комнате школьные вещи. До Сириуса такой роскоши Гарри не позволялось. Раньше, во время летних каникул, Дёрсли запирали его чемодан в чулане под лестницей, чтобы насолить ему, а также из страха перед его магическими силами. Но, после того как Гарри известил их, что его крестный отец — опасный преступник, их отношение к Гарри резко изменилось. Конечно, он «позабыл» сообщить им, что Сириус не совершал убийств, в которых его обвиняли.
С тех пор, как Гарри прибыл из школы на каникулы к Дёрсли, он получил от Сириуса два письма. Оба письма принесли не совы (как было принято у волшебников), а большие разноцветные тропические птицы. Хедвига неодобрительно косилась на этих вторженцев с кричащим оперением; она с большой неохотой позволила им напиться воды из своего блюдца перед отлётом назад. Гарри же они понравились. Он невольно представил себе белый песок и пальмы… Он надеялся, что Сириусу, где бы он ни был (о чём Сириус никогда не упоминал на тот случай, если письма перехватят), было хорошо. Гарри не представлял себе, чтобы Дементоры могли долго продержаться под ярким солнечным светом, может именно поэтому Сириус уехал на юг. По письмам (которые Гарри спрятал под отщеплённую от пола половицу под кроватью) можно было полагать, что Сириус пребывает в хорошем расположении духа. В обоих письмах он напоминал Гарри обязательно обратиться к нему за помощью, если таковая потребуется. И сейчас Гарри действительно нужна была помощь…
Казалось, свет настольной лампы тускнел, уступая холодному серому рассвету, медленно просачивающемуся в спальню. Когда взошло солнце, и стены комнаты озарились золотыми лучами, когда зашевелились в своей спальне тётя Петуния и дядя Вернон, Гарри бросил в мусор горстку скомканных листков пергамента и перечитал законченное письмо:
«Дорогой Сириус!
Спасибо тебе за твоё письмо. Птица была такой огромной, что еле-еле протиснулась в моё окно.
У меня всё без перемен. Диета на Дадли почти не сказывается. Вчера тётя поймала его с пончиками, которые он пытался пронести в свою комнату. Ему пригрозили, что не будут давать карманных денег, если ещё раз поймают его с поличным. Он разозлился и швырнул в окно свой PlayStation. Это такая штука, типа компьютера, на которой играют в электронные игры. Глупо, вообще-то. Теперь он даже не может поиграть в «Мега-Расчленение Часть Третья», чтобы отвлечься от своих проблем.
Меня не трогают, главным образом потому, что Дёрсли боятся, что, если я попрошу тебя, ты появишься и превратишь их в летучих мышей.
Хотя сегодня с утра случилась странная вещь. У меня опять заболел шрам. В прошлый раз он болел, когда Волдеморт был в Хогвартсе. Но я не думаю, что он может быть где-нибудь поблизости. Ты случайно не знаешь, болят ли иногда шрамы от проклятий спустя много лет?
Я пошлю письмо с Хедвигой, когда она вернётся с охоты. Передай от меня привет Конклюву.
Гарри»
Да, подумал, Гарри, вроде ничего. Ни к чему рассказывать ему об этом сне. Пусть не думает, что меня это очень волнует.
Он свернул пергамент и положил его на письменный стол, чтобы отправить письмо с Хедвигой, как только она вернётся. Потом он поднялся со стула, потянулся, снова открыл шкаф и, не взглянув на себя в зеркало, начал одеваться к завтраку.
03. Приглашение
Когда Гарри появился на кухне, семейство Дёрсли уже сидело за столом. Ни один из них не поднял глаз, когда он вошёл и уселся на стул. Большое красное лицо дяди Вернона загораживал утренний выпуск газеты «Дэйли Мэйл», а тётя Петуния, поджав губы, разрезала грейпфрут на четыре части.
Дадли сидел злой и надутый, и, казалось, сегодня он занимал даже больше места, чем обычно. Это было трудно представить, так как он всегда занимал целую сторону квадратного кухонного стола. Когда тётя Петуния положила на тарелку Дадли четвертинку грейпфрута без сахара, проговорив дрожащим голосом: «Приятного аппетита, Дадлюшенька», Дадли одарил её злобным взглядом. Его жизнь значительно ухудшилась после того, как он приехал домой на летние каникулы и преподнёс родителям свой годовой табель.
Дядя Вернон и тётя Петуния, как обычно, умудрились найти оправдание плохим отметкам Дадли. Тётя Петуния как всегда настаивала, что Дадли необыкновенно талантливый ребёнок, но учителя его не оценили, а дядя Вернон утверждал, что «всё равно не хотел иметь в сыновьях зубрилу и хлюпика». Они таким же образом прошлись по жалобам о том, что Дадли задирает других детей. — «Да, он любит иногда пошалить, но ведь он же и мухи не обидит!» — слезливо провозгласила тётя Петуния.
Однако в самом конце табеля школьная медсестра написала несколько осторожных слов, которые даже дядя Вернон и тётя Петуния не могли проигнорировать. И сколько бы тётя Петуния ни выла о том, что у Дадли широкая кость, что его килограммы были не чем иным, как «детской пухлостью» и, что растущему мальчику необходимо хорошо питаться, факт оставался фактом: магазины, торгующие школьной формой, не продавали бриджей его размера. Глаза школьной медсестры заметили то, что отказывались видеть проницательные глазки тёти Петунии (немедленно замечающие отпечатки пальцев на блистающих чистотой стенах её дома, и всё происходящие за соседскими изгородями): Дадли не только не нуждался в усиленном питании, а, напротив, — по весу и ширине он достиг размеров молодого кита.
Итак, после криков и рыданий, после ссор, от которых сотрясались стены в комнате Гарри, после потоков слёз, пролитых тётей Петунией, начался новый режим. Листок с диетой, предписанной медсестрой Смелтингс, повесили на холодильник, из которого выбросили всю любимую еду Дадли (газированные напитки и пирожные, шоколадные батончики и котлеты) и наполнили фруктами, овощами и прочими продуктами, которые дядя Вернон именовал не иначе, как «кормом для кроликов». Чтобы Дадли не чувствовал себя одиноко, тётя Петуния посадила на диету всю семью. И сейчас она положила перед Гарри четвертушку грейпфрута несколько более миниатюрную, чем четвертушка Дадли. Тётя Петуния решила морально подбодрить Дадли, давая ему большую, чем Гарри порцию.